– Не провалимся, – успокоила ее Лера. – Дом крепкий. Ты же видела – пробовали ломать, да с первого раза не получилось.
Она заглянула в комнату. Посреди ее на полу валялся сломанный чемодан, рядом – его крышка. В углу лежал матрас в желтых разводах – жалкая подстилка бомжа, страдавшего энурезом.
– Ну, все? – спросила Ева, ей хотелось скорее уйти.
Лера оглянулась:
– Чего ты боишься, глупая? Мы в центре Москвы.
– В центре… Придушат по-тихому, никто и не заметит. Лера-а-а-а, а вдруг нас убью-ю-ю-ют?
– Убьются, – деловито пообещала Лера. Оглядев комнату, она подошла к стене. – Смотри!
В свете телефонного табло стали видны забрызганные жиром обои. На темно-зеленом фоне золотом блестели черточки наподобие «елочки».
– И как только люди здесь жили… – начала Ева.
– Неужели не видишь? Смотри, – повторила Лера глухим голосом.
Порывшись в сумке, она приложила к стене клочок обоев, тот, что выпал из рук Риты.
– Они… – ахнула Ева.
Поддев ногтем отслоившийся край, Лера оторвала от стены приличный кусок обоев. В тишине прозвучал резкий звук.
– Зачем? Мне и так страшно… – всхлипнула Ева, но тут же сменила тон: – А на обороте – газета.
– «Известия», – Лера подняла глаза, как будто прислушиваясь.
– Тихо…
Из глубины коридора донеслись шаги.
– Там кто-то есть… – прошептала Ева.
Лера спрятала телефон. В кромешной тьме они испуганно прильнули друг к другу. Шаги приближались, в дверном проеме заплясало желтоватое пятно от фонарика. В ту же секунду свет фар от проезжающей машины обозначил расплывшуюся старушечью фигуру. Яркая полоса мгновенно «просканировала» комнату и так же быстро исчезла. Звук мотора затих в соседнем дворе.
– Ки-и-ися…
Лере потребовалось значительное усилие, чтобы оторвать от себя Еву.
– Ки-и-ися, ки-и-ися, ки-и-ися-я-я… – старуха остановилась и направила на них свет фонаря.
– Ой… – тихо сказала Ева.
– Наркоманите?! – спросила бабка.
– Глупости, – ответила Лера. – А вы здесь зачем?
– Кисю свою ищу.
– Кошку? У нее нет имени?
– Это и есть имя: Кися.
Старуха поводила фонариком по углам.
– И здесь ее нет, – вздохнула она. – Как вещи сносить стали, я про нее забыла…
– Значит, вы жили тут? – спросила Лера. – В этой квартире?
– Соседнюю комнату занимала.
– Когда расселили дом?
– Две недели назад, – вздохнула старуха. – А я все не могу привыкнуть. К старости на свалку попала.
– На свалку? – спросила Ева.
– Это я так, от обиды. Окна мои теперь на свалку выходят. Опять же Киси лишилась. Ки-и-ися-я-я-я…
– А в какой комнате жил Реутов? – спросила Лера.
– Васька? – Старуха махнула рукой: – У кухни, дальше по коридору. Да и не жил он здесь. Как денежки завелись, за город съехал. В собственном дому проживал. Тут мамаша его обитала, а он – только прописан.
– А-а-а… – протянула Ева.
– Куда уехала его мать? – спросила Лера.
– Мамашу полгода как схоронили…
– А в этой комнате кто жил?
– Закорюзненный такой мужичонка. Форменный забулдыга. Зубы наполовину кончились.
– Где он сейчас?
– Спился.
– Что значит спился?
– А то и значит, что помер.
– Понятно, – сказала Лера. – Все умерли. Вы – последняя из могикан.
Старуха развернулась и подалась к выходу:
– Меня обидеть легко… Я женщина беззащитная… – запричитала она. – Последняя в жизни радость, кисенька, потерялась…