Однажды я встретила волка

Глава 3. Митьяна

Умелые знахари наверняка одарены богами, а иначе как объяснить их силу определить любую хворь? Они творят настоящую магию, просто смешивая травы. Удивительно, откуда они знают, какая от чего помогает? Видел я их толстенные записи, наверняка обучают преемников, но кто-то же когда-то их составил. Маги… точно говорю вам, они словно маги! И что же, их тоже стоит казнить, как того требует светлый князь Калсанганский?..

Митьяна прекрасно знала, что край леса служил границей между землями людей и волков – староста не уставал напоминать об этом всякий раз, когда кто-то покидал деревню. С недавних пор жителям запрещалось её пересекать. Сегодня травнице пришлось нарушить это правило.

Все началось с того, что с рассветом пастух Пилар примчался к дому Митьяны. Из его несвязных речей девушка поняла, что у младшего брата, Кела, случился сильный жар. Пастух разволновался так, что чуть не плакал.

– Рано руки заламывать, – осадила его Мита, которая хоть и привыкла к переживаниям за родных, но лишней суеты у больного не терпела. – Жар говорит лишь о наличии недуга, а не о том, какой он.

Наказав ждать его у порога, травница полезла на чердак, где хранила все свои запасы – для того, чтобы сбить жар, было достаточно взять сушеных ягод костяники и ромашки. Но там её ждала неприятная неожиданность. Перерыв все короба и мешки, Мита обнаружила, что прошлогодние запасы сушеной костяники исчерпаны. Можно было заменить ягоды сухими фруктами, но те закончились еще в середине весны, когда в деревне простужался каждый второй. А одной ромашки не хватит – она снимет лишь часть проявлений болезни, но не устранит причину.

Оставалось поискать травы на равнине или – что было гораздо рискованней – идти за ягодой в лес.

Мита отыскала на чердаке небольшой горшочек с гусиным жиром и спустилась вниз. Виновник дерзкой выходки, на которую она только что решилась, получил указание – сделать растирку, добавив в жир луковую кашицу, и дожидаться, пока принесут нужные травы.

– Одна пойдешь? – осторожно спросил Пилар, прижимая засаленный горшочек к груди. – Может, позвать кого, чтобы…

– Не нужно, – отрезала знахарка. – И вообще… лучше не говори никому, что я куда-то ушла. Если спросят, скажи, на равнине и у реки травы собираю.

– Но…

– Меня в лесу Лииш знают. Если увидят – не нападут. Не первый раз туда иду.

– Может, хотя бы мне с тобой пойти? – не отставал пастух.

Про себя Мита подумала, что только такого помощника ей и не хватало. С языка рвались слова: « Ты уже натворил дел на равнине! ». Но вслух травница сказала другое:

– Пригляди лучше за Келом. Если хуже станет, залей кипятком сушеную ромашку и дай ему. Настой может показаться невкусным, и он не захочет пить, тогда придумай, как подсластить. На первое время поможет.

– Не страшно тебе одной-то? – уже тише спросил Пилар.

Мита слабо улыбнулась. Сказать, что ей было боязно – не сказать ничего. В отличие от большинства растений, которые она собирала у края леса, костяника росла только в ельниках в глубине. Идти за ней означало ступить на земли зверолюдов дальше обычного, и одни боги ведали, чем это закончится.

– Мне не впервой. Ты, главное, не выдавай меня. Старосте необязательно знать, что я куда-то пошла.

Река Канвия брала начало с гор на севере и огибала лес зверолюдов по широкой дуге. Митьяна решила держаться берега, чтобы как можно дольше не заходить в ельник. Она знала несколько опушек с лечебной ягодой, расположенных ближе к краю леса. Оставалось надеяться, что костяника успела созреть.

Знахарка шла вдоль камышовых зарослей по тропинке, протоптанной рыбаками. Слева от нее, словно молчаливые стражи, стояли молодые сосны и березы; сквозь густые кроны пробивалось солнце, отчего мелкие блики прыгали на её лице, одежде и траве под ногами. Влажный воздух пах нагретой хвоей. Река блестела изгибами в солнечных лучах, приглашая гостью сбросить с себя рубаху, юбку и плотные сапоги и голышом нырнуть в прохладную воду – жаль, времени на это совсем не было.

Митьяна двигалась против течения и вскоре увидела пороги. Хотелось пить. Глинистый берег был влажным, и когда она спускалась с него, то чуть не упала прямиком в быстрый поток. Лукошко для ягод едва не унесло в сторону деревни, юбка перепачкалась землей и травой, руки травнице тоже пришлось отмывать. Лишь покончив с грязью, она направилась глубже в лес, к знакомым опушкам.

В тени деревьев было не так жарко, но зато донимали звонкие комары. Митьяна стянула заплетенные волосы узлом, спрятала под косынку и зашагала через заросли папоротника, вспугивая тучи мошек. То тут, то там ей встречались огромные паучьи сети с хозяевами им под стать; паутина блестела, словно сотканная из тугих серебряных нитей, а на них темнели круглые тельца с неровным белым крестом на спине. Еще с детства, с первых походов в лес с отцом, Мита боялась пауков как огня. Одна только мысль, что она не заметит клейкую западню, вляпается лицом и её обитатель окажется у нее в волосах, вселяла в девичье сердце ужас: ей мерещилось, что под косынкой кто-то ползет, и она порывисто стряхивала с себя все, что хоть отдаленно напоминало паука.

Мита нашла палку покрепче и принялась помахивать ей перед собой. Так она хотя бы почувствует, если впереди будет липкая преграда.

На опушках её ждало разочарование – ягод было совсем мало и они только начинали зреть. Все же костяника поспевала ближе к середине месяца Зреяния. Травнице нужна была хотя бы горсть, тогда можно будет сделать кружку крепкого отвара, а её пятилетнему Келу хватит на пару дней. А еще следовало поторопиться – долгое отсутствие наверняка встревожит Пилара, и он может послать деревенских или побежать сам на её поиски.

Следующий час Митьяна бродила от опушки к опушке, понемногу собирая ягоду в лукошко. За поисками она не заметила, как сильно забрала на север, и, когда вновь вышла к берегу реки, сжимая в руках свой небогатый улов, обнаружила, что солнце уже стояло в зените. Теперь пороги находились ниже по течению – знахарка оказалась довольно далеко от деревни, и возвращение займет у нее не менее часа, если двигаться вдоль реки.

Девушка спустилась с отвесного берега и присела на небольшой камень рядом с водой. Ей хотелось есть, и она принялась за пирожки с пататом, предусмотрительно прихваченные с собой. Мимо стрелами проносились стрекозы, неспешно порхали бабочки; травница то и дело отмахивалась от комаров и неспеша жевала свой обед. Если на миг забыть о том, что за спиной нависал густой лес, полный диких животных и кое-кого пострашнее, можно было подумать, что находишься в самом безопасном месте на земле.

О хозяевах леса, волколюдах, всегда ходило много легенд, баек, чаще всего страшных и жестоких. Люди боялись их и таким образом пытались себя защитить. С раннего возраста детям втолковывали, что волколюды – чудовища, посланные злыми древними богами на земли, чтобы истребить людей. Возможно, они преуспели бы, если бы добрые божества не вмешались. Тогда их разрушительные силы запечатали и заточили в людские тела, и поныне волколюды не могут избавиться от своих оков. За это они ненавидят людей и стараются при любой возможности убивать их, но все, что у них осталось – это способность превращаться в зверя и острые зубы, которые оставляли на жертвах проклятые укусы.

Еще будучи маленькой, любопытная дочка охотника спросила: « Если они так хотят истребить людей, то почему заключают с нами мир? » Ответить ей тогда никто не смог.

В страшилки о том, что волколюды крадут непослушных детей, убивают скот ради забавы, владеют неизведанной магией управления погодой, насылают засуху и беспросветные ливни, Митьяна не верила. Она не любила голые слухи и сама старалась их не распускать. Единственное, с чем ей приходилось считаться, так это с историями о проклятых укусах. Те, кого пометили зубы двоедушников в зверином обличье, получали какую-то неизлечимую болезнь, которая сводила их с ума. Укушенных потом или убивали, или они умирали сами – от того, что тело уставало носить неприкаянную душу, или оттого, что душа уставала быть неприкаянной. Иногда больные сами накладывали на себя руки, чтобы избавиться от мук. От этих историй становилось жутко.

Доев последний пирожок, Митьяна сполоснула руки в реке и поправила подол. Пора было выдвигаться в сторону деревни.

Тихий шум за спиной привлек её внимание. Все еще погруженная в раздумья, травница рассеянно обернулась и столкнулась взглядом с чужими глазами. Обладатель этих глаз стоял чуть выше по глинистому склону, внимательно наблюдая за каждым её движением. Незваная гостья замерла, не в силах оторвать взгляд от янтарных радужек; опускать голову было страшно, ведь там, помимо длинной мохнатой морды были острые клыки и сильные мускулистые лапы.

Прошла всего секунда, когда до дочери охотника, наконец, дошло, что перед ней не обычный дикий зверь, а волколюд в зверином обличье.

Мита закричала. С верхушек деревьев сорвались растревоженные вороны.

Девушка сделала шаг назад и поскользнулась на мокрой глине. Волк ринулся вперед, разевая ярко-розовую пасть и заставив травницу зажмуриться; по её руке полоснуло что-то острое, а затем спина ударилась о водную гладь, и все вокруг окутало холодом…

– … а если это не просто царапина? Вдруг не обойдется? Что мы тогда делать будем? А как объясним Ирмару?..

Митьяна слышала чужие голоса словно сквозь воду. Она почти ничего не чувствовала, не знала, где её руки, ноги, голова. Легкие жгло огнем. Хотелось откашляться, но у нее никак не выходило.

– Не разводи суету, – продолжал тем временем мужской голос. Даже сквозь пелену травница слышала в нем раздражение. – Не смотри на меня так, я прекрасно знаю, к чему это может привести. Сам разберусь. Уведи наших отсюда. Сделай так, чтобы в западную часть леса они не заходили.

– И как ты поступишь с ней? Убьешь, что ли? – возразил ему женский. Его обладательница пыталась держаться уверенно, но дрожь в интонациях выдавала с головой.

– Не смеши. Это лишь усугубит проблему…

Больше Мита ничего не услышала – снова провалилась в беспамятство.

Когда знахарка пришла в себя во второй раз, то обнаружила, что лежит на траве. Перед её лицом мерно покачивались сосновые ветки, растревоженные неосторожным порывом ветра. Мокрое платье липло к телу, отчего она почувствовала себя почти что голой. По коже забегали мурашки. Митьяне хотелось сесть, но тело отказывалось слушаться: легкие все еще горели, а в ногах застыла киселем нездоровая слабость.

Зверя она заметила несколькими мгновениями позже. Огромный волк – в холке достал бы деревенскому мужику до пояса – сидел неподалеку и нетерпеливо подергивал кончиком хвоста. Казалось, что он совсем на нее не смотрел, и дочь охотника успела подумать о побеге, но потом спохватилась – он все равно отыщет её по запаху, куда бы она ни спряталась. Да ей и не хватило бы сил убежать.

Мита слабо пошевелила пальцами и поморщилась от боли в правом предплечье. Зверь повел ушами, затем повернул морду. Его янтарные глаза уставились на девушку. Притворяться спящей больше не было смысла, и травница медленно села, подобрав под себя ноги. Когда она оттягивала мокрый насквозь подол, её руки мелко дрожали.

Волк встал и сделал несколько шагов в её сторону. Его походка была расслабленной, словно бы он был уверен, что добыча никуда не убежит. Сидящей на траве Мите казалось, что над ней нависла мохнатая скала. Девушка поджала губы и затаила дыхание. Зверолюд повел носом.

– Если… – пролепетала она, – если т-тронешь, жители… они этого не оставят.

Глупейшая угроза тому, чьи клыки находились в паре локтей от её шеи.

Хозяин леса приподнял губу и фыркнул так, как будто её слова были шуткой. Мита вздрогнула. А затем заметила на правом предплечье бережно наложенную повязку, сделанную, похоже, из её косынки, и потянулась к ней пальцами.

– Что это?..

Волк оскалил зубы и предупреждающе зарычал, и травница отдернула руку. Похоже, она успела пораниться, когда падала в реку.

– Ты её сделал? – осторожно спросила она. – И вытащил меня из воды?

Зверь помедлил, после чего спрятал клыки и согласно склонил голову. Митьяна слабо улыбнулась.

– Спасибо.

Ее новоиспеченный благодетель поднялся с места и подошел вплотную. Сердце Миты бешено заколотилось. Она не понимала, чего хочет волколюд. Убить? Взять в плен? Молчание затягивалось. Волк скосил глаза и навострил уши: вдалеке послышался тонкий вой, эхом раскатившийся по округе. Мита побледнела и отползла назад, цепляясь непослушными ногами за траву, но её подол тут же оказался между волчьих зубов, заставив знахарку вскрикнуть.

– Отпусти меня, пожалуйста, – дрожащим голосом попросила она. – Я не зайду сюда больше, честно, обещаю, мне просто нужно… мне нужно… отвар… ягоды…

Травница побледнела еще сильнее, когда поняла, что рядом с ней не было корзинки, и принялась беспокойно шарить вокруг руками. На волколюда она старалась не смотреть. Впрочем, хозяину леса это быстро надоело, и он зарычал, потянув подол на себя и вызвав у Митьяны еще один крик. Окончательно разозлившись, волк прижал её к земле, а когда шумная нарушительница попыталась вырваться, то сильной лапой надавил ей на шею, так, что шершавые когти царапнули кожу на подбородке. Через какое-то время в глазах у нее потемнело, и она потеряла сознание в третий раз.

Глава 4. Митьяна

Внешне укус волколюда похож на собачий: рваная рана от клыков, края слегка воспалены, никаких особых признаков не замечено. Больной чувствует себя нормально, жалуется на зуд и ноющую боль. Рану промыли отваром тысячелистника и смазали ивовой корой. Наблюдаем за состоянием и возносим молитвы матери Иина за спасение души его от темных богов.

Время давно перевалило за полдень. Солнце клонилось к верхушкам елей на западе, постепенно теряя жар. Митьяна очнулась в траве на берегу реки, резко села и огляделась.

Волколюда рядом не было. Леса Лииш тоже.

Шея болела так, как будто Мита целый день таскала коромыслом воду. Одежда на ней успела подсохнуть, но была испачкана пятнами травяного сока и речной глиной. Локти и колени саднило. Она потерла руки, наткнулась пальцами на повязку и, помедлив, стянула ее.

На правом предплечье красовались царапины. Знахарка долго разглядывала их, вертела рукой и шипела от боли. Как ни посмотри, было похоже не на порезы, а на следы от острых клыков…

От одной мысли внутри все похолодело, а сердце забилось в панике; его стук гулом отдавался в ушах. Укушенная волколюдом. Хуже не придумаешь.

Откуда-то издалека послышались людские крики. Несколько человек – Мита различила звонкий голос Пилара, более низкий и мощный – Нита, мужа молочницы Риваны, и хриплый – деда Казира. Травница охнула и вскочила на ноги. Столько времени прошло! Конечно, деревенские её потеряли и придумали, небось, невесть что.

– Я здесь! – закричала она в ответ.

Под ноги попалось лукошко, на дне которого ровным слоем лежали ягоды костяники, и Мита с трудом узнала в ней свое. После падения в реку ей все еще дышалось тяжело, а перед глазами двоилось.

– Митка! – раздался голос деда Казира. – Митка, ты где?

Ой, а как же она будет объяснять им, что с ней случилось?

Митьяна оглядела себя. Вся вымокшая и перепачканная, со ссадинами… может, так и сказать, мол, упала в реку? И ведь не соврет. А о лесных ягодах им знать не обязательно. Знахарка подхватила корзинку, сорвала цветущую рядом ромашку и еще не распустившийся зверобой и собрала небольшой неопрятный букет, которым прикрыла дно корзины.

– Нашлась! – услышала она далекий крик Пилара.

«Главное, чтобы он не проболтался», – подумала Митьяна, поправляя растрепавшуюся косу. А затем быстрым шагом направилась навстречу деду Казиру.

– Всю деревню на уши поставили! – причитала Зера, прыгая вокруг подруги. – Потеряли тебя. Пилар чуть не плакал, говорил, что ты ушла за травами для Кела утром и не вернулась. Ох, ждет тебя взбучка от старосты, это уж точно… Где ты так изгваздалась?

– В реке, – устало пробормотала травница. – В воду упала. Пока вылезала, перепачкалась вся.

– А с рукой что?

– Порезалась о камни. Ничего, заживет.

– Зачем ты в лес полезла?

– На равнину, – поправила Митьяна. – Слышала же – за травами. Келар заболел, а у меня ничего не нашлось, не бросать же его, в самом деле?

– Почему со старостой не поговорила? – Голос у Зеры зазвенел – она начинала злиться. – Честное слово, иногда я совершенно не понимаю, что у тебя на уме. А если бы волколюды пришли? Они бы живьем тебя сожрали!

Травница вспомнила янтарный взгляд зверя. Он не желал ей зла. Иначе бы бросил в реке или загрыз, когда «добыча» попыталась от него убежать. Но вот что произошло потом, Мита совершенно не помнила. Кожа на руках почему-то до сих пор хранила странные ощущения: что-то теплое и жесткое, словно шкура животного, которая лежала на горячей печи.

– Не сожрали бы…

– Это уже не смешно! Одно дело, когда ты говоришь, какие волколюды хорошие, и совсем другое, когда лезешь к ним в пасть…

Зера не выдержала – рухнула на скамью и заревела. Митьяна даже растерялась.

– Эй, ну ты чего… – Она привстала и обняла подругу. – Со мной все хорошо. Вот я – живая и здоровая! Подумаешь, руку о камни расцарапала.

Но хозяйка дома завывала и всхлипывала, уткнувшись в плечо травницы. Когда она, наконец, успокоилась, то отстранилась, вытерла раскрасневшийся нос рукавом и тихо попросила:

– Не делай так больше, ладно?

– Не буду.

Зера кивнула, потом подскочила со скамьи и выпрыгнула за дверь, к кадке с водой – умыть лицо. Оставшись одна, Митьяна подтянула саднящие колени к подбородку и съежилась. Подруга достала ей чистое платье, помогла оттереть лицо от грязи, вытащить мусор из волос и переплести косу.

Лукошко с травами стояло чуть поодаль, у порога, и знахарке пришлось сползти с лавки, чтобы дотянуться до него. Под наспех собранным букетом лежала костяника, где-то пару горстей. Негусто, но Келу на настой хватит. Мита еле слышно перевела дух: главное, что ягоды не потерялись, пока она валялась без сознания.

Ее ладонь скользнула по ручке корзины, неровной и слегка приплюснутой. Раньше её было удобно держать, но теперь она царапала руку. Травница провела большими пальцами по вмятинам и вдруг сообразила, что они походили на следы от зубов. Так значит, тот волколюд вернул ей корзину? Может, он и принес её поближе к равнине, чтобы деревенские нашли? Зачем тогда кусать за руку и рвать подол? Или это предупреждение, чтобы незваная гостья больше не нарушала запретов?

Что вообще было у него на уме?

Грязная одежда лежала в углу, в кадке. Вытащив юбку на свет и приглядевшись, дочь охотника нашла на ткани рыжеватые волоски, жесткие и грубые. Шерсть. Она была повсюду, как будто волк повалялся на девушке, или же она на нем.

– Ты как, Митка?

Утайщица вздрогнула и шарахнулась от окна. Юбка упала на пол. На пороге стоял дед Казир; погрузившись в свои мысли, Мита не услышала, как он вошел.

– Я в порядке, – севшим голосом сообщила ему она. – Устала просто.

– Хорошо, что так, – кивнул он и погладил бороду. – Ты бы это… шибко-то не совалась туда… без Гидера-то и подавно…

– Извини… Заставила я всех волноваться.

– Пилар дурень, – проворчал дед Казир и зашаркал к двери в стряпущую. – Если бы он сразу к Дирку пошел, так парнишку уже сегодня бы к знахарю в Кайсугу увезли, вылечили б… а он к тебе, по привычке. И не остановил потом, размазня… Ты это, не переживай, Келарка уж в надежных руках, так что отдохни чуток.

– Я тоже хороша, могла бы и сама к старосте сходить, – тихо отозвалась травница. – А вместо этого в одиночку на равнину пошла… Сглупила.

Дед Казир махнул рукой.

– Ай, ну что на себя наговариваешь! Ты ж помочь хотела. Как лучше хотела.

Митьяна слабо улыбнулась. Дверь тем временем открылась, и в подклет заглянула Зера. Услышав последние слова дедушки, она нахмурилась.