– Я сама.
Мария Егоровна одобряюще ей улыбнулась:
– Людочка так меня выручила…
Витольд Николаевич перехватил инициативу:
– За это – нижайший поклон. Надеюсь, тебя хорошо встретили в Доме культуры?
– Вполне.
– Ты сказала «вполне», а мне послышалось «хорошо, да не очень…» – Он прищурился и проницательно посмотрел на нее. – Не забывай, я старый чекист.
У Дайнеки вытянулось лицо. Надежда хлопнула ее по руке и воскликнула:
– Папа так шутит!
Раскрасневшаяся Мария Егоровна по-девичьи рассмеялась и одернула мужа:
– Оставь! Девочке не нравятся твои шутки! – она опять повернулась к Дайнеке: – Спасибо тебе, Людочка. Завтра выхожу на работу. А ты отдыхай, вода в озере потеплела, можно купаться.
– Давайте я еще поработаю, – предложила Дайнека.
– Значит, я прав, – заметил Витольд Николаевич, отрезая ножом кусочек форели.
– В чем? – спросила Надежда.
Не отвечая на вопрос дочери, он обратился к Дайнеке:
– Что там у вас случилось?
До сих пор молчавшая Людмила Николаевна решила вступиться за дочь:
– Все нормально. Верно, Людмила?
– Он прав, – сказала Дайнека, уставившись в свою пустую тарелку. – В первый же день со мной произошел странный случай.
Не сговариваясь, все отложили вилки и приготовились слушать.
– Перебирая в ящике реквизит, – продолжила она, – я нашла сумку. В ней лежал паспорт на имя Свиридовой Елены Сергеевны. Еще там был старый червонец и помада фабрики «Рассвет».
– У меня в молодости такая была! – почему-то обрадовалась Мария Егоровна.
– Мама… – укоризненно прошептала Надежда.
Дайнека снова заговорила:
– Валентина Михайловна попросила меня отнести паспорт по месту прописки. Когда я туда пришла, мне рассказали, что девушка эта пропала…
– Как это? – переспросила Надежда. – Если бы пропала, показали бы в новостях.
– Она пропала тридцать лет назад. Ее не нашли.
– Кто тебе об этом сказал? – поинтересовался Витольд Николаевич.
– Старухи во дворе. Потом я пошла в полицию, и мне все подтвердил начальник Управления.
– Труфанов?
– Я случайно попала к нему в кабинет.
– Он-то откуда знает? – спросила Надежда, сметая между делом крошки со скатерти.
Дайнека ощутила непреодолимое желание выложить все, что узнала.
– Это было его первое дело. Василий Дмитриевич тогда был еще лейтенантом.
– Запомнить немудрено, – заметил Витольд Николаевич. – Город у нас тихий, не каждый день такое случается. В то время люди не пропадали. Теперь – другое дело. Что ни месяц – кого-нибудь ищут. Насчет того, что ее не нашли, нисколько не удивлен. Сыщики говорят: первый день золотой, второй день серебряный, а третий – бронзовый. В то время пропавших людей начинали искать только по истечении трех дней.
– Это еще почему? – возмутилась Мария Егоровна.
– Заявление в милиции принимали на четвертые сутки.
– Безобразие, – прошептала старуха.
Дождавшись момента, когда можно было вставить хоть слово, Дайнека продолжила:
– Поскольку на сумке не было инвентарного номера, мы с Валентиной Михайловной решили, что много лет назад Свиридова ее потеряла. Например, сумочку после спектакля сгребли вместе с реквизитом и случайно сунули в ящик.
– Такое часто бывает! – подтвердила Мария Егоровна. – Однажды после концерта мы собирали сценические костюмы, и я, дура старая, прихватила мужские брюки. Хорошо костюмерную закрыть не успели! Смотрю, идет по коридору артист в белых трусах…
– Мама!
– Молчу-молчу. – Старуха взяла ложку и подложила Дайнеке салата.
Поковыряв его вилкой, она сказала:
– Здесь что-то не складывается…
– Что именно? – спросил Витольд Николаевич.
– Уголовное дело возбуждено не было.
– Для его возбуждения нужны факты, подтверждающие, что в отношении пропавшей были совершены противоправные действия.
– Их не было, – согласилась Дайнека. – Художественный руководитель Дома культуры видел, как она села в машину, на заднем сиденье которого лежал большой чемодан.
– Все ясно, – прокомментировал Витольд Николаевич. – Девчонка просто сбежала с каким-то молодчиком.