Трансформация чувств
Мать собиралась на рынок. Они с Галей задумали лепить вареники с вишней. Лялька любила южные базары: благоухание свежих овощей и фруктов, спелых, согретых солнцем, взращенных землей – жирной, плодородной, теплой. Не то что на севере – жалкие подачки: даже дарами не назовешь. Здесь во всем чувствовался вкус жизни, щедрость матери-земли, дары природы.
Купили огромные, с две ладони, томаты, пузатенькие игольчатые огурчики, ароматную зелень и сладкий красный лук.
– Ну просто натюрморт какой-то! – восхищалась мать, складывая все в корзину. – Ляль, вон там вишни купи – и пойдем.
Лялька подошла к старушкам и стала пробовать сочные бордовые ягоды.
– Тебе покислее или послаще, касатка?
– Мне на вареники.
– Бери послаще и покрупнее. Легче чистить, и соку поменьше. Вот эти попробуй-ка…
Лялька кивнула, и старушка стала накладывать спелые сочные ягоды большими пригоршнями. Девушка протянула деньги на ладони, но старуха не торопилась их брать. Уставившись на Лялькину ладонь, она будто окаменела.
– Все верно? – уже засомневалась Лялька.
– Да, родимая, все-то верно… Только руки-то у тебя в крови.
Лялька посмотрела и засмеялась:
– Да это же вишня! Это сок вишни!
– Ну да… Так бери, денег не надо…
Лялька пожала плечами, взяла пакет и пошла. Старуха посмотрела ей вслед и глубоко вздохнула.
Закрутилась студенческая жизнь. Новые эмоции, впечатления, знакомства – все, как ожидала Лялька. Она старалась все сделать на отлично, сразу стремилась быть лучшей во всем, даже в быту. Порядок на столе – порядок в голове.
Комнату делили на двоих с девочкой с лечфака. Соседку звали Татьяной, и она была уже на третьем курсе. Целыми днями учила фармакологию и, как настоящий будущий врач, проверяла действие лекарств на себе. Лялька смотрела на нее с восхищением.
– Первый курс, Ляль, – самый сложный. Выучишь латынь – значит, продержишься.
Лялька исписывала все свое тело, а точнее – его части, латинскими словами.
– Brachi, cheiro, dactylo, – выписывая шариковой ручкой, бубнила она.
– Ага, – ухмылялась Танька. – А внутри как подпишешь? Например, склеру глазного яблока или зрачок?
Лялька всерьез задумалась. Через минуту она закрыла один глаз и написала перед зеркалом: pupilla Iris.
Танька покрутила у виска и уткнулась в «фарму».
– Ты так выглядишь, как будто пару лет провела на зоне.
– Ничего, завтра отмоюсь! Зато я уже все тело выучила. – Лялька гордо запрокинула голову: на шее показалась надпись collum.
Наступил декабрь: снежный, морозный, хрустящий. Ясное солнце слепило глаза, снежинки не таяли на ресницах. Лялька приехала из дома утренней электричкой. Мать надавала ей гостинцев и всякой всячины впрок. Лялька не сопротивлялась: есть хотелось всегда и всем, ничего не пропадало.
Ей надо было поскорее вернуться в общагу – дома она совершенно расслаблялась, растекалась по кровати или закидывала ноги на стенку и смотрела в потолок: учить не получалось. Мозг отказывался включаться в работу. В общаге, в этой спартанской комнате она, напротив, собиралась и сосредотачивалась. Здесь ничего не отвлекало. Все было аскетично и привычно для учебы. На стене висел плакат кровавого человека с цифрами и оторванная от учебного макета рука скелета, которая угрожающе свисала с полки. Рука была приспособлена для включения и выключения света, служила продолжением собственной. С ее помощью легко было дотянуться до выключателя, не вставая с кровати.
В комнату уже проникали солнечные лучи, и Танька еще нежилась в теплой постели, наслаждаясь законным выходным.
– Подъем! Обход! – заголосила Лялька. – Вставай, а то все вкусное проспишь! Мама пирожков на месяц напекла.
Татьяна открыла глаз и вздохнула:
– Как же хорошо было без тебя… О господи, началось… – Она села на кровати, сунула ноги в тапки и улыбнулась.
Тане нравилась Лялька, ее неуклюжесть, еще детская суетливость, напрасное беспокойство и даже наивность. «К третьему курсу пройдет», – всегда заключала она.
У Олега все было неплохо. Маэстро немного помотал нервы, повысив ежемесячную плату за «крышу», но было вполне сносно. Выжить можно. Олег Ляльку не забывал – наоборот, все искал момент и предлог, чтобы с ней встретиться, но в Бердск Лялька приезжала на день-два, а потом обратно – в Новосиб. Они ни разу не пересеклись.
Шура пришла с дежурства. Ноги гудели, глаза не видели. В ночь привезли двух тяжелых после ДТП, пришлось повозиться…
Она приняла душ, зашторила окна и зарылась в постель. На лице блуждала усталая улыбка. Шура закрыла глаза и провалилась в сон.
Ее разбудил настойчивый звонок в дверь. Секунду-другую женщина соображала, а затем, глянув на часы, поняла, что день в самом разгаре, и прийти могла соседка или кто-то другой. Накинув старенький халат, она качающейся походкой побрела к двери.
На пороге стоял Олег. В руке он держал большую круглую коробку с тортом.
– Здрасьте! – сказал он, откашлявшись. – А Оля дома?
Шура не могла вспомнить, где его видела.
– Лялечка учится в Новосибирске, живет в общежитии. Домой приезжает на денек-другой. А вы кто?
– Я Олег.
– А-а-а… Вспомнила! – И Шура улыбнулась.
– А дайте адрес, пожалуйста!
– Так вы же председатель жюри «А ну-ка, девушки!». Что же вы, адреса не знаете?
Олег смутился.
– Это вам, – он протянул ей торт и легко сбежал по ступенькам. – Я еще приду, и не раз!
– Да-а-а, знаем таких… – тихо пробурчала Шура, посмотрела на торт и подумала, кому звонить и звать на помощь.
* * *Олег сел в машину и хлопнул себя по лбу:
– Вот тупица! В Новосибирске один мединститут, у него одна общага. Чтобы найти ее, понадобится десять минут.
Минут через сорок Олег был в Новосибирске. Еще через некоторое время, оставив машину возле общежития, поймал на себе восхищенные взгляды девушек, разглядывавших его с любопытством. Маленькая денежка вахтерше – и он у порога Лялькиной комнаты. От встречи с ней его отделял только один стук в дверь.
– Открыто! – донеслось изнутри.
На кровати, заваленной учебниками и конспектами, не отрывая головы, сидела Лялька – и бубнила, бубнила…
– Ну? Нашла?
– Нашел, – сказал Олег.
Лялька резко обернулась от неожиданности.
– Олег?
Он стоял – такой высокий… И было так странно ей видеть его здесь.
– Как ты… Как ты меня нашел?
– Нет ничего проще, Лялечка! В Новосибирске всего один мединститут. – На нем была длинная дубленка в пол. И Олег был неотразим. – Смотри, что у меня есть! – И, распахнув полы, он вытащил букетик подснежников – нежных, бело-голубых, с яркими зелеными листочками.
Лялька замерла, словно увидела невиданное чудо.
– Как? Как такое может быть? Подснежники – в декабре?
– Много будешь знать – вырастет нос. Длинный-предлинный, как у Буратино. Чайник ставь!
Лялька засуетилась.
Потом они пили чай и болтали, а она все смотрела на эти чудо-подснежники в декабре. Для нее!
Олег приезжал регулярно. Сначала Лялька смущалась, а потом стала ждать его каждый вечер, мечтая, чтобы он пришел, и надеясь, что не придет. Он нарушил ее покой, ее размеренную жизнь. Поначалу Лялька психовала, что не сдаст зачеты и экзамены, но, на удивление, все шло гладко. Вытягивая билеты, она волновалась, но садилась за стол и писала все как по маслу, словно ей кто-то надиктовывал, нашептывал, начитывал. Каждый сданный экзамен отмечали с размахом. «Обмывали», – так говорил Олег.
Он приглашал ее встречать Новый год в ресторане, но Лялька наотрез отказалась: сказала, что будет с мамой, а наутро вернется в общагу – экзамены на носу. Тогда он предложил отвезти ее домой.
Перед подъездом Олег открыл бутылку шампанского. Пили из одноразовых стаканчиков.
– Ну, давай хоть с наступающим?
– Давай!
– Только, чур, до дна!
– Не могу. Пузырьки – прямо в нос.
Олег нетерпеливо ждал.
– Что это? – вскрикнула Лялька и вытащила изо рта кольцо.
– Выходи за меня, Ляль! Я люблю тебя.
– Да… – растерялась Лялька. – Да мы даже не целовались ни разу!
– А мы это вмиг исправим. – Олег привлек к себе не ожидавшую такого Ляльку и поцеловал. Нежно, долго, как-то по-родному, словно они целовались уже сто раз, а не впервые.
Ляльке казалось, что она улетела к звездам и больше не вернется.
– Ну, а теперь?
Она помнила, что что-то не так, но что – не могла вспомнить.
– Слушай, слушай… – искала она мысли. – А-а-а, вспомнила! – с ужасом вскрикнула она и отскочила.
– Я ведь забыла совсем с экзаменами этими и вообще… Ты же женат!
Олег расхохотался:
– Да не женат я! То есть женат, но формально… Я ей слово дал, чтобы разговоров не было. Я же объяснял тебе, – нетерпеливо сказал Олег шутя встряхнув Ляльку за плечи. – Вот она родит в феврале – и все. Дам ребенку фамилию – и точка! Точно говорю. Ну, хочешь – к ней пойдем? Хочешь? Она тебе сама все расскажет, что это чисто для родителей.
– Знаешь, что?
– Что?
– Вот разведешься – тогда и приходи с предложением. А то ишь, султан! Гарем у него! Пока одна беременная, он другой предложение делает!
– Ляль, постой!
Но девушка уже засеменила к подъезду. Тут она обернулась, подошла к Олегу, взяла его руку и вложила в ладонь кольцо. Только сейчас, при свете фонаря, она смогла его разглядеть: кольцо было в виде сердца, а в середине – прозрачный камень, видимо, бриллиант. Ляльке очень хотелось взять его, а еще лучше – сразу надеть. Поцеловать Олега и послать все принципы куда подальше. Но она знала, что так нельзя: никто не поймет – ни мама, ни кто-то еще. Ей очень хотелось верить Олегу. Очень! Но пусть все закончит, и тогда будет ясно, правда это или нет.
Лялька успешно сдала сессию и уехала на каникулы к маме. Спать, есть, смотреть телик – боже, какое счастье! Иногда выходили с Иркой в кино или кафе. Лялька выключила мозг и отдыхала. Про Олега ничего не говорила – не хотела никаких обсуждений и сплетен. Собственно говоря, это ее личная жизнь, и она не обязана никому ничего докладывать.
Безжалостно утекали последние дни каникул. Ира потащила подругу в универмаг, точнее – в его подвал. Там кооперативщики «выбрасывали» джинсы – почти «фирму». Стояли жуткие морозы, и девчонки зарылись в шарфы по самые ресницы. У черного входа в универмаг стоял «свой человек», который знал, кого можно впускать. Своих и «завсегдатых» знали в лицо, так что Ирка просто приоткрыла шарф, захлопала глазами, и они без слов прошмыгнули вниз по ступенькам.
В подвале было тепло. Всюду стояли тюки с вещами, и несколько человек уже примеряли на себя «фирму», крутясь перед куском ржавого зеркала.
– Ну, вам какие размеры? Завтра съезжаем, надо еще других одевать.
Тут же на Ляльку полетели шуршащие пакеты, и ее почти завалило.
– Мадам, прошу прощения! Примеряйте все сразу.
– Ир, пошли, а? – умоляюще посмотрела на подругу Лялька.
– С ума сошла? – Ира порылась в горе и нашла нужный размер. Затем вытянула и саму Ляльку. – Мерь давай. Я прикрою.
Лялька послушно задрала теплую юбку и надела джинсы, которые соблазнительно обтянули ее фигуру, стройные ноги и упругую попу. Лялька покрутилась, пытаясь рассмотреть себя со всех сторон.
– Дарю! – На пороге, сложив руки на груди, стоял Маэстро и довольно откровенно пялился на Лялькин зад.
– Спасибо. У меня стипендия – я сама оплачу.
– Стипендия – это звучит гордо! А где моя стипендия? А? – И он, довольно хмыкнув, взял в руки увесистый пакет с купюрами. – Вот это стипендия. Пошли гулять? Я угощаю и дарю вам по джинсе.
– Ну тебе жалко, что ли? Ни себе, ни людям… – шипела Ира. – Отвалится от тебя кусок, что ли? Пошли посидим, а завтра уедешь в свой Новосиб. – И она умоляюще сложила руки.
– Ладно.
– Я польщен, – поклонился Маэстро.
Пошли в «Рандеву» – местный шикардос с хорошей кухней. Лялька была голодна и засмущалась этого, а кавалер не скупился – хотел сразить. Ирка кокетничала и была готова на все, причем без всяких условностей. Но Маэстро не интересовала столь легкая добыча, и он смотрел на Ляльку с неприкрытой откровенностью. Та легко прочла это по бегущей строке на лбу, но повода не давала. Просто ела, потому что была голодна. Сам пригласил, в конце концов!
– Если подстрелят, по ноль-три хоть приедешь?
– Конечно! Только ты прямо так и скажи: «Хочу только Морозову, студентку первого курса…»
– Бессердечные вы! – И Маэстро грустно, с тоской в глазах закинул рюмку.
– А ты Олега давно видел? – как бы равнодушно и между прочим обронила Ольга.
– Олега? Да он женатый человек, на тусовки не ходит. Жена же родить должна! Нет, не видел давно…
Лялька пожала плечами, но в горле встал ком. Она попыталась запить его бокалом вина, ком все равно не проходил.
– Я хочу домой.
На следующий день Лялька собиралась в общагу. Выйдя из подъезда, она уткнулась лицом в грудь Маэстро. Он молча взял ее сумку и закинул на сиденье автомобиля. Потом резко притянул девушку за плечи и поцеловал. Лялька получила ожог. От Маэстро пахло невыветрившимся алкоголем и наглостью.
По трассе ехали молча. Маэстро вел машину уверенно и дерзко. Вел, как ощущал себя: хозяин новой жизни – пока без правил, уставов и морали. Они сами пишут законы и сами диктуют времени свои условия. Кто не принимает, тот вне игры. А значит, вне самой жизни. Не обессудьте.
А Олег и вправду пропал… Лялька думала ему позвонить, но запретила себе. Значит, все не так, как он говорил. Значит, все в полном порядке. Может, поначалу испугался семейной жизни, а потом одумался. А она – Лялька – так, прощай холостяцкая жизнь, последний привет. Щемило сердце, и душила тоска, но надо забывать. Надо.
Маэстро приезжал почти каждый день. С фанатичным постоянством. Он привык владеть всем, что ему нравилось. И Лялька привыкла: к дорогим духам, подаркам, икре и шампанскому. Привыкла к ночным ресторанчикам и веселым компаниям. Учебу не то чтобы забросила, но выезжала за счет былого упорства. Немного «съехала», но вполне себе успевала.
Маэстро ходил гордо, подняв голову. У него телка – доктор! Это вам не шалава в сауне. И он это понимал. Не знал, как подступиться. Тело изнывало от желания. Кроме отвязных поцелуев при всех – ну, чтобы ничего не подумали, – идти дальше не смел.
Это случилось в начале марта. Пригласили на чью-то дачу. Лялька отнекивалась, как могла, но Маэстро обещал, что даст порулить. Дача была старой, но добротной, из толстого бруса. Находилась на окраине поселка.
Еще лежал снег, и проехать было невозможно. Все побросали машины как попало и пошли в дом, по колено утопая в сугробах. Лялька всех знала. Посидели, выпили.
– А что там про Олега? Кто родился? – как бы невзначай спросил Маэстро.
– Да пацан, говорят.
Лялька вздрогнула. Она была уставшей. Без слов поднялась на второй этаж. «Ну, вот и все. Пацан у него… Значит, так и надо. Значит, все правильно».
Наверху было тепло, тихо и пахло чем-то знакомым, словно из детства. Лялька увидела в крайней комнате топчан, обрадовалась и прилегла. В окно светила огромная луна. Снизу доносились обрывки разговоров и смеха. Лялька накрылась своей шалью и уютно устроила тело. Еще подумала, что надо заканчивать со всей этой историей, пока не «скатилась» в учебе. Да и мама чтобы не узнала.
Кто этот Маэстро? И что она с ним забыла? Ну, показал красивую жизнь – и хватит. Не умрет она без икры и шампанского! Да и Маэстро – не Олег. «Олег…» – заныло в груди.
На лестнице послышались тихие шаги. Скрип ступеней.
– Лялечка-а-а… Ля-а-аль… – тихо позвал Маэстро.
Ольга притаилась. Он толкнул дверь и странно посмотрел. В один миг, быстро, словно дикое животное, он накинулся на нее. Началась какая-то бестолковая безмолвная возня. Маэстро закрыл ей рот ладонью, а потом стал целовать и кусать с такой страстью, что Лялька обмякла. Она боялась пошевельнуться и только чувствовала, как по ее телу струится не кровь, а кипяток. Кипяток проник уже в мозг и обмывал каждую клеточку.
Вдруг Лялька почувствовала, как больно что-то вонзилось в нее. А потом еще и еще. И как ее грудь оказалась обнаженной, и бесцеремонно умело и нагло ее терзали грубые мужские руки.
– Лялечка-а-а… Ляля… – тихо обжигал он ее ухо.
Лялька смотрела в окно широко открытыми глазами. «Оказывается, вот так это бывает в первый раз», – думала она.
Луна словно выглядывала из-за плотной шторы облаков. Точнее, подглядывала. На ее полузакрытом лице застыло изумление. Потом вдруг на луну наплыли усы из белой полоски плывущего облака, затем – шляпа, а потом луна и вовсе исчезла, растворилась, как Чеширский кот. Не прощаясь, по-английски.
Лялька наотрез отказалась оставаться в доме, а Маэстро был готов выполнить любое ее желание. Чего уж там – до общаги подбросить!
У нее на душе было странно. Где-то внутри болело – между желудком и позвоночником. Лялька с трудом терпела боль: делала вид, что дремлет, но та нарастала и, казалось, вот-вот разорвет ее изнутри.
Как же Лялька обрадовалась, когда увидела знакомый корпус общаги! Вылетела, словно ошпаренная, добежала до комнаты, закрылась на ключ и разрыдалась в голос.
Какое счастье, что сегодня в комнате она ночевала одна. Как необходимо было ей это одиночество!
Маэстро, было, окликнул ее, но какой там! Довольный и гордый сел он в машину, закурил и зажмурился от удовольствия. Хмель приятно стелил туман в голове, а на губах был запах Лялькиного тела: молодого, чистого, нетронутого. Это он, Маэстро, нашел себе такую Лялечку, отобрал, добыл, отвоевал у Олега. Это он придумал, как. Он – герой и победитель. И он женится на ней, потому что у него есть понятия. Потому что он, Маэстро, – не какой-нибудь гопник, а начинающий бизнесмен и крутой парень. Он ходит по земле, и поэтому она крутится. И так будет всегда. «Лялечка… Лялечка… Девочка моя…» – думал Маэстро.
С этого самого дня Лялька избегала Маэстро, как могла. Пряталась в соседских комнатах, допоздна засиживалась в институтской библиотеке. Впрочем, это пошло ей на пользу. Она заметно «подтянулась» в учебе и даже с облегчением подумала, что рассчиталась таким образом за все гулянки, шампанское, дискотеки, за все подарки, потраченные на нее деньги и прочее.
Маэстро с маниакальным упорством каждый день приезжал под окна общаги. Он заваливал вахтершу всякой снедью и требовал Ляльку. Комендантша в свою очередь, была бы рада ему помочь, но Морозова стала неуловимой. Как и когда она прошмыгивала мимо, никто не замечал.
И все было бы хорошо, но спустя три недели Ляльку стошнило прямо на лекции. Первые подозрения появились к вечеру. Мутило бесконечно. Становилось легче только в горизонтальном положении. Танька уверяла, что это консервы из горбуши, а Лялька смотрела в потолок, и слезы тонкими струйками стекали по лицу, оставляя блестящие дорожки.
Через пару дней Лялька сама спустилась к Маэстро. Весь день ждала его у окна. Еще издали увидев знакомую машину, накинула пальто и быстро побежала по лестнице. Маэстро широким размашистым шагом шел навстречу.
– Как я соскучился, девочка моя!
Лялька стояла с каменным лицом:
– Пойдем, пожалуйста, отсюда.
– Куда хочешь пойдем! Я ведь Маэстро.
Сели в машину. По дороге молчали, но Маэстро все время смотрел на Ляльку – проверял, на месте ли. Приехали в бар а-ля ресторанчик. Лялька почувствовала, что голодна – прямо до обморока. Так захотела есть, что закружилась голова.
Маэстро заметил и засмеялся.
– Слышь, братан, – присвистнул он.
Тут же возник человек – даже не официант, а администратор. Уважали, значит.
– Нарисуй нам натюрморт. Водки двести, икры, кебаб… Ну, и салатов. Вина хочешь, Ляль? – Девушка отчаянно покачала головой. – Тогда соку. И давай шустрее! – Маэстро достал сигарету, расстегнул пиджак и вальяжно закинул руку на кресло. – Ты чего бегала-то от меня, а? – И он расхохотался: – Глупая-а-а! Ты же девушка моя. Я вот он – весь твой.
– Я не бегала. Я…
Принесли еду. Пахло так, что мозг отказывался работать. Лялька не выдержала и цапнула кусок мяса прямо руками.
– Ну вот! Вот это я понимаю, – одобрительно сказал Маэстро. – Лан, давай будем считать, что ты испугалась. И все. Но знай, Ляля: ты от меня никуда не денешься. Ты моя, – улыбка сошла, и его лицо на мгновение стало серьезным, даже суровым. Маэстро метнул в себя рюмку и вновь обнажил ряд редких зубов.
– Маэстро. – Лялька вся сжалась. – Я беременна.
– У Ляльки будет лялька, – и он вновь расхохотался.
– Меня мама убьет.
– В этом городе только мы решаем, кого убивать, а кого нет. Маме скажем, что замуж выходишь, и все тут. Сейчас март, в июне – свадьба. Выбирай любой ресторан. Нет, не так. Выбирай любой город. Девочка моя-а-а… – протянул Маэстро. – Я ведь весь мир к твоим ногам брошу! Только будь умницей и не огорчай меня. Лялька вздрогнула.
Ночью не спалось. Мысли беспорядочно блуждали в голове: «А что, лучше аборт? Нет уж, спасибо! Видела в анатомичке, знаю! А потом, как жить с этим? А мама если узнает, то все! Значит, выход только один: стать женой бандита и ждать, когда всех перестреляют. За все надо платить. Дура! Зачем связалась? Где я – и где вся эта жизнь?»
Странно, но с этого вечера Лялька как-то успокоилась. Другого выхода нет, а значит, надо принять, что есть. Сдать сессию, выйти замуж, родить. Учебу не бросать ни за что. Ну, как-то сложится. Домой на выходные ездила смело. Живота нет и в помине, а потом вот он факт: муж, живот – все в порядке.
Табличка гласила: «Ресторан закрыт на спецобслуживание». Иномарки и так редкость, а тут – как будто автопарк. Солидные мужчины, мальчики на побегушках, да и просто отдельные независимые особи. Выходили из машин быстро, оглядывались – и сразу внутрь ресторана. Портье у дверей кланялись, постоянно улыбались: персонал вышколен. Маэстро, как всегда, с иголочки: белый шарф на черном пальто. Не торопился и не оглядывался, внутренняя уверенность проросла наружу.
Столы накрыты. Тихо и торжественно. Сразу и не поймешь: то ли юбилей, то ли поминки. Оказывается – сходняк.
Все расселись. Через некоторое время прозвучало приветствие: «Добрый вечер, братья». Зазвенели приборы. Где-то за столиками чокались и поднимали тосты.
Внезапно наступила тишина. Король ждал, когда можно начать говорить. Обвел взглядом зал, увидел каждого.
– Все знают, зачем мы собрались, – он выдержал многозначительную паузу. – Мы коронуем Сашку Севера. И он доказал нам, что достоин. Сегодня у Саши звезды прибавились. Ты покажи, родной, не стесняйся. Всем покажи!
Сашка встал и с гордостью продемонстрировал свежие синие звезды на груди. Главный еще продолжал говорить, когда за столиком уже подвыпивший Маэстро поднял рюмку и громко выкрикнул:
– За Сашку Севера!
Его одернули за пиджак и принудили сесть.
– Пусть говорит, – остановил главный. – Я люблю борзых.
Маэстро воспрял:
– За тебя, Санек! Помни главное правило: не верь, не бойся, не проси! – И Маэстро опрокинул очередную стопку.
Главный прищурился и добавил:
– Вот он и поедет в Москву долю забирать, раз борзый такой. Посмотрим на него в деле. Сидевшие рядом «тузы» одобрительно кивнули.
Учебный год подходил к концу. Лялька более-менее выплыла. Ходили слухи, что практика сразу после первого курса – будут предлагать работу на лето в маленьких поселках или деревеньках, где люди доживают свой век, а им надо немного: кому давление померить, кому таблеточки, а с кем-то просто поговорить. Деньги, конечно, смешные… Но тех, кто поедет, обещали не терзать на втором курсе: и то хорошо.
Лялька пошла в деканат – разузнать – и охотно согласилась на деревню Воскресенка: как раз на месяц, пока Маэстро разберется с делами. А потом – к маме с новостями. Почти ничто не нарушало правил приличия. Надо было заехать домой – собрать вещи, увидеться с мамой, пока еще можно, с чистыми глазами и без зазрения совести: ничего не видно, никого не слышно. Ну, отдохнуть, побездельничать с недельку – и в Воскресенку. Здравствуй, взрослая жизнь!
Возвращение домой прошло гладко. Сессия сдана – придраться не к чему. Мать была горда за дочь, а особенно – за то, что она уже едет на практику. Лялька, конечно, приукрасила, что это только для лучших студентов. Про Маэстро молчала – боялась бури и негодования. А мать возьми да и спроси:
– А, кстати, Ляль, как там жених наш? А?
– Какой? – Лялька встрепенулась.
– Ну тот, забавный, который председатель жюри… – И Шура подмигнула.
– Он мне не жених, он женатый человек.
Улыбка вмиг сошла с лица матери:
– Та-а-ак… Я надеюсь, у тебя голова на месте?
– На месте, на месте! – осмелела Лялька. – И вообще… я, может, скоро замуж выйду за другого.
– Ну и правильно: кесарю кесарево, а слесарю – слесарево. Выйдешь замуж за врача, и будет у вас всегда общий интерес и понимание.
Лялька смолчала. Из Маэстро врач – как из дуба скрипка. Надо, чтобы он вообще и рта не раскрывал. Для матери главное – штамп и законный брак. А потом что-нибудь придумается.