#Зерна граната

Отметив внешние проявления его тревоги, Юстас сложил факты и пришел к закономерному выводу: герцог не хотел предстать перед своим бывшим патроном сломленным чередой неудач. Фон Клокке раньше служил послом и должен был быть весьма наблюдателен, поэтому каждая деталь обретала дополнительное значение.

Когда солнце вызолотило обширные поля, на которых уже тянулись к небу свежие стебли, экипаж въехал на земли поместья. Дорога здесь была заметно ровнее.

Юстас услышал звонкие голоса, в унисон тянущие народную песню, то ли печальную, то ли жизнерадостную. Он выглянул в окно и заметил толпу босоногих девушек в высоко подоткнутых платьях. Крестьянки, шагавшие вдоль дороги, несли в загорелых руках охапки полевых цветов и толкались, покачивая разлапистыми венками из папоротника на головах. Заметив приближающийся экипаж и бледное лицо Андерсена в окне, девушки остановились и помахали руками, выкрикивая что-то игривое. Юстас раздраженно задернул штору, хоть в этом не было никакой необходимости.

– День Солнцестояния, – коротко пояснил герцог и еще раз поправил кипенно-белые манжеты.

Уже когда экипаж миновал внутреннюю ограду и ее привратника, Юстас понял, что упустил немаловажную деталь: он не попытался разглядеть, есть ли в этом поместье что-то хоть отдаленно напоминающее серебряный рудник, упоминавшийся в сомнительном документе. Он дал себе слово выяснить это позже.

Колеса зашуршали по гравию подъездной дорожки, и вскоре карета остановилась прямо перед главным входом в усадьбу пана Радева. Лицо герцога более не отражало тревоги. Оно приняло обычное хладнокровное выражение. Перенял ли он его от своего патрона или же это было его собственной чертой?

Ответ на этот вопрос распахнул двойные двери с приветственным возгласом, едва герцог вышел из экипажа. Юстас отвлекся от багажа, обернулся и увидел пожилого толстяка с подвитыми густыми усами, облаченного в традиционный домашний халат и красный бархатный колпак.

– Фердинанд, мой мальчик! – провозгласил старик, помахивая свернутой в трубку газетой. – Я жду вас уже второй день, а вы опоздали к завтраку! Ваш юный друг, должно быть, тоже проголодался.

Маска невозмутимости герцога дала трещину уже на снисходительном обращении «мальчик». Он на секунду скривился, но тут же взял себя в руки и почтительно снял шляпу.

– Доброго дня и долгих лет, пан Горан. Мы…

Он не успел договорить, как Эрих с неожиданной для его лет и комплекции прытью спустился по невысокому каменному крыльцу и заключил герцога в неловкие объятья. Фердинанд был выше своего бывшего патрона почти на голову.

Юстас с пяти шагов почувствовал сильный запах пудры, исходящий от хозяина усадьбы.

– И все же вы задержались, – притворно-сердито продолжил фон Клокке. – Когда вчера я получил свежую газету, то сказал жене: «Стася! А не стоит ли гость прямо за нашими воротами?» – Он рассмеялся собственной шутке. – Я даже отправил человека проверить!

Наконец он прекратил похлопывать окаменевшего Фердинанда Спегельрафа по спине и плечам. Юстас обратил внимание, что они выглядели почти ровесниками.

– А, это твой ассистент! До чего же славная традиция обучать юные умы, передавать опыт! – Эрих схватил сразу обе руки Юстаса и энергично потряс их. – Ну, гости в дом!.. Стася, наливку! – крикнул он через плечо в открытые двери.

– Вы же понимаете, что нас привело к вам дело, пан Радев? – процедил Фердинанд, раздраженный излишне эмоциональным приемом.

Острый проницательный взгляд преобразил румяное лицо беззаботного эпикурейца, а пухлогубая улыбка обернулась ухмылкой. Наваждение длилось всего секунду.

– Ну-ну, – Эрих покачал головой, – ты же не думал, что в уединении мирной сельской жизни я утратил разум? Ты же знаешь – сколько бы лет ни прошло и где бы мы ни были… Слуги государства бывшими не бывают.

#4. Невеста мертвецаъ

Звук был незнакомым.

Верней, не так. Если его, повторяющийся, рваный и пронзительный, можно было записать по буквам, он стал бы словом из красочной книжки, какие были у нее в детстве. Очень давно, еще в Виндхунде.

Голова гудела, как пожарный колокол, а шея ныла после вчерашней скачки. Саднил затылок, с которого будто содрали кожу. Кончики пальцев горели. Колено напомнило о себе врезающимся в сустав ножом, когда Луиза попыталась пошевелить ногой.

Со стоном девушка открыла глаза. Звук повторился, вибрируя самой верхней нотой. У грубой глинобитной стены напротив сидел Фабиан. Половина его когда-то привлекательного лица превратилась в сплошной синяк густо-фиолетового цвета с багровой каймой на лбу и подбородке. Бледную щиколотку в потеках сизой грязи обхватывала широкая стальная полоса кандалов. Цепь от них, толщиной в Луизино запястье, крепилась к массивному кольцу в стене.

– Паршивое утро, – не то поприветствовал, не то констатировал Дюпон. – Привыкла вставать с петухами? – Дрогнув лицом, он дотронулся до ребер. – Вот только эта тварь горланит уже второй час.

В подтверждение его слов петух за окном прокукарекал снова. Солнечные лучи лились на земляной пол и низкие деревянные перегородки из двух ничем не забранных отверстий под самым потолком.

Язык Луизы распух, поэтому она не ответила. Опираясь на руки, покрытые бурой сукровицей, девушка попыталась сесть – и почувствовала, что прикована к другой стене, как и ее спутник. Ее это не удивило.

В некоем отупении Луиза принялась осматривать себя. Черный стилет, подарок Олле, исчез вместе с ножнами. Не было и вещевого мешка с ее дневником и деньгами. И в этом тоже не было ничего неожиданного. Хоть и мерзко, что кто-то из бандитов, кроме прочего, вытряхнул оттуда скромный запас застиранного нижнего белья. Впрочем, сейчас было важно не это.

Вывихнутое колено покраснело и распухло, но все же сгибалось. Девушке удалось сесть; она прикрыла ноги лохмотьями, в которые превратилось ее серое платье. Из-за деревянной перегородки, меланхолично пережевывая пучок сухой травы, странными глазами с горизонтальным зрачком на Луизу уставилась коза. Прожив большую часть жизни при дворе и в городе, Луиза никогда не видела живой козы. И не слышала кукареканья.

– Нас держат в хлеву? – наконец произнесла она, скорее чтобы услышать собственный голос, нежели узнать ответ на вопрос.

– Не знаю, – тихо пробормотал Фабиан. – За стеной, похоже, человеческое жилище. Половину дома часто отводят скотине. В Иберии так бывает, – раздраженно добавил он, заметив взгляд Луизы.

Какое-то время они сидели, напряженно прислушиваясь к звукам за дверью, которая могла вести в чей-то дом. Но там было тихо.

– Вчера я слышала, – вполголоса начала Луиза, – как они говорили о пленниках. О нас. Не все поняла… Что-то о Дьяволе. Это прозвучало как прозвище. Они сказали, что он будет решать, что с нами делать.

– Прекрасно. – Фабиан усмехнулся и тут же прижал ладонь к разбитым губам. – Что еще ты расслышала? Может, запомнила какие-то слова? Я знаю язык.

– Откуда?

– Когда был студентом, сочинял на иберийском стишки для смеху, – вздохнул он. – Вот и посмеемся. Так запомнила?

– Только то, что поняла сама. – Луиза отпихнула назойливую морду козы, тянувшейся к ее воротнику. – Похоже на слова александрийского… – Тут она прикусила язык, осознав, что сболтнула лишнего, но Фабиан не стал расспрашивать ее.

За дверью раздались грохочущие шаги и голоса. Трое.

– Тихо, – шикнул на девушку Дюпон и, замерев, прислушался.

Их похитители вовсе не стеснялись пленников за стеной и говорили громко, перебивая и перекрикивая друг друга. Что-то с грохотом полетело на пол, будто опрокинулся стул. Началась потасовка. Луиза не выдержала и окликнула Фабиана:

– Что там? Деньги не поделили?

Маркиз хотел было огрызнуться, но сжалился и постарался объяснить:

– Не в деньгах дело. Они поспорили, не проще ли будет убить нас, не докладывая главарю по кличке Белый Дьявол. Еще одна точка зрения, – тут он нервно хохотнул, – что выгодней всего обменять нас на два мешка кхата у работорговцев. Третий господин настаивает, что за жевание кхата Дьявол с них шкуру снимет. На этом их аргументы кончились.

Грохот за стеной чуть стих, раздался вопль «Bastante!», а после – только невнятный шепот. Фабиан прищурился, словно это помогало ему лучше слышать.

– Что-то не так с ножом, который с тебя сняли. Он отчего-то их страшно нервирует. Откуда?..

Он не успел договорить, как открылась дверь и трое иберийцев ввалились в хлев.

Один из них первым сделал несколько шагов вперед и опустился на корточки перед сжавшейся в комок Луизой. У бандита были буйные черные кудри, торчавшие во все стороны, как ветки в вороньем гнезде, тяжелый щетинистый подбородок и тяжелый взгляд. Вряд ли он был старше ее хоть на год.

– Rata, – процедил ибериец, доставая из-за пояса черный стилет Луизы. – Твой? – Он крепко ухватил девушку за подбородок и приставил тонкое острие к самому глазу.

Ей страшно было вздохнуть. Ей страшно было моргнуть.

Крыса? Но при чем здесь ее нож, если это можно было узнать по татуировке, не прикрытой ни чулками, ни обувью?

– Maldita rata, – повторил молодой бандит с каким-то мрачным удовлетворением, встал и обратился к своим сообщникам.