Однажды я встретила волка
– Извините, что без приглашения, – обратился гость к старосте. – Хотел предупредить о сегодняшней ночи.
У Митьяны перехватило дыхание. Сердце заколотилось в груди, как сумасшедшее, и, забыв попрощаться с хозяевами, девушка соскочила с крыльца и побежала в сторону дома.
Голос, звучавший до этого на берегу реки, она тоже узнала.
Травница смогла остановиться, только когда очутилась в сенях и захлопнула за собой дверь. Горло перехватило; хотелось закричать и заплакать, но вместо этого она молча сползла спиной по двери и поджала под себя дрожащие ноги.
Значит, это сын вождя. И он тоже узнал Миту, иначе бы не разглядывал её руку.
Прошло немало времени, прежде чем травница успокоилась и выровняла дыхание. Сейчас ей не стоит высовываться. Волколюд наверняка зол на нее за то, что она нарушила запрет. А если он прямо сейчас рассказывает старосте о том, что маленькая человеческая врунишка ушла в лес, а не на равнину, как убеждала всех? Староста точно разозлится.
Во рту у Митьяны пересохло. Она сунулась в бочку с водой и обнаружила, что не наполнила её с утра. Обругав себя за непредусмотрительность, знахарка поднялась и на ватных ногах вышла на улицу. От одной мысли о том, что нужно сходить к роднику рядом с домом старосты, ей даже поплохело.
Краем глаза дочь охотника уловила движение. Она обернулась и чуть не упала: волколюд возвращался в лес и проходил мимо её ворот. Мита вжалась спиной в стену дома и проследила за ним взглядом, и на короткий миг ей показалось, что её заметили. Это заставило её отпрянуть в тень.
«Получается, это Лик мне тогда помог, – вдруг подумала травница. – Из воды вытащил и на равнину вынес. А я его даже не поблагодарила».
От этой мысли Мите стало стыдно. Он, между прочим, и сам рисковал, помогая человеку. А она боится выйти и сказать «спасибо”. А потом еще удивляется, почему волколюды недолюбливают деревенских.
Травница заставила себя отлипнуть от стены и дойти до калитки. Широкая спина Лика уже скрылась за поворотом, и, чтобы не потерять его из виду, девушке пришлось перейти на бег. Коса хлестала её по плечам, и она перехватила её дрожащими руками, прижав к груди. Нагнать волколюда ей удалось только у самого выхода из деревни, где уже начиналось душистое море равнинных трав.
Волколюд остановился. Мита тоже. Сердце продолжало бешено колотиться.
– Ты чего-то хотела? – холодно поинтересовался сын вождя, даже не обернувшись.
Травница моментально растеряла все слова. К горлу подкатил ком.
– Я… – Она сглотнула. – Извини… Я хотела сказать… вернее, поблагодарить.
Лик, наконец, повернул голову. Его темные глаза смотрели прямо на Миту, и та с трудом удержалась, чтобы не броситься наутек.
– За что?
– Как за что? За помощь… там, у реки… Это ведь ты был? Я не ошиблась?
Юноша ответил не сразу. Он внимательно изучал её лицо, руки, сжимавшие косу, дрожащие ноги, а потом неожиданно усмехнулся.
– Я выдал себя взглядом на раненную руку?
– Голосом, – призналась она. – Я слышала твой голос там…
– Слышала… – эхом повторил волколюд. – Зачем вообще туда сунулась?
Митьяна не ждала расспросов, а потому растерялась.
– Ну… я… мне ягоды нужны были… на отвар.
Лик махнул рукой, и она замолчала.
– Тебе повезло, что там оказался я, а не кто-то другой из клана. В следующий раз может повезти меньше. Не лезьте, куда вас не звали. – Последние слова он произнес резче прочих, и травница вздрогнула.
Дождавшись запоздалого кивка, Лик отвернулся и направился в лес. Мита проследила за тем, как он исчезает среди трав, а потом поплелась домой. День только начался, а ей уже хотелось без сил рухнуть на лавку и проспать до следующего утра.
* * *К вечеру у Митьяны разболелась голова. Она наводила порядок на чердаке, расставляя короба и мешки с остатками трав, развешивая свежие пучки полевых цветов под крышей, когда поняла, что от слабости у неё трясутся руки. Солнце садилось, последние его лучи заглядывали на чердак через небольшое окно, подсвечивая пылинки и сухую труху. Мита сложила остатки в коробку, пообещав разобраться с этим завтра, умылась, натянула рубашку для сна и упала на лежанку, которую соорудила из соломы и мехов в углу чердака.
В сон она провалилась почти сразу, но видения в нём были беспокойными. Поначалу вокруг царила липкая темнота. Девушка шла наугад и спотыкалась о невидимые преграды; чем дольше бродила, тем сильнее уставала. Тело горело и плавилось, его била дрожь, как в лихорадке, и Мита даже сквозь сон подумала о лекарстве. «Неужели все-таки простудилась в реке? – размышляла она. – Или устала просто?» Знахарка пыталась проснуться, чтобы дойти до полок с травами, но тело не хотело слушаться.
Постепенно мрак стал меняться. Он уже не был таким липким и душным, в нём появились странные отблески, похожие на чьи-то цветные тени. Митьяна невольно потянулась за ними. Тени постепенно складывались в очертания незнакомых людей: обступив в несколько рядов пылающий костер, они покачивались в такт языками пламени, и свет плясал на их смуглых лицах. Темнота наполнилась гортанной песней, и от неё у дочери охотника внутри все задрожало. Она зажала уши, но звуки продолжали проникать в голову. Ей осталось лишь зажмуриться и побежать прочь со всех ног. Песня не отставала.
Силуэты у костра сменились могучими елями, чьи верхушки серебрились в свете луны. Гортанная песня затихла, а вместо неё темноту разрезал пронзительный вой. Миту окружили звери. Они рассекали мрак вокруг, словно стрелы, оставляя за собой желто-рыжие шлейфы. Где-то вдалеке раздался рев, и испуганная травница шарахнулась в сторону. Рядом возникла цветная дымка, и в ней она разглядела двух животных – волка и лося с раскидистыми рогами, над которыми рваной тенью металась птица, похожая на огромного ворона.
Увиденное так потрясло Миту, что она попятилась и поскользнулась босыми ногами на чем-то склизком и мокром. Тело окутал холод, как будто она снова упала в быструю реку. Она замахала руками и ногами, пытаясь подняться; цветные блики смешались перед глазами в один пестрый ком. Мита замотала головой, попыталась встать, но почему-то не смогла и уперлась руками в твердую землю…
* * *Когда травница распахнула глаза, на чердаке было темно. Через небольшое окошко лился ровный лунный свет, оставляя на полу синеватые тени. Все вокруг было каким-то серым и блеклым, но знакомая по снам цветная дымка окутывала весь чердак. В нос ударил резкий запах сушеных трав.
Митьяна поднялась со своей лежанки. Солома и меха сбились в кучу, и теперь её самодельная постель казалась слишком маленькой. Тело все еще хранило остатки странного жара и ломоты, и в голову пришла мысль заварить и выпить ромашку.
Попытка подняться не увенчалась успехом: спина, которая никак не могла распрямиться, отозвалась резкой болью. Ноги тоже не слушались. Травница часто заморгала, чтобы избавиться от надоедливой пелены, но та не желала исчезать. Отчаявшись, Митьяна захотела удариться лбом о пол, но нос почему-то столкнулся с ним раньше, чем она ожидала.
Пришлось открыла глаза. Несколько мгновений знахарка тупо таращилась на свои руки, которые уже таковыми не были. Остались только лапы. Волчьи лапы, от которых исходила тонкая золотистая дымка.
Мита попыталась закричать, но вместо крика из её горла вырвался испуганный вой.
Где-то в деревне залаяла собака.
«О, боги, что это? Что происходит?»
Травница запаниковала и попятилась. Раздался треск: с ближайших полок повалились корзины, и она не глядя наступила на них, переломав плетеные каркасы и растоптав сухие стебли в труху. Испугавшись, новоиспеченная волчица отпрыгнула в сторону. Теперь чердак наполнился грохотом падающих мисок и глиняных чашек. Мита отпрянула к окну, споткнулась о мешки с сеном, кувыркнулась и больно ударилась челюстью о деревянный пол. Каждое её движение сопровождалось шумом: чердак был слишком тесный для звериного тела.
В сарае встревоженно закудахтали куры. Лай не прекращался, и проснувшийся хозяин недовольно прикрикнул на собаку. Это был голос Нита, Митьяна узнала его, несмотря на то, что дом молочницы находился на другом конце деревни. Странно: дочка охотника мало что различала перед глазами, кроме цветных бликов, чувствовала себя почти что слепой, но при этом слышала каждый шорох, каждый взмах птичьего крыла и множество чужих голосов. Её нос улавливал несметное количество запахов: травы на чердаке, корова в сарае у деда Казира, собачья шерсть, томящиеся в чьей-то печи наваристые щи. К ним примешивались и совершенно незнакомые ароматы, от которых кружилась голова и хотелось взвыть.
Запоздало Митьяна сообразила, что в деревне ей оставаться нельзя. Собака Нита продолжала заливаться, и неизвестно, когда муж молочницы заподозрит неладное и поднимет народ, чтобы все выяснить. Волчица заметалась по чердаку, пытаясь найти выход. В узкий ход в полу она не пролезала, да и по крутой лестнице бы не спустилась; оставалось только окно, к которому она и подскочила. Сообразить бы только, как его открыть и выбраться наружу.
От цветные бликов стало подташнивать.
Мита несколько раз ткнулась носом в задвижку, поскребла её когтями, но никак не могла подцепить. Собака стала лаять реже, но проснувшиеся куры и не думали замолкать. Травница мысленно обругала себя за привычку запирать окно на чердаке и попробовала взять задвижку в зубы. Не с первой попытки, но ей это удалось: засов поддался, окно открылось, и Мита кубарем выкатилась из него прямо в кусты черноплодной рябины.
Теперь ей предстояло выбраться из деревни. Вот только куда?
Волчье тело казалось Мите неуклюжим. Лапы не слушались и заплетались в траве – она не понимала, как управляться сразу с четырьмя. Морда казалась слишком длинной, и ветки больно хлестали её по носу. Когда она выкарабкалась из рябиновых кустов, палки, листья и стебли вьюна, обвивавшего стволы, застряли повсюду в её шкуре. Волчица подскочила к калитке и едва не сбила её с петель.
Чутких ушей достиг еще один недовольный окрик – Нит все-таки вышел на крыльцо, чтобы усмирить собаку. От мысли, что хищника могут заметить в деревне, Мита задрожала и бездумно припустила по дороге, меся лапами пыль. Сама того не осознавая, она побежала на равнину, прямиком в лес Лииш, туда, где были волколюды – пожалуй, единственные, кто мог бы ей помочь.
Глава 7. Митьяна
Когда волк хватает зубами морду сородича, то таким образом проявляет заботу и сочувствие и, кроме того, выражает готовность взять его под защиту. Это похоже на то, как люди обнимают других, чтобы подбодрить или оказать поддержку.
Из справочных материалов «Повадки диких животных», библиотека академии Куубер.Х514 год, 10 день месяца ЗреянияЛес Лииш выглядел совсем иначе. А возможно, дело было в том, что этой ночью Мита смотрела на него волчьими глазами.
Стоило ей оказаться в тени могучих деревьев, как её затопила волна облегчения, словно после долгого странствия она очутилась на родной земле. Тело расслабилось и теперь двигалось само. Волчица бежала ровно, оглядываясь по сторонам и постоянно моргая, надеясь, что цветные блики перед глазами когда-нибудь исчезнут. Пока чуда не происходило.
Незнакомых запахов в лесу оказалось еще больше, чем в деревне. Помимо трав, хвои и редких ранних грибов здесь пахло жителями леса. Стоило ей прикрыть веки, как каждая дымка, витавшая перед глазами, пыталась принять чьи-то очертания, но от изобилия форм у волчицы кружилась голова.
Митьяне всегда казалось, что лес по ночам спит, но на самом деле его переполняли звуки. Рядом с ней шуршали лесной подстилкой мыши, наверху меж еловых веток перекликивались сычи. Звериные уши улавливали стук чьих-то копыт – возможно, лося или оленя. Казалось, даже земля под лапами дрожала, донося какое-то тайное послание. Молодая хищница не успевала осмыслить происходящее: слишком много сведений об окружающем мире, слишком непривычно было слышать и чувствовать, то, что ранее оставалось за пределами возможностей человеческого тела.
Вместе с этим с каждой преодоленной саженью бежать становилось легче. Волчица уже не спотыкалась и даже перепрыгивала через поваленные деревья. Тело будто само знало, куда ступить, как обойти, где находится очередная преграда и что ожидает впереди.
Желтоватая дымка вокруг стала ярче. Она тянулась нитями сквозь лес и спустя несколько саженей сложилась в два силуэта. В нечетких границах она разглядела волчьи лапы и пушистый хвост; казалось, будто дымчатые звери бежали перед ней. Недолго думая, Мита последовала за ними.
Чем глубже она забиралась в чащу, тем отчетливей становились волки. Незнакомый резкий запах ударил в нос, моментально сбив дочь охотника с толку. Она мотнула головой, прыгнула через кусты и приземлилась на небольшой поляне.
Дымчатые волки исчезли, а вместо них появились настоящие.
Мита застыла, впившись когтями в мягкую лесную подстилку. Зверь слева показался ей знакомым: от него пахло терновником, а еще чем-то сладковатым и металлическим, как от рук, которые долго держали монеты. «Кровь…» – вдруг подумала она. Что-то внутри нее откликнулось, заставив задрожать всем телом.
Рядом, вздыбив шерсть, стояла волчица. её запах почти сливался с запахом спутника, из-за чего знахарка вдруг подумала, что они близки.
Осознание, что впереди были волколюды, пришло мгновением позже. Кажется, их Митьяна и искала, но теперь совершенно не представляла, что делать. Первой пришла в себя незнакомая волчица: она рассвирепела и обнажила клыки.
– Это что еще за фокусы?
Её сородич поднял морду и посмотрел прямо в глаза Мите, заставив сердце ухнуть в пятки.
– Ба, – раздался еще один голос откуда-то сверху, – да она ж не ваша!
Мита попятилась.
– И… извините… – пролепетала она. – Я не знала… я просто… я пойду…
Волк подался вперед, и травница запоздало подумала, что однажды уже видела его. Однако инстинкты не велели выяснять, где и когда, а лапы просто понесли прочь
***.Перепуганная Мита летела, не разбирая дороги, спотыкаясь о каждый корень и ударяясь мордой о все еловые ветки на пути. Позади раздался шум преследования. Шерсть на загривке встала дыбом, и от страха быть пойманной волчица только ускорила бег.
Остановилась она лишь тогда, когда лапы вынесли её на берег реки. Вода блестела в лунном свете, перекатываясь на порогах. Страх перед речным потоком привел её в чувство. В то же мгновение что-то тяжелое сшибло её с ног.
– Пусти! – завизжала Мита, когда острые зубы впились ей в загривок.
– Успокойся! – властно рявкнули над ухом.
Волчица съежилась, когда лапа преследователя прижала её к земле. В голове стало проясняться. Теперь грохот в ушах сменился шумом бурлящей реки; она услышала звонкое пение дрозда на том берегу и громкое дыхание зверя.
– Полегчало? – поинтересовался он. – Я освобожу тебя. Но при условии, что ты не будешь дурить.
– Не буду, – всхлипнула она. – Отпусти, пожалуйста, мне больно.
Волколюд не спешил выполнять её просьбу. Выждав для верности, он напоследок прикусил шкуру, а затем разжал челюсти. Почувствовав, что загривок больше ничего не держит, Митьяна торопливо отползла к камышам и прижалась брюхом к земле. Её пленитель сел неподалеку и уставился на чужачку янтарными глазами.
– Как тебя там прозвали? Лик Стремительный? Уже трижды за ночь ты оправдал своё имя.
На один из прибрежных камней уселся черный, как смоль, ворон и принялся деловито чистить перья.
– Приятно слышать, – сухо бросил волк.
– Лик? – наконец, дошло до Миты. – О, боги… так это ты?..
– Давно не виделись, так сказать.
– Ох… – Травница сообразила, что сын вождя до сих пор не знает, как её звать. – А я… Митьяна. Вернее, Мита. Можно просто Мита.
– Красивое имя, – похвалил ворон. – А я Тиррландан. Можно просто Тир.
– Хотел бы я спросить, что здесь происходит, – прервал обмен любезностями Лик, – но, кажется, ты и сама не знаешь.
Мита прижала уши. её взгляд заметался между волком и вороном.
– Я совершенно не понимаю, что случилось и почему я такая…
– А в лес ты за каким дамнаром понеслась?
– Я думала… – Её голос задрожал. – Я не знаю… оно само…
– Не дави на нее, – посоветовал Тир. – Дай ей успокоиться и осознать происходящее.
– Какое? – огрызнулся волк. – Что осознавать, когда никто не знает, что происходит?
– Как по мне, все ясно. – Ворон начал мерить камень шажками маленькими лап. – Чужую зверолюдку занесло на земли вашего клана.
– Она не может быть зверолюдкой. Эта дурёха – человек!
– Чело… Что? – опешил начинающий следопыт. – Карра! А вот это уже интересно…
Лик зарычал и вскочил с места. Митьяна, напротив, как можно сильнее вжалась в глинистый берег.
– Так! – Тир спрыгнул с камня и забрался на загривок волчицы. – Ты сейчас молчишь. Переводишь дух. Обдумываешь все. А ты, – он указал крылом на Лика, – расскажешь мне все, что знаешь. Вас уже что-то связывает – или я не прав?
Сын вождя застыл, потом медленно сел на землю и засопел.
– Случилось кое-что пару дней назад… Эта бесстрашная забралась в лес. Одна. Я нашел её у реки, напугал немного – а она возьми да упади в воду. Я вытаскивал её оттуда и зацепил зубами руку. Рану оставил.
– Давай назовём вещи своими именами. Ты её укусил?
– Надеялся, обойдется, – буркнул Лик.
– Обойдется? – Тир раскрыл клюв от удивления. – Я потрясён! Ты, такой рассудительный и предусмотрительный – и надеялся? О, Многоликая! Я иногда совершенно не понимаю эти меховые головы!
Ворон наклонился и посмотрел в глаза «бесстрашной дурёхе».
– Вот так и начинаются истории в дешёвых романтических книжках.
– Каких книжках? – не поняла Митьяна.
– А, прости, забыл, что ты деревенская и не читаешь. Незамужние городские девицы очень такое любят.
Знахарка даже глухо зарычала от возмущения:
– Чтобы ты знал, нахал, читать я умею!
Тир хохотнул.
– Вижу, тебе уже лучше.
Пернатый озорник соскочил на землю и стал расхаживать между волками.
– Я уверен, что дело в укусе, – наконец, прозвучал вердикт.
– Отлично, – проворчал Лик. – И почему девчонка вдруг обратилась?
– Откуда мне знать, почему? Спроси у Всевидящей, она же вам покровительствует. Поистине божественные шуточки.
– И что мне теперь делать? – жалобно отозвалась Мита.
Лик посмотрел на новоиспеченную волколюдку в упор.
– Ничего.
– Как – ничего?..
– А вот так. Жить с этим. Смириться. Я понятия не имею, как избавить тебя от Зверя.
Митьяна замотала головой и затряслась.
– Нет… нет, я так не могу… Мне так нельзя, я же… деревня… и отец… как…
Она попятилась, скользя лапами по мокрой глине, прямиком к воде. Лик зарычал, рывком поднялся с места и прихватил морду волчицы зубами.
– Успокойся, – велел он ей. – Вдохни поглубже, выдохни… я не знаю, как вы, люди, приходите в себя.
Та пискнула и попыталась высвободиться, но зубы Лика сжались сильнее. Травница ощущала носом его обжигающее дыхание, которое пускало дрожь по всему телу. Она перестала вырываться и с удивлением обнаружила, что в груди становится легче, как будто кто-то невидимый, сидящий глубоко внутри, перестал метаться и с покорностью улегся, словно собака, которой указали место. Ей и самой неожиданно захотелось лечь и прижаться к теплому боку стоящего рядом волка, вдохнуть терпкий запах терновника, которым пропитался густой мех, прикрыть глаза и задремать, зная, что она находится под защитой.
– А нельзя было сразу? – проклекотал ворон и заработал от друга укоризненное фырчание. – Ладно, молчу. Главное, что сработало и теперь общаться будет гораздо легче.
Лик выпустил морду своей новой подопечной и сел. В волчьих глазах отражались лунные блики, танцующие на быстрой воде.
– Что ты имел в виду, когда сказал, что мне придется с этим жить? – осторожно спросила Митьяна.
– То, что услышала. Похоже, вместе с моим укусом ты обрела Зверя. Тебе придется учиться жить с ним в одном теле.
– Получается, я стала волколюдкой… – Мита прижала уши. – Так нельзя… Я ведь теперь и в деревне жить не смогу.
– Если научишься сдерживать Зверя – сможешь. – Волк был непреклонен. – Как ты обратилась сегодня?
А ведь до сих пор она не задумывалась, как именно стала волчицей.
– Я… проснулась. – Мита сморщила нос, вспоминая. – На чердаке. Мне снился какой-то сон: про костер, незнакомых людей, большого лося…
Её слушатели переглянулись, но перебивать не стали.
– Меня, кажется, лихорадило, – продолжала травница. – Я хотела выпить отвар, но когда проснулась, уже была такой.
– Похоже, во сне перекинулась, – заметил Тир. – Прямо как малышня.
Мита вопросительно склонила голову.
– Процесс смены ипостаси непростой, – пояснил ворон. – Тело ломается и перестраивается, и чем больше разница между человеком и зверем, тем трудней обернуться. Но у детей все иначе. Их тело гибкое, потому что еще растет, а разум неокрепший, поэтому хуже контролирует инстинктивное «хочу». Вот так и получается, что ночью, когда мозги у детенышей совсем расслабляются, они частенько перекидываются. – Тир закатил глаза. – Столько мороки потом – ловить маленьких воронят по всему гнездовищу…
– С волчатами не легче, – шумно фыркнул Лик.
– Они хоть не летают, знаешь ли!
– Но я же не волчонок, – встряла Мита.
– Если учесть, что такой ты стала не больше двух дней назад – вполне себе, – хохотнул ворон. – По крайней мере, учить тебя придется с самых азов, как маленькую.
– Перекидываться тебе будет сложнее, – добавил волк. – И больнее. Но потом привыкнешь.
Мита прижала уши.
– Больнее?..
– Не пугай девочку, – пожурил друга Тир.
– Я лишь говорю как есть.
Лик поднялся с места и отряхнулся. Митьяна наблюдала за тем, как он расхаживает вдоль камышей, прижимая уши и нервно дергая хвостом; желтовато-рыжая дымка тянулась за ним, сплетаясь тонким полотном. Волчица прищурилась, чтобы разглядеть самого зверя, и досадливо заскулила, когда это вновь не помогло.
– Что будем делать? – поинтересовался Тир. – Представишь её клану?
– Нет, – отрезал сын вождя. – Не сейчас.
Он остановился и посмотрел волчице в глаза; от властного взгляда ей снова захотелось припасть к земле. Сразу вспомнились слова Радии.
– Такой тебе лучше не попадаться клану на глаза. От тебя сильно пахнет человеком, да и законов наших ты не знаешь. Пойдем, – позвал он её и махнул хвостом. – Для начала нужно научить тебя быть волком.
– А если пойдешь со мной, – весело встрял вранолюд, – то научишься быть вороном.
– Тир-р-р! – досадливо зарычал Лик.
Ворон в ответ разошелся карканьем, похожим на смех, и поднялся на крыло.
* * *Лик погнал Миту вдоль реки – он объяснил это тем, что сейчас клан охотится и в лесу можно на кого-нибудь наткнуться. Знахарке этого совершенно не хотелось – волчица, которая была тогда с сыном вождя, явно не обрадовалась её появлению.
Волки добрались до опушки на юго-востоке леса Лииш, и Митьяна шумно втянула воздух. Она окинула раскинувшуюся перед ними равнину взглядом: травы пестрели бликами разных оттенков, а деревня вдалеке казалась крошечной и скрывалась за болотного цвета дымкой.
– Что это за пёстрые… штуки? – наконец, осмелилась спросить травница. – Я вижу их повсюду, и они мешают.
Лик насмешливо задрал губу, обнажив клыки. Мита заметила, что когда волк говорил, то почти не шевелил пастью, и все слова будто звучали прямо у нее в голове.
– Мешают?
– Тебе весело, – насупилась она. – А мне уже тошно. Из-за них всё вокруг серое и невзрачное… И границы нечеткие.
– Так многие звери чувствуют мир. Не глазами – нам они нужны меньше, чем людям. Обоняние и слух гораздо важнее. Все цветное, что ты видишь перед собой – запахи. Не замечала, что сильнее всего они исходят от растений и живых существ?
Мита пригляделась к своему наставнику. Желтовато-рыжая дымка и впрямь отходила от звериного тела, словно нити со среза ткани, и повторяла его очертания и движения.
– Запахи, значит… Как по мне, это неудобно.
– Привыкнешь. Перестань полагаться на глаза, закрой их. Забудь, что они у тебя есть. Попробуй по запаху определить, где я нахожусь.
Дочь охотника послушно закрыла глаза, но вместо привычной темноты увидела знакомые цветные блики, и противный ком подступил к горлу.
– Ох, боги… – выдохнула она.
– Не суетись. Попытайся понять, какой из запахов принадлежит мне, поймай его и отследи.
Лик замолчал и больше не издавал ни звука. Мита тщетно пыталась уловить хотя бы малейший шорох, который подсказал бы, в какой стороне находился волк, но быстро сдалась.
«Запах так запах», – вздохнула волчица про себя и сосредоточилась на том, что улавливал чуткий нос.
Некоторые блики, пляшущие перед глазами, стали ярче остальных, и среди них травница различила облако желтой дымки – такой же, какая виднелась вокруг волков: такими они были в её сне, таким оказались Лик, его разозленная спутница и она сама. Поначалу дымка ускользала из поля зрения и рассеивалась, но вскоре Мита сумела собрать её воедино и превратить в тонкие нити, ведущие в сторону. Не открывая глаз, волчица повернула морду, следуя за ними, пока не наткнулась на знакомые очертания.
