– Скажи… Что по ту сторону?
– Вполне ожидаемый вопрос к призраку! Браво! – она звонко засмеялась, но в голосе ее я слышал слезы. – Что ж… все, что ты видишь вокруг. И ничего. По ту сторону нет ни рая, ни ада. Нет ни раскаленных ступеней в огненную геенну, ни световых туннелей на небеса. Лишь пустота… вечная тьма. Наполненная люминесцирующим туманом, в одночасье сменяющим все двести пятьдесят шесть оттенков серого. Оглушенные чувства, гипертрофированные ощущения. И ты болтаешься в этой серой тьме, не в силах понять – плывешь или бесконечно падаешь вниз.
– Тогда что все это? Наш дом, цветочный луг, лес, река… Что это?
– Этот мир я создала для тебя. – Она опустила голову и прижала ладони к лицу – теперь голос ее звучал глухо, будто из толщи воды. – Мне было так страшно… я хотела еще раз… хотя бы разок увидеть… одиночество мучило. Там так холодно…
Вдруг она шагнула ко мне, схватилась за рубашку на груди, сжав крохотные кулачки, и жалобно заглянула мне в глаза.
– Но мы можем остаться. Здесь. Больше не будет боли, страха, ненависти. Только ты и я в этом прекрасном мире. Ты и я, и больше никого. Только останься!
– Нет, – я прижал ее к себе, чувствуя, как рубашка намокает от ее горячих слез. – Нет, мой белый кролик. Ты слишком рано привела меня в этот волшебный мир.
– Как… когда ты узнал?
– Ну я же не конченый идиот, – усмехнувшись, я зарылся носом в ее пушистые, пахнущие луговыми травами волосы. – Широ Юсаги. Не знаю как тебе, но по мне очень необычное имя. Мне с самого начала было интересно, значит ли оно что-то. И каково же было мое удивление, когда я узнал, что с японского оно переводится как…
– Белый кролик, – она коротко засмеялась и замерла, нежась в моих объятиях.
Пока солнце целиком не поднялось над горизонтом, мы так и стояли, будто пытаясь впитать как можно больше тепла друг друга. Запомнить нежность… в последний раз.
– Тебе пора? – тихо проговорила она, отпуская мою спину.
– Да.
Высвободившись, Широ начала медленно отходить назад к реке, несущей осколки розовеющего неба.
– Наконец-то ты нашел своего белого кролика… – едва слышно проговорила она, глотая слезы. – Прости… Прости меня, Егор… Прощай…
* * *
Я пришел в себя на холодном пыльном полу незнакомой комнаты, слабо освещенной находящейся в дальнем углу керосинкой. В ноздри сразу ударил кислый запах гниющего мяса. Поднявшись на четвереньки, я огляделся. Вокруг стояли полупустые коробки с консервами. Часть жестяных банок была вскрыта и источала то самое зловоние, заставляющее слезиться глаза. Пытаясь распрямиться, я случайно свалил одну из коробок, и ее содержимое выплеснулось на пол. В массе, некогда бывшей тушенкой, лениво копошились жирные белесые черви. Брезгливо поморщившись, я решил сфокусировать расплывающееся зрение на чем-нибудь другом. Выбор пал на ближайшую стену. Когда в глазах перестали кружиться мушки, мне удалось разглядеть на ней старую, выцветшую от времени и сырости надпись. Всего две буквы: Д-6.
– Вот тебе и провалился в кроличью нору… – пробормотал я, поднимая гудящую голову.
Непосредственно надо мной зиял провал открытого ржавого люка, за которым виднелась горловина довольно глубокой шахты со вбитыми в стены скобами. На запрокидывание ушибленной головы мозг отозвался головокружением, тем самым настойчиво рекомендуя вернуть черепушку в положенную ей плоскость. Сопротивляться я не стал и, стараясь держать голову как можно ровнее, зашагал вперед на свет керосинки.
У ящика, на котором стояла допотопная лампа, я ее и нашел. Обтянутый пожелтевшей кожей, будто мумифицированный скелет сидел, прислонившись позвоночником к стене. Целехонькая одежда, висящая на нем как на вешалке, радовала глаз чистотой. Рассыпавшиеся по плечам черные длинные волосы тускло блестели в слабом желтоватом свете. От их ухоженного вида стало немного жутковато.
«Трепещущий свет керосинки разрисовывает ее лицо карикатурными тенями. Она улыбается так счастливо… так безумно. Хищный блеск глаз отражается на лезвии ножа.
– Ну что, кошак, дрожишь? Правильно. У тебя, жалкой скотины, так и не хватило смелости прийти за мной. А я ждала. Я так долго тебя ждала…
Коротко засмеявшись, она подошла ближе к нам и присела на корточки, откинув за плечо черную прядку, упавшую на лицо.
– Ну да ничего. Раз струсил ты, я сама тебя нашла, – рассматривая наши окаменевшие лица, она облизала пухлые губы и улыбнулась еще шире. – Это было трудно. Ты и в своем мире – мастер маскировки, а уж в нашем-то… Я даже пару раз ошиблась… пару десятков раз. Но это тоже не страшно. Подумаешь, уменьшила поголовье ублюдков с яйцами. Может, оставшиеся даже поутихнут и будут держать свое хозяйство в штанах. Мерзкие черви с таким гордым названием – мужчины…
На мгновение улыбка пропала с ее точеного лица, и нож, порхавший между хрупкими ладонями, замер, тисками зажатый в кулаке.
– Широ, пожалуйста…
– Пожалуйста? Что пожалуйста? Ты ведь тоже устал от этого грязного, смердящего, серого мира! От этого жалкого, слабого тела… Потерпи немножко, я освобожу тебя. И мы вместе отправимся в прекрасную страну сражаться с Красной королевой».
Шорох и слабое звяканье металла вернули меня из очередной порции воспоминаний. Присмотревшись к стене, я подковырнул ногтем висящую на ней огромную схему Метро-2. Как и ожидалось, она была закреплена только сверху, и то лишь для того, чтобы замаскировать металлическую дверь, на удивление не запертую. Хотя, открыв ее, я понял, почему хозяин этой берлоги не позаботился о сохранности содержимого соседнего помещения. Его пленница, даже если бы захотела, сбежать не смогла.
В крохотной каморке воняло особенно мерзко. Запах застарелых человеческих испражнений и засохшей крови пропитал воздух. У дальней стены, в ворохе грязного барахла, сидела последняя жертва Чешира. Даже сквозь грязь и синяки от побоев все еще можно было узнать Аню. Руки ее были плотно прикручены толстой проволокой к выступающим трубам. Увидев меня, она что-то неразборчиво простонала.
– Подожди, – пробормотал я, оглядывая помещение в поисках инструмента, с помощью которого можно было бы раскрутить проволоку. – Подожди минутку, я сейчас.
У левой стены, почти сразу рядом со входом, стоял еще один ящик. Вокруг него были раскиданы десятки карт, присыпанных пеплом и вафлеными окурками. Но самым интересным экспонатом был старый кожаный чемоданчик, покрытый багровыми пятнами. Внутри него таились всевозможные заточки кустарного производства и инструменты, применявшиеся явно не для починки механики, о чем свидетельствовали все те же застарелые кровавые пятна, въевшиеся в металл настолько, что вряд ли их удалось бы оттереть и хлоркой.
Освободив девушку, я взял ее на руки и вышел из каморки. Но перед тем, как покинуть старый продовольственный склад, пододвинул под люк один из ящиков и заклинил его, сломав покрытый хлопьями ржавчины запор при помощи найденной фомки. Керосинку я все же решил не тушить – пожар, даже если он и случится, в закрытом помещении угаснет быстро, не нанеся особого ущерба. Так что пусть она погорит хотя бы еще некоторое время. Может, тогда Широ не будет так страшно. Она ведь всегда боялась темноты.
«– Егорка, расскажи мне сказку!
– Ну, ты же совсем взрослая. Ладно, только не смотри на меня так жалобно. Одну, договорились? Закутайся в одеяло и закрой глазки. Какую ты хочешь?
– Про Алису и Чеширского кота!
– Опять? Может, какую-нибудь другую? Например, про огра Шрека? Хорошо, хорошо, не кидайся подушкой. Вот, держи. Укладывайся. Укладывайся, кому говорю, будет тебе Алиса. Все, готова? Ну, слушай. Сидела Алиса на берегу и маялась от безделья, что, как известно, дело совсем непростое. И вдруг прямо перед ней появился пушистый белый кролик…»
В последний раз взглянув на ее останки, я тихонько закрыл дверь.
Спокойной ночи, Широ. Сладких и цветных тебе снов.
* * *
Я без стука вошел в свой кабинет на Красных Воротах. Точнее сказать, бывший мой кабинет. Табличку с именем уже сняли, заменив на новую. За столом, роясь в некогда моих бумагах и роняя на них сигаретный пепел, сидел Саня. Его профиль, освещенный слабой сорокаваттной лампой, казался мне неожиданно хищным. Хотя какая теперь разница.
– И когда это вам успели дать капитана, Александр Утесов?
От моего голоса он вздрогнул и резко подорвался со стула. Даже удивительно, как можно было так долго оставаться на плаву с его-то внимательностью. Хотя кто знает, может, безумие все же в силах даровать нам новые, несвойственные черты.
– Егор… – обалдело пробормотал он и шагнул ко мне.
Схватив за руку, он втащил меня глубже в кабинет и, на мгновение высунув голову на станцию, плотно прикрыл дверь.
– Ты как сюда пробрался? Дежурные тебя видели? – зашептал он.
– Не видели, не волнуйся. Оказывается, даже прожив в метро двадцать лет, я многого не понимал в его строении. Ты знал, что, используя туннели Д-6, можно незаметно попасть практически на любую станцию в обход постов? Довольно удобно.
Он дрогнул. Всего на мгновение маска безразличия и спокойствия слетела с его лица, но и этого было достаточно. Признаться, я все равно до последнего надеялся, что ошибся, и сейчас не почувствовал радости или удовлетворения. Лишь глубокую жалость на пару со смертельной усталостью.
– Скажи, ведь ты специально рассказал остальным о моем лунатизме? Ведь в этот раз я так удачно и надолго отрубился…
– Не понимаю, о чем ты, – в его голосе звучал металл. Неужели это тот самый Сашка, мой друг детства? Пожалуй, единственный мой друг.
– Прекрати. Я так устал, ты не представляешь. Эта гонка высушила меня до дна… Зато я вспомнил.