– А как же иначе?
– Я, знаешь ли, журналистка. Журналисты, как и врачи, циники.
– Но ведь они любили друг друга…
– Свидетелей не осталось.
– В каком смысле? – Дайнека оторопела.
– Как было на самом деле, теперь не знает никто. Мой нынешний шеф помешан на этой истории, и мы часто спорим. Я ему говорю: делала сюжет для телевидения, воспоминания читала, свидетельства современников, любовью там и не пахнет. Резанов – опытный дипломат, и его помолвка с Кончитой – то же самое, что династический брак. С ее помощью он шел к своей цели.
– Да не было у него никаких целей! – горячо возразила Дайнека. – Просто встретил и полюбил.
– Идеалистка. Такая же, как Турусов.
– Кто такой Турусов? – спросила Дайнека. – Друг командора Резанова?
Ирина расхохоталась.
– Турусов – кандидат в губернаторы, мой шеф. Я работаю в его избирательном штабе.
– А-а-а-а… – от смущения лицо Дайнеки стало пунцовым.
– Резанов умер и похоронен у нас в Красноярске. Возможно, поэтому многие красноярцы интересуются этой историей. Турусов – не исключение. Именно он финансировал постановку «Юноны и Авось» в краевом драмтеатре и дал денег на памятник.
– На памятник командору Резанову?
– Да. Его установили на месте первого захоронения, там, где раньше стоял Воскресенский собор.
Дайнека наморщила лоб.
– Я не помню, где он стоял, мы уехали из Красноярска лет десять назад.
– Успокойся, – Ирина заулыбалась, – этого ты знать не могла. Собор снесли в начале шестидесятых. В то время ни тебя, ни меня не было даже в проекте. Тогда же, в шестидесятых, гроб с прахом Резанова перезахоронили в другом месте.
– Зачем?
– Не знаю. Документов никаких не осталось. Когда я делала сюжет, нашла одного очевидца и пару статей на эту тему.
– И все-таки я уверена, что они любили друг друга… – вложив в эти слова что-то личное, Дайнека отвернулась к окну.
Не заметив, что ее глаза повлажнели, Ирина возразила:
– Говорю тебе, я всерьез изучала эту историю. И вот что скажу. Николай Петрович Резанов был очень продуманным чуваком. Высокий сановник, действительный камергер русского императора. Командор (и, значит, масон), опытный дипломат. Не многие знают, что, прежде чем попасть в Сан-Франциско к Кончите, он проделал утомительное путешествие. Представь, с ней он встретился в конце марта 1806 года, а путешествие началось в июле 1803-го.
– И где же он был эти три года?
– А ты думаешь, что Резанов только за тем и поехал, чтобы познакомиться с девочкой? – съехидничала Ирина.
– Да нет… Наверное, у него были дела.
– Дела точно были. Государь послал его в Японию договариваться с тамошним императором о торговле. Поплыл Резанов на корабле «Надежда», которым командовал Крузенштерн.
– Иван Федорович?
Ирина удивленно вскинула брови.
– Ого! Да ты молодец.
Дайнека скромно потупилась.
– Давай, рассказывай дальше.
– По дороге в Японию они с Крузенштерном страшно переругались. Против Резанова восстали все офицеры. Дошло до того, что ему объявили матерную войну.
– Как это?
– В общем, ругались на него, матерились. Резанов заперся в каюте и ни с кем не общался. Потом он заболел, но даже врач к нему не пошел. Кто-то из офицеров предложил заколотить дверь каюты гвоздями.
– Неужели заколотили? – изумилась Дайнека.
Ирина вздохнула и поправила волосы.
– Конечно же нет. Но в результате всего этого Резанов отказался идти в Японию, заявив, что не может представлять интересы великой державы, пребывая в таком униженном состоянии. И велел направить «Надежду» на Петропавловск. Там губернатор заставил Крузенштерна и его офицеров принести Резанову извинения, после чего корабль отбыл в Японию. Как видишь, Николай Петрович Резанов был изрядным занудой.
– Скорей – человеком чести, – возразила Дайнека.
– Ты все стараешься приукрасить, – заметила Ирина. – Как раз эта его честь, а также высокомерие помешали наладить торговые отношения с Японией.
– В смысле?
– Так написал Крузенштерн в Санкт-Петербург.
– И это было правдой?
– Сама посуди. По прибытии в Японию Резанову полгода пришлось ожидать аудиенции.
– Почему?
– Столько времени понадобилось посланнику японского императора, чтобы встретиться с русским послом.
Дайнека удивилась:
– Далеко было ехать?
– Нет.
– Тогда почему так долго?