Молли имеет право

– Правда? – вскинула бровь Нора. – Ты меня удивляешь. Пойдём-ка отсюда, Молли.

И она взяла меня под руку (чего мы тоже не должны делать, поскольку монашки столь близкой друж бы между девочками не одобряют: говорят, мол, это «нездорово», хотя я и не очень понимаю почему. Можно подумать, мы с Норой заразные).

Грейс проводила нас сочувственной улыбкой (крайне раздражающей), а потом они с Герти принялись болтать с Мэй Салливан – она новенькая и иногда общается с Грейс и Герти (наверное, потому, что в отличие от нас, знающих Грейс уже много лет, не может рассмотреть за приторно-сладкими манерами её настоящее лицо).

Пока мы с Норой шагали в лабораторию, на следующий урок, я сказала ей:

– Знаешь, не то чтобы ты была неправа, но, может, нам не стоило ссориться с Грейс?

– Это ещё почему? – возмутилась Нора. – Она этого вполне заслуживает! Как она вообще смеет упоминать маму и указывать, читать ли нам записки!

– Это правда. Но, может, именно сейчас нам лучше не попадаться ей под горячую руку? Особенно если… – я умолкла.

– Если что? – нетерпеливо переспросила Нора.

Я огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что ни Грейс, ни кто-либо другой не подслушивает.

– Ну, мне кажется, я не отказалась бы побольше узнать о… о том, что значит быть суфражеткой.

И так быстро, как только могла, рассказала ей, что случилось вчера вечером и что говорила на митинге та дама, миссис Джойс.

– Знаешь, она ведь совершенно права, – горячилась я. – Подумай хотя бы о Гарри: ему сходит с рук такое, за что нам влетело бы по первое число.

– Да, ты права.

– И он вечно получает лучшие кусочки курицы! – добавила я, возвращаясь к своей любимой теме.

– Как и Джордж, когда он дома, – вздохнула Нора. (Джордж – это её брат, если ты вдруг забыла.)

– Да, я видела. Братьям вообще позволяют больше, чем нам. И с самого рождения считают само собой разумеющимся, что они будут учиться в университете. А ведь достаточно разок взглянуть на Гарри, чтобы понять, что он круглый дурак. Зато бедняжке Филлис пришлось до бесконечности упрашивать родителей, хотя она такая умная. Впрочем, если задуматься, мальчишки и право голоса получают, когда вырастут, точно так же, как сейчас – лучшие кусочки курицы.

– Боже мой, – ахнула Нора. Но прежде чем она успела что-либо добавить, над нами вдруг нависла мать Антонина с вопросом: «А что это вы, девочки, бездельничаете?» – и пришлось во весь дух мчаться на урок. И только на перемене, пока мы пили молоко, у нас появилась возможность как следует всё обсудить.

– Так что конкретно ты предлагаешь? – выпалила Нора, едва мы нашли в столовой достаточно укромный уголок. – Просто я пока не уверена, что хочу быть суфражеткой. В смысле, звучит довольно заманчиво, и я понимаю, что ты имеешь в виду, говоря о наших братьях и их привилегиях, но сама я, если честно, ни о чём таком не думала.

– Я тоже не говорю, что собираюсь стать одной из них. Я даже не уверена, что суфражетками вообще можно стать в нашем возрасте. Но я и не отказываюсь.

– А выглядит так, словно уже согласилась.

– Вряд ли моё желание или нежелание на что-то влияет, – проворчала я, мрачно прихлёбывая молоко. – Во-первых, мы ещё слишком молоды. Но главное, после вчерашнего вечера мама с папой ни за что не позволят мне просто так уйти из дома. А даже если позволят, на митинг в центре точно не отпустят.

– О, я уверена, мы сможем придумать способ обойти их запрет, – усмехнулась Нора. – А заодно и тот факт, что мы слишком молоды. Дело для нас всегда найдётся.

– Так значит, тебе это тоже интересно?

– Может быть, – уклончиво сказала Нора. – А может, и нет. Мне нужно всё обдумать. О, берегись, Стелла идёт!

– Стелла – это не страшно, – отмахнулась я, потому что так оно и есть. Как ни крути, Стелла Донован – наша подруга. Конечно, она пансионерка, а значит, вся из себя плакса и тихоня, настоящая серая мышь, но мне она очень нравится. Впрочем, если она мне нравится, это вовсе не означает, что я собираюсь делиться с ней такими важными секретами, поэтому немедленно сменила тему и заговорила о носках, которые вяжу к папиному дню рождения (тёмно-синяя шерсть, очень сложный узор). Честно говоря, я надеялась, что Стелле быстро наскучит столь малоинтересная тема и она уйдёт поболтать с кем-нибудь ещё, но оказалось, что она как раз в последнее время страстно увлеклась носками (точнее, вязанием – сомневаюсь, что даже заучку вроде Стеллы могут увлечь носки как таковые) и потому с жаром начала рассказывать о всевозможных схемах и различных способах поворота пятки.

– Если начинать с изнанки, выглядит гораздо аккуратнее, – заявила она так серьёзно и с таким энтузиазмом, что у меня не хватило духу прервать беседу, хотя она и стала безумно скучной. Со Стеллой просто не получается быть грубой – это всё равно что пнуть щенка.

Но разговора о технике вязания носков Стелле оказалось мало: она тотчас же принесла из спальни небольшую сумочку со спицами и настояла на демонстрации своих впечатляющих успехов. В общем, из-за Стеллиных носков и подозрительно поглядывающей на нас до самого конца дня Грейс мы с Норой смогли продолжить разговор только по пути домой.

– Слава богу, вырвались из этой тюрьмы! – воскликнула она, едва мы свернули с Эклс-стрит. – Бедняжка Стелла, она-то там надолго застряла, неделями не выходит.

– Что не так уж и плохо. По крайней мере время от времени.

Мы немного прошли молча. Но это было приятное молчание. С Норой всегда так.

– Я тут подумала о том, что мы обсуждали, – начала она. – И поняла, что нужно ещё кое-что прояснить. Мне хотелось бы узнать больше.

– Правда?

Нора кивнула:

– В конце концов, если бы женщины не боролись за право поступать в университет, у меня не было бы и возможности стать врачом.

Я ужасно обрадовалась её интересу к «делу», как назвала это Мэгги, и даже не стала упоминать о своих опасениях, что через несколько месяцев ей, скорее всего, захочется стать кем-то ещё. Или даже через несколько дней.

– Согласна насчёт «всё прояснить». А значит, придётся серьёзно поговорить с Филлис.

– Думаешь, она всё ещё злится? – спросила Нора. – Я имею в виду, на то, что ты за ней следила.

– К тому времени, как мы вчера вернулись домой, она вела себя уже вполне дружелюбно, но сегодня утром, когда я надевала пальто, схватила меня за лацкан и сказала, что лучше мне за ней не шпионить. Не исключено, что, раз я тебе проболталась, больше она ничего не скажет.

– Тебе просто нужно завоевать её доверие, – заявила Нора. Но ей легко говорить, она ведь не знает, какими бывают старшие сёстры. У неё есть только брат Джордж (да и тот большую часть времени проводит в пансионе), так что я не уверена, понима ет ли она, насколько необоснованными могут быть придирки старшей сестры (или младшей, если на то пошло). Вообще, ужасно несправедливо, что мне приходится терпеть не только старшую сестру, но и младшую, а заодно и старшего брата. Как же тебе повезло, Фрэнсис, что ты в семье единственный ребёнок! Знаю, ты считаешь, что на каникулах бывает скучновато, но мне это кажется настоящей идиллией.

И да, я помню, что должна была уже закончить и отправить письмо, но тут произошло ещё кое-что, и мне хотелось бы всё тебе пересказать, пока события не выветрились из памяти. Правда, письмо получится ужасно длинным, может, мне даже придётся попросить у папы ещё одну марку, чтобы покрыть перевес.

В общем, в настоящий момент я безумно завидую не только тому, что ты в семье единственный ребёнок, но и тому, что ты учишься в пансионе. И не в по следнюю очередь из-за того, что вечером родители придумали для меня подходящее наказание за побег. Мне не разрешили сегодня после школы пойти на день рождения к Нелли Уилан. Что очень печально, поскольку мама Нелли печёт самый вкусный в мире лимонный пирог (это я знаю с тех пор, как Нелли только появилась у нас в классе и вскоре пригласила одноклассниц на чай – тогда-то я и попробовала пирог). Правда, Нора отнеслась к моим страданиям весьма скептически.

– И что, это единственная причина пойти к Нелли? – сурово поинтересовалась она. – Не очень честно идти на день рождения к человеку только потому, что тебе нравятся пироги его мамы.

– О, не будь такой правильной, – заныла я. – Ты ведь знаешь, мне и Нелли нравится. Но лимонный пирог был бы весьма приятным дополнением…

Должна признать, я ужасно расстроилась, потому что практически весь день девочки из нашего класса, включая даже нескольких пансионерок вроде Стеллы, обсуждали, как пойдут после школы к Нелли, а мне пришлось возвращаться домой, хотя Нелли очень любезно пообещала приберечь для меня кусочек лимонного пирога и в понедельник принести его в школу. И, что ещё хуже (гораздо хуже), из-за того, что Нора тоже собиралась на чай к Нелли, а я попала в немилость, мне даже домой не разрешили вернуться самостоятельно: пришлось ждать у входа в школу под присмотром матери Антонины (весьма подозрительно на меня поглядывавшей), пока Гарри за мной зайдёт.

Единственным положительным моментом в этой ситуации оказалось то, что, когда Гарри всё-таки явился, он злился не меньше меня. И, как обычно, притащил своего приятеля Фрэнка. И, тоже как обычно, даже не удосужившись поздороваться или сказать что-нибудь хотя бы отдалённо напоминающее о приличиях, поприветствовал меня фразой:

– Из-за тебя я опоздаю на регбийный матч.

– Можно подумать, ты играть идёшь, – отрезала я, когда мы поплелись по Эклс-стрит. – Ты же просто зритель. А опоздания пары зрителей никто даже не заметит.

Разумеется, это его ещё больше разозлило, поскольку он и в самом деле ужасно хочет выходить на поле. Но пока в школе есть мальчики на год старше, ему не стоит ожидать попадания в стартовый состав.

Впрочем, Фрэнк попытался плеснуть немного масла в бурные воды наших с Гарри отношений и вежливо поинтересовался, что я собираюсь делать, когда закончу школу. Не помню, говорила ли тебе когда-нибудь, как Фрэнк выглядит. Он довольно высокий (даже выше Гарри), и у него вьющиеся золотистые волосы, которые постоянно приходится откидывать назад, чтобы они не закрывали его зеленоватые глаза.

– Даже и не знаю, – ответила я, немного подумав. – Полагаю, раз уж Филлис собирается поступать в университет, то и мне тоже хотелось бы.