Птица и Король

Пока я размышляю об этом, что-то в воздухе меняется, будто дыхание ночи стало грубее, тяжелее. Я замираю, и сердце сжимается от тревожного предчувствия.

Внезапный свист, похожий на крик, раздаётся с поляны, и я замечаю, как лица магов искажаются от страха. Серые Плащи, тени в капюшонах и Возрождённые с клинками, пронзающими темноту. Я сжимаю меч отца – единственное, что может мне хоть как-то помочь.

– Убирайся с поляны! – кричит мне Райн, но я уже не слышу его слов. В воздухе звенят клинки, раздаются крики.

Не раздумывая, вытаскиваю меч и бросаюсь вперёд, встречая первого Плаща, который направляется ко мне. Мы сталкиваемся, и наши мечи пересекаются с пронзительным звуком, от которого вибрация проходит по всему телу. Он смотрит на меня, и в его глазах горит ненависть.

– Чёрт тебя дери, – шиплю я, отталкивая его.

В этом бою нет ничего, кроме резких движений и глухой боли. Ещё один Плащ приближается, и я блокирую его выпад, но чувствую, как силы утекают.

Их слишком много, слишком, чёрт возьми, много.

Один из них бьёт в плечо, и я едва сдерживаю крик боли. Лезвие пронзает кожу, и горячая кровь тут же заливает рукав. Но я не сдаюсь, отступаю и делаю новый выпад.

Свет факелов освещает хаос: Катрину сбили на землю, она отбивается, но Серые Плащи окружают её. Я вижу, как Джозеф пытается прорваться к ней. Его руки светятся магией, но этого мало. Клинок одного из Возрождённых пронзает его грудь, и он падает, захлёбываясь в крови. Мне хочется закричать, но я едва могу дышать, когда новый удар заставляет меня упасть на колено. Силы покидают меня.

– Проклятые твари! – выкрикиваю, цепляясь за меч и с трудом поднимаясь, но не успеваю: новый удар обрушивается на меня, и перед глазами всё темнеет.

Мир вокруг тускнеет, но я успеваю заметить тёмные фигуры, врывающиеся на поляну с другой стороны. Один из них, тот что выше, даже не ускоряет шаг – движется так, будто всё происходящее вокруг его не касается. Его люди сразу же бросаются на Возрождённых, их клинки мелькают в свете огня, будто чёрные молнии.

Передо мной сцена бойни: маги сражаются отчаянно, но против Серых Плащей у них нет ни единого шанса. Двое неизвестных валят одного из Возрождённых на землю и, не раздумывая, пронзают его клинками. Несчастный кричит. Маги, оставшиеся в живых, отступают, но тот высокий идёт прямо в центр поляны.

– Убейте их всех, – звучит его холодный голос, перекрывающий грохот боя.

Один за другим маги падают, и кровь заливает снег под ногами. Я не могу ни сдвинуться, ни отвести взгляд. С ужасом вижу, как двое его людей схватили Катрину. Её лицо исказилось от боли и страха, но она не сдаётся, даже когда её ноги подкашиваются. Раненный Джозеф ползёт к ней, протягивая руки.

– Катрина! – кричит он, но его слова теряются в стонах умирающих.

Высокий замечает этих несчастных, и его лицо остаётся холодным, как сам Ильштрасс. Он подходит к девушке, его глаза – серые, как холодный лёд, но в них мелькает искра любопытства, пугающая меня. Он смотрит на неё, словно на куклу, не более.

– Убей её, – говорит он одному из своих людей, и тот, не раздумывая, наносит Катрине смертельный удар. Она вскрикивает, кровь стекает по её губам, и Джозеф тянется к ней, но не успевает – её тело падает на снег, а этот монстр уже отворачивается, как будто ничего не произошло.

– Нет! Ты мерзавец! – выкрикиваю я, чувствуя, как злость захлёстывает с головой.

Крик оглушает меня саму, но я вижу, что его ледяное лицо не дрогнуло. Он идёт дальше. Его люди добивают оставшихся магов. И вдруг он замечает Райна, моего брата, который сражается с одним из его стражников, защищая Джозефа. Высокий подходит к нему, не торопясь, и одним движением сбивает Райна с ног, словно тот – просто соринка на его пути.

– Нет! – кричу, кидаясь к нему, забывая обо всём, кроме ярости, бурлящей во мне. – Оставь его!

Высокий поворачивается ко мне, и на мгновение его взгляд встречается с моим. В этом взгляде ни тени сожаления, лишь ледяное спокойствие. Он смотрит на меня, словно решая, имеет ли моя просьба хоть какое-то значение. Секунду он молчит, потом его губы кривятся в едва заметной усмешке.

– Хорошо, – бросает он холодно, как будто одаряя меня подачкой. – Он поживёт… пока.

Высокий, приподняв руку, даёт знак своим людям.

– Держите её, – говорит он, и голос его звенит, как металл.

– Какого чёрта… ты кто вообще? – едва выговариваю, не в силах справиться с удивлением и страхом.

Он молча подходит ближе, и его взгляд ледяной.

– Это не твоё дело, – резко произносит он, не отрывая взгляда.

– Чёрт бы тебя побрал, – вырывается у меня, но голос хриплый, слабый. Я уже не чувствую свою раненую руку, кровь стекает по пальцам, и мне кажется, что её запах затмил всё вокруг.

Он подходит ближе и жестом велит своим людям держать поле. Двое, крепкие и угрюмые, встают по бокам. Один из них, светловолосый, подхватывает меня под локоть. Его рука сильная и твёрдая, но он делает это с равнодушием, которое едва ли можно назвать заботой. Светлые волосы другого едва касаются его лба, а глаза, тёмные и колючие, осматривают поле.

– Стоять! – бросает тот, что держит меня, будто я должна что-то понять из этого беспощадного приказа.

Сдерживаю бурлящую ярость, высматривая брата. Но обзор закрывает высокая фигура.

– Ты кто вообще такой? – шиплю, глядя на него. – Думаешь, если надеть плащ потемнее, все начнут тебя бояться?

Он не отвечает, а вместо этого нагибается ко мне. Пальцы крепко держат подбородок, чтобы я смотрела ему прямо в глаза. В его взгляде холод, презрение и что-то ещё – насмешка?

– Ты слишком дерзка для той, чья жизнь полностью зависит от моего решения, – говорит он с усмешкой.

Дёргаюсь, пытаясь высвободиться из его хватки, но сил почти нет. Он отпускает меня, а взгляд его становится ледяным, ещё более жестоким, чем мне могло показаться вначале.

– Ты мне не приказывай, – шиплю я, чувствуя, как злость возвращает хоть каплю контроля. Но боль и слабость всё-таки берут верх.

Он молчит. Его лицо непроницаемо, но в глазах проскальзывает интерес. Потом он кивает одному из своих людей, который садится передо мной и достаёт из мешка сухую травяную смесь и воду. Мужчина обрабатывает рану, и я стараюсь не издать ни звука. Боль понемногу отступает. Замечаю, как тот другой стоит в стороне, смотрит на меня, как на неприятную помеху.

– От этой царапины ты не умрёшь, – говорит он, будто это моя вина, что мне плохо, словно я сама себе устроила бойню.

– Как великодушно с твоей стороны, – выдавливаю, задыхаясь от обиды и бессилия.

Он смотрит на меня спокойно, и во взгляде нет ни жалости, ни намёка на сочувствие.

– Думаешь, я рисковал своими людьми ради тебя? – в его голосе сквозит насмешка. – Ты просто случайно оказалась на моём пути.

– Ах, так ты из тех, кто любит позировать под защитников короны? – криво усмехаюсь, чувствуя, как руки вновь дрожат от злости. – Ну что ж, тогда «спасибо» от дочери графа Олтгейма будет тебе приятно.

Он отворачивается, делая шаг в сторону, и его человек, закончив перевязывать меня, поднимается. Встречаюсь с тем высоким взглядом, и он по-настоящему пугает. В этом взгляде нет ничего человеческого. Словно внутри – пустота.

– А теперь слушай меня внимательно, – говорит он резко и бескомпромиссно. – Я спас тебя не из чувства долга или благородства. – Он усмехается едва заметно. – Нет, все слабые должны умереть.

Кулаки сжимаются. Эти слова вызывают во мне такое яростное отторжение, что я едва сдерживаюсь, чтобы не наброситься на него.

– Ты мерзавец, – говорю, едва выдавливая слова сквозь стиснутые зубы. – Думаешь, ты сам лучше?

Его холодный взгляд снова скользит по мне, и в глазах вспыхивает странный огонёк.

– Лучше я или нет – это не тебе решать.

На мгновение наши взгляды встречаются, и я чувствую, как ледяной холод пробирается под кожу. Его люди поднимают Райна и ставят его рядом со мной. Мой брат, обычно такой уверенный, сейчас смотрит на всё это с плохо скрываемым ужасом. Возможно, он, как и я, никогда не видел столько крови. Я вижу, как его губы поджаты, а лицо – белое, как снег под ногами, но он держится, и в этот момент единственное, чего я хочу, – это защитить его от ужаса.

Вглядываюсь в лицо незнакомца перед нами и замечаю деталь, которую не сразу поняла, – его тёмные волосы, такие же чёрные, как мои, падают на лоб, повторяя его форму. Мы похожи. Оба черноволосы в Ильштрассе. Эта мысль, словно змея, скользит в голове, заполняя её отвращением.

– Катрина! – раздаётся истеричный крик Джозефа.

Поворачиваю голову и вижу, как жених, израненный, ползёт к телу своей невесты. В его глазах – нескрываемый ужас, страх и горе, от которых сжимается сердце. Он берёт её за руку, едва сдерживая слёзы, но его сотрясает громкий крик – что-то среднее между болью и отчаянием. Маг выкрикивает имя любимой снова и снова, как будто надеется, что она ответит.

Высокий резко поворачивается в сторону целителя, и его лицо искажается от едва заметного раздражения.

– Заткнись, – шипит он.

Джозеф даже не слышит его. Он целиком поглощён горем, рыдает. Его голос разносится эхом по всей поляне. И тогда незнакомец, не выдержав, делает шаг вперёд, достаёт меч и, не моргнув, пронзает мага клинком. Джозеф падает на тело Катрины, захлёбываясь последним вздохом, и кровь его окрашивает снег рядом с ней.

– Ты мерзавец, – шиплю, не в силах сдержать ярость. Зубы сжаты так, что я почти слышу треск. – Какое же ты дерьмо…

Незнакомец смотрит на меня сверху вниз. Его лицо бесстрастное, словно я – просто насекомое, осмелившееся бросить ему вызов. Уголки его губ поднимаются в кривой усмешке, от которой меня буквально выворачивает.

– Вот что я скажу тебе, дочь графа Олтгейма, – говорит он насмешливо. – Убирайся домой, под крылышко папочки, и не высовывайся до рассвета. Если хочешь жить, не вздумай показываться из комнаты.

Не знаю, как остановить гнев, рвущийся наружу, но его слова сковывают меня, как цепи. Стою, не отрываясь, глядя на это ледяное лицо, и чувствую, как он медленно и методично стирает с меня всё, что могло значить хоть что-то.

– Пошёл к чёрту, – выдыхаю, но в его глазах ничего не меняется.

– С удовольствием, – усмехается он, – только сделай всем одолжение: проваливай.

Райн, ошеломлённый, хватает меня за плечо, утаскивая в сторону. Его взгляд молчит, но в нём немой крик: Абигейл, пожалуйста, давай уйдём отсюда.

Мы отступаем в лес, и я чувствую его руку, крепко сжимающую моё плечо. Брат, хотя и напуган, делает всё, чтобы увести меня отсюда. И, честно говоря, сейчас я не в состоянии спорить.

Иду, почти не чувствуя себя, но брат крепко держит меня за плечо, будто боится, что я рухну или снова побегу обратно. Лес тянется бесконечно, каждый шаг отдаётся болью, но хуже всего тишина. Ночной воздух кажется неестественно пустым после всего, что я только что видела.

Мы наконец останавливаемся под высоким ельником, его густые ветви немного защищают нас от резкого ветра. Я оборачиваюсь к Райну, сердце замирает от мыслей, которые пронзают меня, будто клинки:

– Райн… он приказал мне вернуться домой, – произношу, и слова звучат так, будто я не до конца осознаю их значение. – Но он ведь не просто так сказал мне убраться. Он… он идёт в Олтгейм, ты понимаешь?

– Нет, – отвечает Райн. Его лицо напрягается, но он сразу старается взять себя в руки. – Нет, Абигейл. Замок под охраной, и ты знаешь, что туда просто так не войти. Этот ублюдок может тут кого угодно резать, но у нас есть армия, и не такая уж и маленькая.

– Он маг, Райн, – перебиваю, чувствуя, как паника снова подступает. – Ты видел его людей? Их всего трое, и они перебили всех магов на той поляне. Если он решит идти в замок, армия его не остановит, понимаешь?

Но Райн усмехается, как будто я сказала что-то абсурдное.

– Абигейл, да, он маг, но их всё-таки трое. Трое против целого замка с армией – ты понимаешь, как это звучит? Им нужно будет прорываться через стены, через стражу. Это невозможно.

– Невозможно, говоришь? – я не могу скрыть отчаяния, но слова брата немного успокаивают. В конце концов, Райн прав: даже если Высокий и маг, вряд ли его магия настолько сильна, чтобы одним движением сокрушить защиту Олтгейма.

Киваю, хотя холод внутри не проходит до конца.

Наконец мы выходим на тропу, ведущую к замку. Когда высокие стены крепости поднимаются в ночи, я чувствую себя хоть немного защищённой. Лес остаётся позади, а вместе с ним и кошмарные образы, которые мне не хотелось бы запомнить.

Внутри замка всё тихо и спокойно, как и положено в такой час. Факелы бросают тусклый свет на стены, на резные колонны, освещают длинный коридор, ведущий в жилые покои. Райн всё ещё рядом. Его рука уверенно ложится на моё плечо, направляя к комнате. Когда мы заходим, он осторожно закрывает дверь, не торопясь уходить, и я чувствую, что он просто хочет убедиться, что я в безопасности.

– Ты в порядке? – тихо спрашивает он, словно боится, что его голос нарушит хрупкую тишину.

Качаю головой, опускаясь на кровать, будто все силы, которые меня поддерживали, исчезли. В голове всё ещё встают образы той поляны – лица, кровь на снегу, испуганный взгляд Катрины, крики Джозефа.

– Они все мертвы, Райн, – шепчу, ощущая, как горло сжимается, а на глаза наворачиваются слёзы. – Джозеф, Катрина, все маги… они просто хотели жить.

Райн садится рядом, и я чувствую, как он осторожно гладит меня по плечу, не пытаясь прервать или успокоить. Просто даёт мне выплеснуть все слова, которые переполняют.

– Всё это дерьмо, – едва выдыхаю, чувствуя, как слёзы бегут по щекам. – Они ни в чём не были виноваты, а этот… этот мерзавец просто решил, что имеет право решать, кто будет жить, а кто умрёт.

Райн молчит, и в его глазах мелькает что-то похожее на грусть, возможно, ненависть. Но когда он смотрит на меня, я чувствую, что он понимает, что всё это для меня значит.

– У нас будет время, чтобы оплакать их, – тихо говорит он, и его голос звучит почти как обещание. – Но сейчас тебе нужно отдохнуть. Всё это должно остаться позади, хотя бы на одну ночь.

Я не отвечаю, лишь киваю. Райн поднимается, вытирает слёзы с моего лица и выходит, закрывая за собой дверь.

Когда я остаюсь одна, мне кажется, что я просто проваливаюсь в глухую тишину. Вместе с тем как мысли отступают, я вдруг замечаю, что моя одежда вся в крови – на рукавах, на груди, на краях плаща. От этого зрелища меня охватывает мерзкое, колючее отвращение.

Подхожу к зеркалу, пытаясь стереть кровавые пятна, но они словно прилипли к коже. Взгляд падает на отражение в зеркале. На секунду мне кажется, что зрение всё ещё туманится от слёз, но нет. В отражении, помимо моего лица, за спиной стоит тень – чёрная. Лицо едва различимо, но глаза, зловещие, обжигающие, смотрят прямо на меня.

– Маленькая Абигейл… – раздаётся тихий голос, и я вздрагиваю, чувствуя, как тело покрывается мурашками.

Передо мной Апоро, и я понимаю, что не могу двинуться с места, а проклятый образ всё ближе и ближе. Резко отворачиваюсь, хватаюсь за дверь, выбегаю в коридор и направляюсь к каменной лестнице, ведущей к источнику воды.

Единственное, чего я хочу сейчас, – это смыть с себя кровь, смыть это проклятие, но в голове пульсирует его зловещий, пронзительный голос.

***

Брожу по замку, как загнанный зверь, не в силах избавиться от ужаса, который поселился внутри. Незнакомец – этот ледяной ублюдок с глазами цвета смерзающегося льда – я вижу его перед собой, куда бы ни посмотрела. В его взгляде не было ни единой тени сомнений, когда он отдал приказ убить. Что же может помешать ему прийти сюда, в наш дом, и вырезать нас, как других?

– Чёрт бы его побрал, – шепчу себе, снова оказываясь перед зеркалом и вглядываясь в собственное отражение.

Но слова не помогают унять тревогу. Я не хочу этого показывать, но руки едва заметно дрожат, и это злит меня ещё сильнее.

Этот… маг или не маг, кто он такой, чтобы решать, кому жить, а кому нет?

Стук в дверь выбивает меня из равновесия. Мать входит в комнату с решительным выражением лица и сразу оглядывает меня с ног до головы.

– Абигейл, приготовься, – велит она, и в её голосе нет ни капли мягкости. – Сегодня вечером семейный ужин, и ты должна выглядеть достойно.

– Это вообще зачем? – спрашиваю, не желая снова изображать фарфоровую куклу ради какого-то ужина.

Мать смотрит на меня с укором, будто я маленький ребёнок, и её взгляд становится ещё холоднее.

– Потому что твой отец этого хочет, Абигейл. Так что прекрати задавать вопросы и следуй указаниям.

Кривлюсь, но держу язык за зубами. Мать выходит, а вместо неё входят две служанки. Они принимаются одевать меня, не терпя никаких жалоб и комментариев. Длинное тёмное платье облегает фигуру, поднимает воротник к самому подбородку и туго стягивается на талии. Меховая накидка. Я привыкла к такой одежде, но в этот раз это почему-то тяготит меня, словно я надеваю чужую шкуру.

Аромат трав и ладана наполняет комнату, когда одна из служанок наносит его на мои запястья. Он острый, как морозный лес, и только усиливает напряжение. Терплю, и, когда наконец освобождаюсь от их рук, в комнату заходит Райн, как всегда, тихо и мягко. Он держит что-то в руке.

– Ты готова? – спрашивает он, будто не замечая моего раздражённого лица.

– Если бы меня не упаковывали, как… как что-то на продажу, давно бы была готова, – фыркаю. Но тут же замечаю, что он подходит ближе и протягивает мне что-то. На серебряной цепочке покачивается чёрный кулон.

– Посмотри, – говорит он, поднимая цепочку так, что чёрная птичка на кулоне поворачивается ко мне. – Это обсидиан. Помнишь, как отец говорил о нём?

Обсидиан… Чёрт бы его побрал, этот кулон сразу будит во мне воспоминания. Отец всегда говорил, что это камень для защиты. Райн молчит, наблюдая за мной, и я чувствую, как раздражение и смущение смешиваются внутри.

Почему, спрашивается, он решил подарить мне эту штуку?

– Спасибо, конечно, – бурчу, беря кулон, – но почему именно птичка?

Он усмехается, и в его глазах появляется тёплая искорка.

– Потому что ты была моей маленькой птичкой, забыла? – отвечает он с лёгкой улыбкой, и я чувствую, как лицо заливает красками.

– Птичка? – повторяю, едва сдерживая раздражение. – Ты серьёзно? Мне вообще не до детских прозвищ, Райн.

Но его взгляд тёплый, и я, чёрт возьми, не могу злиться на него. К тому же, он поднимает руки, чтобы застегнуть цепочку мне на шее, и я позволяю ему это сделать. Камень кажется тёплым на коже, и когда он обнимает меня, всё это напоминание о «птичке» вдруг становится приятным.

– Спасибо, – шепчу я, хотя мне всё ещё неловко.

Но этот момент спокойствия нарушается, как только в комнату входит отец. Поворачиваюсь и вижу, как он буквально цепляется за дверной косяк, едва стоя на ногах. Лицо его осунулось, взгляд затуманен, как у старика, которому уже давно не хватает сил.

– Отец! – подскакиваю и обхватываю его под руку, чувствуя, как его тело тяжелеет в моих руках.

– Тише, дочка, – его голос звучит слабо, но он улыбается, пытаясь казаться сильнее, чем есть на самом деле. – Ты выглядишь прекрасно. Сегодня важный день для нас обоих. – Он поворачивается к Райну и строго произносит: – Райн, оставь нас.

Брат смотрит на меня несколько мгновений, а затем закрывает за собой дверь.

Сердце сжимается от горечи, и я не могу больше сдерживать слёзы. Папа едва держится, но я прижимаю его к себе, не позволяя упасть.

– Отец, ты должен отдохнуть, – шепчу, но голос дрожит. – Сними заклинание… умоляю.

Он слегка качает головой, и в его глазах вспыхивает понимание.

– Абигейл, – говорит он, сжимая мою руку, – у каждого мага, как и у тебя, есть источник силы. У кого-то он велик, у кого-то – мал, но в нём наша жизнь. Пользуясь этой силой, мы можем защитить себя… но только до тех пор, пока источник не исчерпается. – Он тяжело вздыхает. – Когда он закончится, мы сгорим, как свеча на ветру. Пожиратель Жизни вытягивает эту силу до последней капли, оставляя мага пустым, мёртвым.

Замираю, чувствуя, как его слова оседают ледяным грузом внутри. Он умирает… из-за меня. Мой собственный отец отдал свою магию, чтобы скрыть меня от охотников на Пожирателя. Он знал, что это убьёт его, и всё равно продолжал.

– Нет… – шепчу, чувствуя, как слёзы текут по щекам. – Отец, ты не можешь…

Он кладёт свою слабую, дрожащую руку мне на щёку и пытается улыбнуться, но выходит лишь болезненная гримаса.

– Это мой выбор, дочка. Я знал, что это убьёт меня, но… не мог иначе. Ты – моя дочь, и я не мог позволить этому миру поглотить тебя.

– Почему, отец? Почему я, почему это вообще случилось? – не выдерживаю я, срываясь на крик.

– Потому что в тебе дух Пожирателя, – отвечает он тихо. – И это не просто дар. Это проклятие, которое ждёт лишь одного момента, чтобы захватить твою силу. Апоро, тот, кто несёт в себе это проклятие, был когда-то простым магом. Но его одолела жажда власти. Он не просто вытягивал энергию, он уничтожал всё на своём пути. Однажды он забрал слишком много, и маги создали Альянс, чтобы остановить его. Его младший брат, которого он любил больше жизни, предал его, и Апоро заточили в мир мёртвых – Марвитре. Но его дух… он живёт, жаждет вернуться, уничтожить своих предателей. И каждый, кто носит его силу, становится охотником на жизни.

Всхлипываю, не в силах больше слушать.

– Каждый ребёнок, как ты, с зелёным свечением при рождении, должен быть казнён. Закон о магии жесток. Но я знал, что ты не чудовище, – он вытирает мои слёзы. – Прости меня, Абигейл.

Стою, чувствуя, как каждый его выдох становится короче, а рука на моей щеке дрожит сильнее с каждым мгновением. Он стирает мои слёзы, но мне кажется, что всё вокруг рушится. Отец – единственный, кто скрывал меня от этого мира, и если его не станет…

– Абигейл, ты должна продолжить жить, даже если меня не будет рядом. – В его голосе звучит твёрдость, но я вижу, как ему тяжело, как каждое слово даётся с болью. – Я сделал всё, что мог. Но чтобы магия не уничтожила тебя, ты должна быть защищена. Должна научиться контролировать себя.

Я понимаю, к чему он клонит. И именно это вызывает во мне ярость и страх одновременно.

– Ты говоришь о браке? – шепчу, едва сдерживая голос. – О той… свадьбе с магом, который поможет мне контролировать силу?

Он кивает. Глаза его снова омрачены болью, но он не отводит взгляда.

– Да, Абигейл, – голос его тихий, но твёрдый. – Мама и я долго думали над этим. Если ты выйдешь за мага, который сможет научить тебя контролировать энергию, вместе с его магией у тебя будет шанс подавить силу Пожирателя. Союз с магом даст тебе защиту, и он сможет… сможет хоть как-то уберечь тебя от того, что мне уже не по силам удерживать.

Сжимаю кулаки, пытаясь переварить его слова, но в голове пульсирует только ярость. Всё это звучит как проклятие, нависшее надо мной с самого рождения, и он говорит, что мой единственный выход – подчиниться? Выйти замуж за незнакомца, чтобы как-то обуздать силу?

– И ты решил это за меня? – шепчу, чувствуя, как слёзы снова подступают. – Ты и мать, вы всё решили… без меня?

– Мы сделали это ради твоей жизни, – произносит он с тяжёлым вздохом, будто осознавая, как жестоко это звучит, но другого выхода нет. – Ты должна понимать, Абигейл. Это не просто страх. Если Пожиратель захватит тебя… ты погибнешь. И уничтожишь всё вокруг.

Слова пронзают ледяным холодом. Молчу, чувствуя, как сердце всё быстрее сжимается от страха и боли. Он смотрит на меня с такой нежностью, что я понимаю: это не просто попытка манипуляции. Это единственный выход, который он видит.

– Я… я понимаю, отец, – наконец выдыхаю я, голос едва слышен. – Ты хочешь защитить меня.

Отец тяжело опускается на кровать. Его глаза медленно закрываются, но пальцы едва заметно шевелятся, указывая на что-то за дверью. Выхожу. Смотрю, и сердце замирает – если я правильно поняла намёк, он собрался подарить мне то, что всегда хранил под замком. Подхожу и открываю крышку.

Внутри лежит меч, о котором мне рассказывали легенды с детства, тот, что достался ему от предков. Чёрное лезвие, выкованное из самой крепкой стали. Говорят, её нашли в недрах гор Светлого мира, и её почти невозможно поцарапать или повредить. Отец называл её драугрист – «сталь теней». Лезвие тёмное, как полночь, и в свете факелов оно блестит, будто поверхность зеркала, но не отражает ничего, кроме самой тьмы.

– Возьми его, – голос отца уже еле слышен. – Я надеялся, что он долго ещё будет под замком, но… раз ты столкнулась с этим миром, теперь это твоя Тень.

Осторожно беру меч, ощущаю его вес в руке, будто он становится частью меня. Сталь ложится в ладонь идеально, а рукоять кажется тёплой, как живая кожа.

– Спасибо, – выдыхаю, пытаясь удержать дрожь в голосе.