День возмездия. В лабиринте грехов (сборник)

– О да! – воскликнула она решительно. – Я поверю, что на меня не падает ответственность за несчастье. Иначе я не смогу жить.

Он замолчал и посмотрел на дверь. Губы ее дрогнули, когда она это увидела.

– Я уже наскучила вам своими жалобами, – прошептала она. – Скоро должна прийти моя мать, и вы торопитесь уйти. С моей стороны было глупо добиваться этого разговора. Я не имела права беспокоить вас в вашем горе.

– Не говорите так! – воскликнул он, овладев собой. – Я счастлив, если могу чем-нибудь быть вам полезен, и рад случаю выразить вам, как я вас уважаю. Мы теперь члены одной семьи. Я скоро оставлю этот дом, но надеюсь, что вы будете смотреть на него как на ваш собственный.

– Да, – с горечью ответила она, – здесь мой дом. Ради этой роскоши я вышла замуж и должна, по крайней мере, воспользоваться ею.

– Думайте лучше о том, что это положение дано вам покойным мужем, который горячо любил вас, – ответил строго и с достоинством Стенхоп.

– О, как вы великодушны, как благородны! – воскликнула она, заливаясь слезами. – Вернее, я буду делать все, что могу, чтобы заслужить уважение, каким должна пользоваться от всех вдова вашего отца.

Он вышел с почтительным поклоном.

Когда дверь за ним затворилась, она почувствовала, что между ними как бы выросла какая-то стена.

Глава VII

Два пакета

Джек Холлистер нетерпеливо ждал возвращения Стенхопа, у него было что рассказать ему.

– Я обдумал все основательно, пока тебя не было, – начал он, когда друг его вошел в комнату. – Ты должен выслушать мою исповедь до конца, чтобы между нами не оставалось никаких недоразумений. Претендентом на руку Флоры… то есть миссис Уайт, я не выступал никогда, и она не оказывала мне особенного внимания, но я полюбил ее с того дня, когда два года тому назад встретил ее в первый раз на благотворительном балу. Я с радостью отдал бы свою веселую холостую жизнь, скаковых лошадей, яхту, чтобы устроиться с нею вместе в тихом, скромном гнездышке! Но это не отвечало ее вкусам. В сравнении с твоим отцом мои шансы были, конечно, ничтожны. Не знаю, приходило ли ей когда-нибудь в голову, что внешние преимущества не могут вознаградить за разницу в возрасте, но в последнее время, мне казалось, нечто подобное было. Ее помолвка меня ужасно поразила, а сегодняшнее трагическое происшествие окончательно заставило потерять самообладание. Если на любимой тобой девушке женится кто-нибудь другой, в особенности друг, и умирает тотчас после свадьбы, то чувствуешь себя словно его убийцей. Теперь я страшно сожалею и стыжусь своей глупости и ревности, но еще недавно, когда мы все сидели за столом, я желал, чтобы громовой удар разрушил дом и похоронил нас всех под его развалинами.

– Джек!..

– Я должен быть с тобой вполне откровенным, Стенхоп, иначе я никогда не буду в состоянии смотреть тебе прямо в глаза. Я страстно хотел бы теперь пойти к ней, утешить ее, быть для нее всем в жизни, но если бы в моей воле было предупредить несчастье и видеть его снова среди нас полным надежд и горячей любви к ней, каким он был только вчера, я все сделал бы для этого. Веришь ты мне?

– Да-да, – рассеянно пробормотал Стенхоп, расхаживая взад и вперед по комнате. Он думал о том, в каком сложном и запутанном положении они очутились.

– Ты еще не знаешь любви и мук ревности, – продолжал с живостью Джек. – Но если ты когда-нибудь полюбишь, ты поймешь, до какого безрассудства они могут довести человека, даже когда он не встречает сочувствия, и, может быть, простишь меня, Стенхоп!

– Я не порицаю тебя, – был спокойный ответ Стенхопа, – ты всегда останешься добрым по натуре, хотя порывы страсти и могут довести тебя до озлобления.

– Значит, все между нами будет по-прежнему! – с видимым облегчением воскликнул Джек.

И они расстались, горячо пожав друг другу руки.

В то время, когда происходил этот разговор, миссис Гастингс старалась развлечь свою овдовевшую дочь. Эта дама была из тех крикливых, важничающих особ, которые, войдя в дом, совершенно овладевают им. Мир и покой были немыслимы в ее присутствии, даже горем и страданием она рисовалась до такой степени, что они утрачивали свой возвышающий душу характер. Для Стенхопа ее пребывание в доме было невыносимо, и он весь вечер оставался в своей комнате. Только на следующее утро, когда она уехала заказывать траурные наряды своей дочери, он пошел вниз, в рабочий кабинет своего отца. В его душе все еще таились неопределенные сомнения. Ему хотелось прежде всего выяснить, какие события могли произойти в короткий промежуток времени перед самым венчанием, настолько значительные, чтобы заставить такого жизнерадостного человека, как его отец, впасть в отчаяние. Поэтому он велел позвать к себе Феликса и Питера, которые оба давно служили в доме и были преданны семье.

– Вчера отцу должны были прислать письма, Феликс, требующие ответа, – обратился он к старому слуге, – но я не нахожу их ни на письменном столе, ни в кармане его сюртука. Вы принимали вчера почту?

– Конечно, я принес письма, когда вы завтракали. Вы стояли у окна, если вы припомните, когда хозяин читал их.

– Это не те, о которых я говорю, – возразил Стенхоп. Он видел, как отец со спокойным видом, без малейшего волнения отложил их в сторону.

– Со второй почтой пришли только газеты, – уверял Питер, – и я их положил на обычное место. Вот они, кажется… – Он указал на стол, где лежало много журналов и газет.

Стенхоп не ограничился этими расспросами.

– Не приходил ли к отцу какой-нибудь посетитель или посланный с письмом? Я убежден, что перед тем, как поехать в церковь, отец получил важное письмо, которое должно найтись.

Слуги посмотрели друг на друга.

– Мы ничего не знаем об этом, – повторил еще раз Феликс.

– Мистер Уайт написал несколько писем, когда ждал карету, – помедлив минуту, сказал Питер, словно неуверенный в том, что эти сведения пригодятся молодому хозяину. – Он передал их мне для отправки…

– Да-да, знаю, – перебил Стенхоп, – я не о них говорю. Где Жозефина? Быть может, она впускала кого-нибудь, когда вы были заняты?

Позвали горничную и спросили ее, не относила ли она писем и не впускала ли кого-нибудь в рабочий кабинет.

– Нет, – сказала Жозефина, сильно покраснев, потому что боялась молодого, красивого господина. – Правда, кто-то приходил, но он не поднимался наверх. Мистер Уайт не знал этого человека и сказал, что сегодня не может никого принять.

– А он назвал себя?

– Да, но я забыла его имя. Что-то вроде Стюарта, только немного иначе. В руках у него был небольшой пакет.

– Он его оставил?

– Нет, не думаю. Когда я сошла вниз, его уже не было. Вероятно, ему кто-нибудь сказал, что сегодня день свадьбы мистера Уайта.

Феликс и Питер покачали головой. Они не видели приходившего и ничего не слышали о нем.

– Я оставила его в передней, – робко продолжала Жозефина, – быть может, это было нехорошо, но он казался вполне приличным человеком.

Хотя Стенхоп не думал, чтобы этот случай мог иметь какое-нибудь значение, но все-таки хотел основательно разобраться в нем. Поэтому он спросил, в какое время приходил незнакомец. Девушка ответила, что вскоре после десяти часов. Вслед за этим мистер Уайт послал ее в отель «Вестминстер», чтобы передать небольшой пакет. Тогда, вероятно, было половина одиннадцатого. Стенхопу показалось странным, что человек, желавший говорить с мистером Уайтом, принес пакет и что полчаса спустя отец послал прислугу с пакетом же в отель. Может быть, пакет был тот же самый, который видела горничная у посетителя? Он не мог удержаться, чтобы не спросить ее об этом.

Жозефина посмотрела на него широко открытыми глазами. Вероятно, молодой хозяин не расслышал, как она говорила, что незнакомец унес пакет с собой. Но она ничем не выразила своего удивления, а только ответила, что это были совершенно разные пакеты: тот, который она относила, – маленький, завернутый в белую бумагу, а другой, находившейся в руках посетителя, – коричневый и большого размера. Стенхоп мысленно выбранил себя дураком; он решил больше ни о чем не спрашивать и отпустил слуг. Но его все больше и больше занимала мысль, что послал его отец в отель и с каким намерением мог приходить человек с коричневым пакетом. Вдруг он вскочил, пораженный. Как раз сверху в корзине для бумаг, около стола, за которым он сидел, виднелся зеленый шнурок с разрезанным узлом и коричневая оберточная бумага; она еще сохранила форму ящика, который был в нее завернут. Под ней он нашел письма, полученные отцом во время завтрака. Он рассмотрел внимательно коричневую бумагу. Надпись гласила: «Мистеру Уайту»; дальше была приписка: «Вскрыть собственноручно». Это придавало посылке особенную важность. Пораженный своим открытием, он уже собирался позвать Жозефину, чтобы спросить у нее дальнейших разъяснений, как легкий стук в дверь помешал ему привести свое намерение в исполнение. Вошла Флора Уайт, молодая вдова, в руках у нее был завернутый в белую бумагу пакет.

Глава VIII

Белый пакет

Дрожа, положила она его на стол.

– Это сейчас переслал мне владелец отеля «Вестминстер». На верхней обложке написан его адрес, но под ним… Посмотрите, Стенхоп!

Когда была снята верхняя бумага, он увидел хорошо знакомый почерк отца.

Надпись гласила: «Супруге Сэмюела Уайта. Отель «Вестминстер».

– Это он послал мне туда незадолго до свадьбы, в тот час, когда с ним произошла такая сильная перемена. У меня не хватает духа вскрыть этот пакет.

– Разве вы не собирались ехать на юг, а хотели остаться в «Вестминстере»?

– Только на время, необходимое для отдыха.