Здесь все рядом

– Чего стоишь? Садись! Ну, так зачем тебе понадобилась Евпраксия?

– Я пыталась найти могилу прадеда, Михаила Ивановича.

– Ах вот как… Шурочка, значит, указаний не оставила?

Бабушкино письмо перекочевало из моей сумки в руки Розалии Львовны. Та прочла его внимательно, потом вернулась к началу и перечитала ещё раз. Опустила и поглядела на меня без улыбки.

– Выходит, Александра решила свои долги на тебя взвалить? Мило, ничего не скажешь.

Я пожала плечами:

– Знаете, я приехала, чтобы попробовать. Если никто не знает, где прадед похоронен, я не стану обыскивать всё кладбище. Оставлю денег на поминовение и вернусь в Москву, мне на работу выходить с двадцать пятого числа.

– Понимаю. Кстати, ты не сказала, где ты работаешь?

Услышав, что тружусь я в музыкальной школе и преподаю сольфеджио, родственница вытаращила глаза и захохотала так, что я испугалась, как бы ей не стало плохо. Отсмеявшись и утерев слёзы, Розалия сказала:

– Да-а… Ты видела объявление у нас внизу? Это я в очередной раз заявила директору, что, если он не сделает по-моему, я уйду на пенсию. А другого педагога по сольфеджио у него и нету!… Ой, не могу!

И она снова засмеялась.

Тут в дверь постучала соседка Вера Павловна, внесла в гостиную тарелку, накрытую белоснежной льняной салфеткой с вышивкой по углам, и лукаво посмотрела на хозяйку.

– Ты, Роза, как хочешь, а я пирог принесла. Что это за дела, яблочный Спас прошёл, а мы пироги не пекли?

– С белым наливом? – спросила Розалия, проворно накрывая к чаю на круглом столике.

– Что ты такое говоришь, – с лёгкой досадой ответила Вера Павловна. – Кто ж с белым наливом печёт, его только так погрызть хорошо… если есть чем, – и она засмеялась, показав чуть желтоватые ровные зубы. – Штрейфлинг в пирог пошёл. Падалицу подобрала, спелую-преспелую, аж на просвет косточки видны.

Господи, как же хорошо! Сидеть в этой комнате, смотреть на гаснущий за окном день, жевать яблочный пирог и слушать дружескую перепалку этих немолодых тёток…

В половине девятого я с трудом выковыряла себя из кресла и встала.

– Пойду я, Розалия Львовна. Завтра попробую ещё в монастырь зайти и в городскую администрацию, а потом домой поеду.

– Пойдём, провожу, – она встала легко, будто была моей ровесницей, и пошла за мной следом в прихожую. – Ты извини, переночевать не приглашаю. У меня, кроме гостиной, только спальня и кухня, – и, видя недоумение на моём лице, пояснила. – Дом этот школе нашей принадлежит. Так-то он большой, но мне полагается только половина. Вторая пока пустует. Вот что, ты с утра иди в администрацию – это без толку, но сходить надо. А потом ко мне в школу зайди, я с тобой до монастыря прогуляюсь. Ну всё, иди!

И она легонько подтолкнула меня в спину.

В своём номере я приняла душ, умылась и забралась под прохладную, кажется, даже крахмальную простыню. И уже засыпая, подумала: а ведь похоже, тётушка не знает, где похоронен прадед. Вот почему, интересно, она же родственница?

Розалия Львовна оказалась права: в здании городской администрации кипела жизнь, все занимались предстоящим праздником, и до моих вопросов дела не было никому. Я заглянула в пару кабинетов, где не было никого, в зал для совещаний, где толпа народу что-то лихорадочно обсуждала, в приёмную главы города, опять же пустую… В конце концов мне надоело без толку ходить по зданию, я поймала за рукав какую-то дамочку, примерно моих лет, и спросила угрожающе:

– Тут есть вообще кто-нибудь, кто занимается кладбищем?

Дамочка вытаращила на меня глаза и помотала головой.

– А какой у вас вопрос?

– Мне нужна его схема. Кладбища.

– А-а… Знаете… – она нервно оглянулась на вторую точно такую же особу, которая махала ей руками из конца коридора. – Знаете, вам надо обратиться к Ирине Ивановне Лотошиной. Только её нет сейчас, она в парке, сценой занимается. Вы сколько ещё в городе пробудете?

– Нисколько, – сумрачно ответила я. – Сегодня уеду.

– А вы напишите запрос! На нашем сайте, я вам сейчас и адрес дам!

Она нацарапала в моём блокноте сайт администрации и упорхнула, освобождённая.

Музыкальная школа находилась на территории того самого парка, так что по дороге я подошла к сцене и попыталась высмотреть эту самую Ирину Ивановну, как её, Лотошину. Но не преуспела: на помосте и вокруг него мельтешили мужики самого работяжного вида, в комбинезонах и тяжёлых ботинках. То ли женщины там не было (ну мало ли, перекусить отошла или попросту смылась по личным делам), то ли она успешно маскировалась. Ну и ладно, всяко сейчас с ней говорить было бы бессмысленно, даже если пресловутая схема у неё и есть. Во что я постепенно верить переставала…

При моём появлении Розалия Львовна взглянула на часы и спросила:

– Ну что, в администрации ничего нет?

– Может, что-то и есть, но нету никого, кто бы знал, что и где искать, – отрапортовала я.

– Ладно, пойдём, прогуляемся до монастыря. Я вроде на сегодня здесь всё сделала, что собиралась, теперь займусь своими церковными обязанностями.

Тут я вытаращила глаза.

Церковные обязанности? Да ладно!

Заметив моё изумление, тётушка грустно усмехнулась:

– Да-да, я вполне православная. Имя и отчество мне достались от отца, а вера – от мамы. А ты думала, почему твоя бабушка обо мне вспомнила только на смертном одре?

– Не знаю. То есть, я об этом пока не думала!

– Потому что, когда моя мама вышла замуж за Льва Михайловича Науменко, семья её не одобрила. Моя мама была двоюродной сестрой твоей бабушки, – пояснила Розалия Львовна. – Потом как-нибудь поговорим об этом.

«Потом как-нибудь чаще всего означает никогда, – подумала я. – Выходит, и родственница она не такая уж дальняя, и скелетов в наших шкафах куда больше, чем я могла заподозрить. Впрочем, ещё месяц назад я и одного-то предположить не могла!»

Тем временем тётушка убрала в верхний ящик стола стопку расчерченных листков, достала из сумочки зеркальце, поправила помаду, защёлкнула сумочку и встала.

– Ну что, идём?

И опять по дороге её останавливали, задавали вопросы, о чём-то рассказывали. Это было уже привычно, и, наверное, как-то соотносилась с теми самыми «церковными обязанностями», о которых Розалия Львовна упомянула раньше.

Ладно, меня это не касается, в конце-то концов… В четыре часа идёт автобус от здешней автостанции в Тверь, значит, уж к последней-то «Ласточке» на Москву я точно успею. И всё, баста, хватит с меня этих мелких провинциальных секретиков!

Занятая своими мыслями, я даже не поняла, что Розалия Львовна о чём-то меня спрашивает.

– Простите, прослушала.

– Ты не сказала вчера, что было в банковской ячейке, – повторила она. – То есть, не говори, если не хочешь…

– А! Представьте себе, я не знаю. Решила сперва поехать сюда, вот завтра пойду в банк. Ну, вряд ли там какие-нибудь невероятные ценности…