Попрощавшись и пообещав форсировать ситуацию, она забралась в ванну. Вытянувшись в теплой душистой воде, расслабленно закрыла глаза. Прошедший день казался невероятно длинным, из него легко можно было сделать два обычных. Он распадался на две части – привычную, московскую, и подмосковную, где все было тайной, заманчивой и пугающей. «Но разве я испугалась? – удивилась она слову, случайно пришедшему на ум. – Нет! Разве что под конец, когда уходила… Хотя, как раз тогда пугаться было некого. Просто все в целом действовало… И эти чучела зверей внизу! Среди них себя ощущаешь жертвой таксидермиста!»
«Кто ее муж? Пожалуй, это важнее всего, и Ярослав со мной согласен. Чем он занимается? Горничная говорит, работоголик, не обращает внимания на быт. Таких легче легкого обвести вокруг пальца всяким проходимцам. Этот психиатр предложил снять с его плеч все заботы о больной жене, замаскировав от окружающих ее состояние… И муж с радостью согласился! Уверена, он считает, что ему крупно повезло, и ни за что не согласится ссориться с психиатром. А тот, конечно, поставил условие, что других врачей к больной не допустят».
Ника ушла под воду с головой и полежала так некоторое время, слушая глухой шум в ушах.
«Чем больше думаю обо всем этом, тем ужаснее все кажется. Замкнутый круг. А как его прорвать? Наташа любит эту несчастную женщину, она добрая, решительная, трусостью в жизни не страдала, но и она стоит на том, что другие врачи не нужны! Вопрос номер два: кто таков на самом деле этот роковой Генрих? Лучше свести его с Ярославом, он разберется, с кем имеет дело!»
Ника вынырнула, торопливо вымыла голову и встала под душ. Домашние дела требовали ее участия, но весь вечер, стирая белье, стоя у раковины, у плиты, она думала о женщине, спрятанной от мира в загородном особняке, среди вековых сосен. Она видела, как сгущаются сумерки вокруг неприветливого красного дома, зажигаются окна в мансарде, слышала, как ровно шумят деревья, окружившие дом. Зажглись фонари на чугунных столбах, и на веранду с бокалом коктейля вышла высокая светловолосая женщина, уже нетвердо стоящая на ногах. Свет фонаря упал сверху на грубоватое лицо Натальи, и это видение было таким необъяснимо четким, что Ника застыла с ложкой в руке, забыв попробовать сваренный суп.
– Так и будешь дуться? – донесся до нее голос мужа, будто издалека. – Я спрашиваю, будешь играть в молчанку? Из-за чепухи!
– Для меня это было работой, – сдержанно ответила она. – Если будешь смотреть телевизор, сделай потише, я ложусь спать.
Она быстро улеглась в постель, и лежа в темноте, слабо разбавленной светом ночника, снова попыталась представить особняк среди сосен. Теперь она не видела на веранде женской фигуры, все фонари, кроме одного, погасли, окна в мансарде были темны. Усиливался ветер, сосны шумели мощно и ровно, послышались первые шлепки крупных капель по вымощенной дорожке – начинался дождь. Здесь, в Москве, за окном ее комнаты стояла тихая ясная ночь, но за городом – Ника была уверена – уже вовсю шел дождь. Ее вдруг потянуло туда, потянуло с такой силой, будто здесь ее ничто не удерживало, будто здесь не было ничего дорогого, ничего своего. Это чувство было настолько сильным и пугающим, что она вскочила и босиком подошла к кроватке, где спал сын. Алеша дышал спокойно и ровно, с забавной важностью оттопырив нижнюю губу и слегка хмурясь во сне. Ника склонилась, осторожно поправила одеяло, и на цыпочках вернулась в постель. С кухни доносились приглушенные звуки телевизора – муж смотрел футбол. Она впервые легла спать, не пожелав мужу спокойной ночи, и это вовсе ее не мучило, не тревожило. «Неужели я изменилась? – спросила она себя, проваливаясь в сон. – Можно измениться за день?»
Ника уснула, не ответив себе на этот вопрос, и уже не слышала, как в комнату вошел муж. Он остановился у постели и некоторое время стоял над изголовьем, вглядываясь в лицо спящей жены. Только что, ища у нее в сумке таблетки от головной боли (Ника всегда носила их с собой), он наткнулся на цифровой фотоаппарат. Находка насторожила и озадачила его – жена никогда не фотографировала сама, при ее офисной работе это было лишним. Ника никогда не мечтала заниматься журналистскими расследованиями. Он всегда знал, во сколько она вернется домой. Жена была предсказуема, надежна, проста, как и вся их жизнь, налаженная методом взаимных уступок. Эта жизнь совершенно устраивала Олега, и как он думал до сегодняшнего дня, Нику тоже… И вдруг – ее внезапный бунт, беспочвенный, вздорный…
– Ты всерьез решила поссориться? – тихо спросил он, склоняясь над спящей женой.
Ответа не было.
* * *
Свет единственного зажженного фонаря не достигал веранды, окна охотничьей гостиной были темны, и женщина в мокром дождевике, взбежавшая на крыльцо, резко вскрикнула, чуть не столкнувшись с высокой фигурой, преградившей ей путь.
– А-а-ах! – она отшатнулась и едва не упала со ступенек.
– Тише! – женским голосом шикнула напугавшая ее фигура. – Ксению разбудишь.
– Это ты! – отрывисто выдохнула Ольга, отбрасывая на спину полиэтиленовый капюшон и поднимаясь на веранду. – Зажгла бы свет! У меня чуть сердце не оборвалось!
– А кого ты ожидала увидеть? – Наталья фыркнула. – В доме ты да я, да куча кошек… Ну и Ксения, конечно. Забор надежный, охрана не спит, мы здесь, как в сейфе! Нервы разгулялись, что ли?
– Можно подумать, ты спокойна! – огрызнулась Ольга, освобождаясь от дождевика и вешая его на перила веранды. – Смотри, какой дождь припустил! Наверное, начальство сегодня не приедет. Я спрашивала на вахте, им никто не звонил.
– Кому они тут нужны?
– Тебе точно, не нужны! – язвительно заметила горничная. – В таком виде лучше им на глаза не попадаться!
– А что они мне сделают? – в голосе Натальи зазвенел лихой пьяный вызов. – Уволят?
Она засмеялась и выставив руки под дождь, набрала в ладони воды. Плеснув ею в разгоряченное лицо, женщина заговорила спокойнее:
– Они отлично знают, что тогда устроит Ксения, так что мне на их ругань – тьфу!
– А на себя тоже – тьфу? – укоризненно ответила Ольга. – Послушай, это происходит на моих глазах уже пятый год! Ты спиваешься!
– Глупости! – Наталья тряхнула мокрыми волосами. – Пара коктейлей от скуки, это не называется…
– Не пара!
– Ты считаешь?
– Да! От скуки! – парировала Ольга. – И честно тебе скажу, я давно уже гадаю, кто из вас двоих первой финиширует – ты или Ксения!
– Что ты имеешь в виду? – голос Натальи заметно сел, то ли от волнения, то ли от сырости.
– Иногда мне кажется, что сумасшедшая – ты, и кончится тем, что тебя упекут в дурку!
– Бред! – та окончательно протрезвела. Протянув руку, нащупала на стене выключатель, и под сводами веранды зажегся розовый фонарь, свисающий на длинной бронзовой цепи. – Иди к себе, не зли меня!
– А ты не приказывай! – резко ответила горничная. – Тебе, конечно, разрешено все, но ты здесь не хозяйка! Ты кукла, вот кто! – Ольга повысила голос. – И пьешь потому, что знаешь это! И хотя твердишь на всех углах, что любишь Ксению, сама ненавидишь ее!
– Врешь! – вскрикнула Наталья. Голос внезапно сорвался, и она хрипло докончила: – Ты завидуешь, и все!
– Чему? – с деланной жалостью ответила та. Ольга держалась спокойно, явно наслаждаясь бессильной злобой противницы. – Посмотри, что с тобой стало за пять лет! Я помню, какая ты пришла, а вот какой ты уйдешь, если вообще уйдешь? Ты же стала ее тенью! Ты без нее никто!
– Неправда! – прохрипела Наталья. – Уйду, когда захочу!
– И поедешь в свою однокомнатную квартиру в Королёве? И будешь проедать сбережения? То есть, пропивать, – беспощадно уточнила Ольга. – Да ты там и дня не выдержишь, запросишься назад!
Повисла пауза, во время которой слышался только ровный шум дождя, да тяжелое дыхание Натальи.
– Думай лучше о себе, – наконец, посоветовала она. – Мы тут все в одной лодке.
– Не совсем! – не сдалась Ольга. – Я-то работаю. Мне все равно, за кем убирать – за банкиршей, за актрисой, за сумасшедшей… Грязь везде одна и та же. Я продаю свои руки, а ты?
– Да что на тебя нашло? Пять лет молчала, и вдруг заговорила!
– Слишком долго молчала! Не знаю, как ты, а я точно уволюсь! Ненавижу этот дом! Мне все кажется, что кто-то бегает по темным комнатам, и прячется, как только включишь свет… И знаю ведь, что это кошки, а мне все чудится, будто кто-то другой!
– Ну, и кто из нас сходит с ума? – поинтересовалась Наталья. Она хотела прибавить что-то еще, но в этот миг обе женщины разом обернулись в сторону парка. Оттуда послышался шум, которого они в пылу ссоры не заметили. В свете фонаря мелькнула небольшая машина, показавшаяся черной, скрылась за углом дома. Шум мотора стих, громко хлопнула дверца, женщины переглянулись.
– Генрих!
– Наконец-то! – Ольга перекрестилась. – Беги к нему, скажи, чтоб сразу шел наверх!
– А куда он пошел, по-твоему? С бокового входа – прямо в мансарду. Наверное, Михаил Юрьевич его вызвонил.
Недавние враги, разом сплотившись, приняли заговорщицкий тон. Они перешли в гостиную, где Ольга сразу принялась разжигать камин. Наталья, устроившись в кресле и утопив ноги в меху медвежьей шкуры, мстительно заметила, что она бы ни за какие деньги не стала изображать Золушку ради того, чтобы Генрих смог выкурить свою электронную трубочку, сидя у огня. Ольга не обиделась.
– Мы все здесь кого-нибудь изображаем за деньги. Впервые об этом задумалась?
– Ты ведь пошутила, когда сказала, что уволишься? – Наталья встала и подошла к камину. Огонь уже разгорелся, и Ольга, сидя на корточках, осторожно шевелила дрова кочергой. – Ты ведь не уйдешь?
Ольга подтолкнула вглубь камина крупное полено, по коре которого уже начинали бегать искры. Покачала головой:
– Уйду. Я служила тут слишком долго, мне все опротивело. Могу сорваться, нахамить. Честно говоря, я уже нашла другое место. В другом конце области, далеко отсюда. Я и искала подальше! – вырвалось у нее. – Страшно здесь!