Лицо под маской

Почту? Я почти удивилась, затем вспомнила, как пришло мне приглашение на вчерашний вечер, и сообразила, что удивляться нечему. А синьор Лаварди махнул кому-то рукой, и через минуту один из консьержей принес поднос, на котором высилась буквально гора конвертов.

– Мамочки… это все мне? – только и смогла выговорить я.

– О да, синьора. Вы за одно утро стали весьма популярны в нашем городе.

– Но за то время, которое мне осталось здесь провести, я даже прочитать все это не успею!

– И не нужно. Сейчас мы с вами быстро все разберем и рассортируем.

Он отставил кофейную чашку, размял пальцы и провел рукой над подносом, что-то тихонько бормоча. Под его ладонью конверты сами собой складывались в аккуратные стопки, которых я насчитала пять. Я подняла глаза на синьора Лаварди, который с довольным видом хмыкнул и пояснил:

– Итак, вот это, – рука его легла на крайнюю стопку слева, – те письма и приглашения, на которые обязательно нужно ответить, а мероприятия – посетить. Это очень важно.

Я с любопытством взяла верхний конверт: письмо на тонкой бумаге цвета лаванды в самых велеречивых выражениях приглашало меня завтра в Ка’Боттарди на partito delle signore с духами.

– Духи? – это в смысле ароматические вещества?

– Нет, синьора, имеются в виду ду?хи. Призраки, если желаете.

– И что, вы хотите сказать, что призраки, привидения, называйте как угодно, и в самом деле примут участие в вечеринке? – скепсис в моем голосе, надеюсь, чувствовался явственно.

Но синьор Лаварди ответил со всей серьезностью:

– Я хочу сказать, что от приглашений графини Боттарди никто в Серениссиме не отказывается, даже бесплотные сущности.

– Хорошо, – пожала я плечами. – Значит, на завтра приглашение принимается. Но это ж нужно новое платье?.. и сопровождающий?

– О нет, это вечеринка только для синьор! И вы вполне можете надеть один из своих мужских костюмов, вариант вполне допустимый. А вот для следующего дня новое платье вам понадобится…

Так мы разобрали стопку писем с пометкой «очень важно», в результате чего выяснилось, что все мои вечера на ближайшие шесть дней полностью расписаны.

– Я врач. И следовательно, у меня очень скверный почерк, так что не представляю себе, как на все это отвечать, – сообщила я с мрачным удовлетворением, окидывая взглядом нетронутые письма. – И я планирую уехать, пусть не через пять дней, но хотя бы через неделю. Это значит, что больше ни одного приглашения мне просто не освоить.

– Ответные письма не составят проблемы, – махнул рукой великолепный consigliere. – Вот так вот…

И роскошная ручка с золотым пером сама собой заскользила по листу бумаги с логотипом отеля.

С остальными конвертами было уже проще. Половину из них составляли предложения от ателье, ювелирных и меховых магазинов, косметических салонов и прочее, отправившиеся в корзину. Единственное из таких рекламных писем, я бы даже назвала его запиской, которое оставил синьор Лаварди, – это приглашение посетить закрытую продажу шелка из Комо. Более того, с самым серьезным видом он переложил это письмо в первую стопку.

– Почему? – поинтересовалась я.

– Во-первых, шелк с озера Комо, несомненно, лучший в мире. Во-вторых, там будут персоны, с которыми вам полезно будет познакомиться. В-третьих, уверяю, это будет не менее интересно, чем посетить вернисаж.

– Ладно. По времени вроде бы получается. А теперь объясните мне…

– Нет, синьора, давайте вы расскажете мне о вчерашнем вечере. Ведь там было что-то, чего вы не ожидали?

Я вспомнила синий шелк гостиной, бокал с Bianco di Custoza, темные глаза незнакомца…

Вопреки моим ожиданиям, синьор Лаварди был очень доволен моим приключением.

– А как выглядел ваш незнакомец, он ведь был без маски? – переспросил он.

– Как выглядел?.. Знаете, мне проще будет нарисовать его, чем описать словами.

Я взяла у моего собеседника ручку, мимоходом поразившись ее тяжести, и нарисовала запомнившееся мне лицо: складку губ, упрямый подбородок, разлет бровей, волосы, небрежно завязанные в низкий хвост… Посмотрела на получившийся портрет, кивнула сама себе и отдала его синьору Лаварди. Тот посмотрел, взглянул на меня, снова на рисунок, и брови его поползли вверх.

– Вы хорошо рисуете, синьора, – сказал он.

– Ну, при моей специальности это весьма полезный навык, – я пожала плечами. – Так кто это такой? Я поняла только, что он брат хозяйки дома, но не успела влезть в Сеть и поискать информацию об этой семье.

– Дело не в том, что он брат синьоры Градениго. Он – член клана Торнабуони. Вы познакомились с юристом клана, Джан-Баттистой, вторым сыном главы семейства.

Я присвистнула. Об этой семье магов воды слышала даже я, человек весьма далекий от высокой магической науки. По мнению самых серьезных магов Нового и Старого Света, их вклад в разработку математических моделей процесса создания заклинаний переоценить невозможно. Однако получается, мой знакомец не маг и не математик?

– Юрист? – озвучила я свой вопрос.

– Ну… – синьор Лаварди поднял взгляд к потолку, внимательнейшим образом разглядывая синие и алые стеклянные завитки люстры. Потом посмотрел на меня и договорил, выделяя каждое слово: – Те, кто считает его палачом, ошибаются.

Палачом, мама дорогая! Я глубоко вздохнула, чтобы унять отчаянно забившееся сердце, и сказала с храброй улыбкой:

– Это хорошо, что они ошибаются. Один знакомый палач у меня был, пожалуй, я бы не хотела повторять опыт…

– А мне казалось, что в Новом Свете отменена смертная казнь, – удивленно поднял брови синьор Лаварди.

– Отменена, – я поняла, что от рассказа мне не отвертеться, и продолжила: – Но некоторые… корпорации держат людей для специальных поручений. Один такой пожелал стать членом нашей семьи. Собственно, это было одной из главных причин моего отъезда из Бостона сперва в Лютецию, а затем сюда.

– Вы думаете, он не сможет вас найти?

– В газетах прошло сообщение о его смерти, и эти сведения мне… подтвердили доверенные люди.

Честно говоря, я в жизни так не напивалась от радости, как в тот день, когда получила короткое письмо от Альмы Хендерсон, моей секретарши. Но тогда… О, я очень хорошо помню ощущение счастья, нахлынувшее на меня, когда я прочла две строчки, пришедшие по электронной почте: «Хаббард убит, все подтвердилось. Возвращайся». Я немедленно позвонила в ресторан отеля «Крийон», где жила в Лютеции, и заказала две бутылки лучшего шампанского. И выпила их одна, да!

Я вспомнила холодные, очень светлые голубые глаза, чуть кривой нос, светлый ежик стрижки человека, которого боялась до обморока, и вдруг представила себе, что Альма и все остальные ошиблись. Ну, или были обмануты Магнусом Хаббардом не в первый раз… И значит, снова нужно оглядываться, выходя из двери отеля? А может быть, и вчера, на балу, меня хотели отследить по его поручению?

Да нет, это уже безумие. И вообще: я ношу маску. В этом городе я могу менять лицо хоть каждый день, и никто этому не удивится!

– Простите, синьор Лаварди, задумалась, – извинилась я. – Так говорили о Джан-Баттисте Торнабуони, не так ли? И вы сказали, что он… э-э-э… решает юридические проблемы клана.

– Именно так, вы прекрасно сформулировали.

– Так вот почему он так разговаривал с тем напуганным человечком… – пробормотала я.

– Вы не рассказали мне об этом, – упрекнул мой собеседник.

– Да там практически нечего рассказывать. Я случайно услышала часть не предназначенного для чужих ушей разговора, – вспомнив, как меня застукали на подслушивании, я вновь покраснела. – Ваш… Джан-Баттиста сказал некоему Луиджи, что тот виновен, и отправил его в монастырь Святого Христофора.

– Вот как… Значит, Галло все-таки попался. Интересно… – с отсутствующим видом проговорил consigliere, затем встрепенулся и продолжил: – Ну, хорошо, так о чем вы хотели меня спросить, синьора Хемилтон-Дайер?