Северное сияние внутри

Глава 6. Пропажа

Завтра сменило послезавтра, послезавтра – после-послезавтра, а никакого сигнала от Лили так и не поступило. Дни стояли серые, невеселые, и так не хватало в них яркости и веселой улыбки моей новой знакомой. Я то и дело вглядывался в окно: мансарда выглядела пустой и заброшенной, припорошенная свежим снегом крыша была гладкой и пушистой, без единой огрехи на поверхности зимнего одеяла.

Я старался не думать о Лили, но получалось плохо. Из любых дебрей сознания ниточка вела к ней. Думаю о работе – сразу всплывает вопрос: куда сейчас внедряется? Планирую меню на пару дней – вспоминаю горячее какао и булочки, и сразу хочется повторить. Регулирую силу нагрева батарей – и мечтаю снова посидеть у камина. Да и разговоров не хватает: кот, к сожалению, плохой собеседник. Несколько раз хотел подняться наверх, но каждый раз вспоминал слова Лили о том, что искать ее не нужно.

Прошла неделя, вторая. Настроения не было. Все, на что хватило сил – пару раз доплестись до магазина за съестными припасами нам с котом. Целыми днями слонялся из комнаты в комнату, от скуки выпил три банки кофе, посмотрел четыре сезона тупого сериала, прочитал сборник произведений Достоевского, пролистал Паланика, продрался сквозь сюрреализм Пелевина, но минуты тянулись засахаренным медом. Несколько раз я малодушно пожалел о том, что вообще познакомился с девушкой. Жил в своем привычном распорядке один, так и нечего было его нарушать, нагло вторгаясь в мой уютный привычный мирок. Тоска сменялась злостью, и когда она затихала, на первое место опять выходила печаль. И невозможно было выбросить Лили из головы. Я думал о том, как тепло и уютно было в ее присутствии. Ни неудобных вопросов, ни требования душевного стриптиза. Просто сидит рядом, и этого достаточно. Легкая, светлая и простая, Лили словно касается сердца легкими бабочкиными крыльями, нежными и трепещущими.

Все в ней – загадка. И если в даме обычно ценится изюминка, то эта штучка словно целиком создана из сушеного винограда: настолько она отличается от моих знакомых. Судя по тому, что она не предложила мне продать душу или отправить на бал в карете и хрустальных башмачках, назвать Лили волшебницей я тоже не могу. Заповеди, откровения – ничего такого, поэтому внеземное происхождение экземпляра я тоже отверг. Впрочем, в этом и не пришлось долго себя убеждать: я классический технарь, поэтому верю только в цифры и факты без всякой чертовщины и экстрасенсорики. Осталось предположить, что Лили просто необычная, сумасбродная, себе на уме молодая женщина, нашедшая не менее оригинальную работу.

– Что еще я знаю о Лили? – крутилось в голове. – Ей больше 33, если девушка не слукавила. Кто-то из предков жил в Петербурге в начале XX века, когда был построен наш дом. Остается загадкой, почему они выбрали именно мансарду, да еще с таким неудобным входом. Или семье принадлежали еще какие-то квартиры? Кто же теперь узнает! Дальше: скорее всего, она не замужем – иначе как бы вот так отлучаться?

– Не густо! – фыркнул Крот.

– Да уж, – детектив из меня так себе.

Котяра вспорхнул на колени и заглядывал из окна на крышу. Ничего. Кажется, он тоже скучал по Лили, а может, просто сочувствовал мне. Я начертил пальцем во все стекло знак вопроса, чтобы Лили, посмотрев на окно, сразу поняла: мы ждем знака.

На следующее утро отрывной календарь потерял свой последний зимний лист. Наступила весна. Но ни затянутый снеговыми облаками Питер, ни я с мрачным настроением этого не почувствовали.

Глава 7. Надежда

– Ээээй, куда! – зычный голос Надежды перекрывал шум работающих станков в кораблестроительном цеху.

Почетный работник завода уже тридцать лет в режиме сутки через трое вскарабкивалась на кран и легко справлялась с задачами, перед которыми пасовали даже мужики-коллеги. Она четко регулировала положения рычагов, брала где природной мягкостью, где напором, а в перерывах вязала шарфы, жилетки и свитеры. В коллективе Надежду уважали и любили, хотя и слегка побаивались ее громкого хриплого смеха и безапелляционного нрава. Будучи единственной женщиной среди простых мужиков-работяг, она не позволяла себе ни флирта, ни вольностей. Ходила на работу в лосинах, подчеркивающих всю подушку безопасности, наращенную телом в ответ на жизненные невзгоды, длинной трикотажной кофте и фирменной фуфайке на три размера больше. Зато была огненно-красная коса до пояса, улыбка до ушей, да и без туши на ресницах и помады на губах она не появлялась. Будучи бабой душевной, но боевой, Надежда резко отмела все попытки ухаживаний – больше никто и не пытался.

Нелегкая судьба била дубиной по голове. Женщина рано осталась вдовой с двумя маленькими мальчишками на руках. Стояли 90-е, и чтобы добыть на пропитание, она была готова на любую работу. По большому блату и старым отцовским связям выбили это место на кораблестроительном. Размазывая слезы по симпатичному личику, Наденька, тогда совсем еще девчонка, училась управлять многотонной машиной. И сколько уж раз хотела все бросить, один Бог знает. Но только дома ждали два голодных спиногрыза, оставленная за няньку младшая сестра, и отец, сокращенный с позиции мастера высоковольтных линий неделю назад. Надя слишком хорошо знала батю, чтобы предположить: теперь он неминуемо уйдет в пике, уничтожая запасы деревенского самогона, и, вместо того чтобы бить лапками, как сбивающая сливки в масло лягушка из старой притчи, будет безвольной какашкой плыть по течению, ругая между делом власть, негодное время и до кучи всю нерадивую семью.

Впрочем, жили они хоть и тесно, но дружно. В трехкомнатной хрущевке царила редкостно доброжелательная атмосфера: отхватить кусочек этого расслабленного общения хотелось всем, поэтому друзья, знакомые, соседи и приятели приятелей слетались на свет их гостеприимных окон, как мотыльки. Набиваясь битком в тесную кухоньку, все чувствовали себя родными.

Много лет тянула Надежда все семейство, вполне оправдывая свое имя. Мальчишки выросли в орлов, сестра вышла на работу, дед сначала слег, потом и вовсе сыграл в ящик. Надежда не оглянулась, не расслабилась: привычно тянула лямку и не роптала. И все же долгими вечерами, перед телевизором, ей очень хотелось, чтобы был кто-то рядом свой, милый сердцу. Но как-то не получалось.

Глава 8. Сергей

Программистами не становятся, ими рождаются. Доказано. Иначе как объяснить, что представителей этой профессии весьма много, несмотря на то, что в России ее еще каких-то тридцать лет назад не существовало в принципе. Как иначе могли все эти люди понять: ковыряться в программах и писать коды – это мое? Логика – великая вещь.

Сергей Лазутин осознал свое призвание, как только в возрасте 10 лет подошел к неказистому протокомпьютеру «Искра 1030» у мамы на работе. Диковинный аппарат напряженно гудел, мигал зелеными цифрами и завораживал. Все последующие годы он долго и мучительно хотел компьютер домой, а чтобы ускорить его покупку, жертвенно отказывался от новых кроссовок, подарков на любые праздники, выходной одежды, карманных денег и даже обожаемых им сарделек. Серега представлял новенький девайс ночами, читал все журналы и книги, которые только можно было достать, подружился с учителем информатики – только чтобы быть рядом к вожделенной машине. Страсть его была всепоглощающей, горячечной – охота пуще неволи. Победа на первой школьной городской по предмету стала последней каплей, после которой стена родительской крепости сопротивления пала. И как раз на Миллениум уже подросший парень получил под елку заветный агрегат. Он до сих пор вспоминал об этом сюрпризе, как о лучшем за всю жизнь, и был безмерно благодарен родителям, несколько лет каждую копейку экономившим, чтобы купить этот подарок.

Компьютеры стали для Сереги всем. Он мог не вставать из-за монитора целыми сутками. В отличие от многих ровесников, парень вгрызался в самую суть: изучал языки программирования, пробовал создавать собственные алгоритмы. Пока одноклассники играли в нашумевшие игры, Сергей пытался понять, как их создавать. Логичным продолжением после школы стало поступление в университет на направление «Информационные системы и технологии», которое Сергей с блеском окончил через пять лет, умудрившись мимоходом жениться на страшненькой и не слишком амбициозной одногруппнице. Неприхотливому Сереге показалось, что все у них, как у людей: родительская квартира на Елизаровской, спокойный сын-карапуз, умученная декретом жена, он в вечном поиске подработок, сосиски на ужин и застолья с друзьями и родственниками по праздникам. Ничего другого от брака он и не ожидал: откуда было взяться африканским страстям в голове флегматичного парня? Но в жизни они настигли. С легкой подачи его блеклой жены, которую он любил так сильно, насколько вообще был способен. На пятом году брака внезапно, без предварительных намеков и объявления войны, она обвинила Серегу в полном отсутствии мужественности, и гордо, как знамя, неся этот постулат над головой, выставила чемодан мужа за дверь. Несколько свитеров, футболки, пару джинсов, бритва и гель для душа – нехитрые пожитки кочевали по холостым друзьям, пока шли разводные суды, окончательно закрепившие за супругой сына и квадратные метры. Программистами не становятся, ими рождаются. Доказано. Иначе как объяснить, что представителей этой профессии весьма много, несмотря на то, что в России ее еще каких-то тридцать лет назад не существовало в принципе. Как иначе могли все эти люди понять: ковыряться в программах и писать коды – это мое? Логика – великая вещь.

Сергей Лазутин осознал свое призвание, как только в возрасте 10 лет подошел к неказистому протокомпьютеру «Искра 1030» у мамы на работе. Диковинный аппарат напряженно гудел, мигал зелеными цифрами и завораживал. Все последующие годы он долго и мучительно хотел компьютер домой, а чтобы ускорить его покупку, жертвенно отказывался от новых кроссовок, подарков на любые праздники, выходной одежды, карманных денег и даже обожаемых им сарделек. Серега представлял новенький девайс ночами, читал все журналы и книги, которые только можно было достать, подружился с учителем информатики – только чтобы быть рядом к вожделенной машине. Страсть его была всепоглощающей, горячечной – охота пуще неволи. Победа на первой школьной городской по предмету стала последней каплей, после которой стена родительской крепости сопротивления пала. И как раз на Миллениум уже подросший парень получил под елку заветный агрегат. Он до сих пор вспоминал об этом сюрпризе, как о лучшем за всю жизнь, и был безмерно благодарен родителям, несколько лет каждую копейку экономившим, чтобы купить этот подарок.

Компьютеры стали для Сереги всем. Он мог не вставать из-за монитора целыми сутками. В отличие от многих ровесников, парень вгрызался в самую суть: изучал языки программирования, пробовал создавать собственные алгоритмы. Пока одноклассники играли в нашумевшие игры, Сергей пытался понять, как их создавать. Логичным продолжением после школы стало поступление в университет на направление «Информационные системы и технологии», которое Сергей с блеском окончил через пять лет, умудрившись мимоходом жениться на страшненькой и не слишком амбициозной одногруппнице. Неприхотливому Сереге показалось, что все у них, как у людей: родительская квартира на Елизаровской, спокойный сын-карапуз, умученная декретом жена, он в вечном поиске подработок, сосиски на ужин и застолья с друзьями и родственниками по праздникам. Ничего другого от брака он и не ожидал: откуда было взяться африканским страстям в голове флегматичного парня? Но в жизни они настигли. С легкой подачи его блеклой жены, которую он любил так сильно, насколько вообще был способен. На пятом году брака внезапно, без предварительных намеков и объявления войны, она обвинила Серегу в полном отсутствии мужественности, и гордо, как знамя, неся этот постулат над головой, выставила чемодан мужа за дверь. Несколько свитеров, футболки, пару джинсов, бритва и гель для душа – нехитрые пожитки кочевали по холостым друзьям, пока шли разводные суды, окончательно закрепившие за супругой сына и квадратные метры.

Глава 9. Тоска

Бывает же так: увидел человека раз в жизни, посидел рядышком, ничего не успев понять о нем как следует, и вдруг понимаешь, что он роднее, ближе и приятнее всех остальных. А собеседник больше не появляется, не выходит на контакт. И сразу чувствуешь себя обманутым, как будто пообещали что-то, а потом не дали. Человек-то вроде и зароков не давал, но и надежду полунамеками или прямым текстом дал.

Я не был впечатлительной постпубертатной девицей, чтобы в мечтах прогнать любовную историю, свадебную церемонию, беременность Лили и придумать имена для детей. Но в нашей единственной встрече находил, анализируя, столько нежных и теплых моментов, что не признаться самому себе в химерических иллюзиях было бы кощунством. Я мечтал быть рядом с Лили, хотя бы в качестве друга, и не отказался, уж точно, от возможности стать еще ближе. Трезвые доводы подсказывали, что ее работа не предполагает любовных связей, но ведь сердцу не прикажешь!

В начале весны я превратился в одержимого шпиона. Знаки на замерзших стеклах сменились круглосуточным слежением за мансардой, я даже заказал в интернет-магазине бинокль; когда и эти меры ни к чему не привели, настала пора камеры с прибором ночного видения. Ничего. Гигабайты записей не зафиксировали ни единой активности на крыше.

Я психовал, много курил, на ночь пил снотворные, чтобы забыться тяжелой дремотой, но она не отпускала даже во снах: приходила, улыбалась, мы бегали по облакам и гуляли по залитому солнцем летнему Петербургу. Утро снова забирало у меня Лили. Крот заискивающе заглядывал в глаза, как будто он банковский служащий, а я пришел с чемоданом хрустящих долларов. Кот чувствовал, что я медленно опускаюсь на дно печали. Урчал за троих, прыгал на колени, бросался под ноги и терся так, что вспыхивали электрические искры.

– Бросила она нас с тобой, котейка! – Крот смотрел с недоумением, словно не верил.

Фрустрируя, я купил и собрал пазл из тысячи деталей, чего никогда раньше не делал. На рисунке было изображено безмятежное бирюзовое море под высоким чистым небом и белый парус, отбрасывающий легкую тень в прозрачную глубину.

– Под ним струя светлей лазури, над ним – луч солнца золотой… А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой! – подкинула память стихотворение из учебника средней школы. – Зачем его учить желторотым юнцам? Вот я вызубрил, а выяснилось столько лет спустя, что оно и не про кораблик вовсе, а про меня, причем именно в данный момент!

Панно прибил на стену. Сразу стало себя еще жальче. Пришлось покупать еще и модель корабля. Пока собирал ее, детально разобрал всю жизнь, пытаясь понять, чем так согрешил перед мирозданием, что расплачиваюсь за это одиночеством. Крутил-вертел догадки, но так и не нашел внятного ответа на вопрос. Лучше не становилось. Я еще раз оправдал свое звание неудачника.

За окнами свистел ветер и, бросая вызов стихии, без шапок шли счастливые яркоглазые влюбленные с красными носами. Им было плевать на зиму, не уступающую свои позиции, несмотря на календарную весну, на вспышку простудных заболеваний, зафиксированную Минздравом, и на весь остальной мир. Парочки существовали в микрокосме, защищенном от дурного воздействия внешней среды невидимым стеклянным колпаком. Кучерявые барышни смеялись, откидывая головы назад, бравые парни ласково приобнимали их, шепча что-то на ушко, и не было зрелища более прекрасного и в то же время отталкивающего.

Завтра дамочки будут еще красивее, наряднее, замелькают тут и там желтые салатики мимоз, зашуршат хрустящей слюдой букетики тюльпанов, а мужчины будут сновать по улицам туда-сюда счастливые и озабоченные, дыша свежими алкогольными парами. Я буду снова дома, на вахте у окна.

Потому что поздравлять некого. Единственная и главная женщина – мама, – умерла 8 лет назад. Дочерей не нажил, дружбу ни с кем не водил, а единственная знакомая, коснувшаяся моего сердца, словно испарилась, даже номера телефона не было, чтобы написать поздравительное SMS.

И вдруг меня осенило. Оставлю-ка я сообщение на противоположном скате крыши! Ведь Лили просила ее не искать и не тревожить, но о запрете подниматься выше своего этажа разговора не было.

Как раз темнело, и я решил снаряжаться. В глубине шкафа нашел заброшенные трекинговые ботинки, откопал теплый свитер, порывшись, изъял на свет божий пыльные воспоминания о юношеских увлечениях: несколько крючков-кошек, двухцветную веревку, бедренную страховочную систему. Последний раз я ходил в горы после третьего курса института. Никогда не забуду это приволье! Я карабкался, не жалея себя, на вершины, садился там в одиночестве и размышлял о бренности бытия.

– Что всем этим снежным макушкам, хрустальным озерам, бурным рекам и величавым скалам до мелких букашек человеческих? Мы ведь так и не научились покорять стихию и даже предсказывать изменчивое настроение природы! Один каприз – и любой самый развитый город будет уничтожен. Потопы, извержения вулканов, землетрясения, пожары, лавины, смерчи – можно до бесконечности перечислять сюрпризы матушки-Земли, которые она может подбросить, удумав истравить весь наш род, как жалкую горстку вшей. И что тогда сделать? Ничего! – думалось.

Однако именно там, сидя на вершинах, я чувствовал себя счастливым и сильным, ведь мне удавалось день за днем преодолевать свой необъяснимый, животный страх перед высотой. Я сражался с ним, как лев. И тогда казалось, побеждал. Там я постиг себя как часть огромного и вечного, удивительного и неисчерпаемого…

Внутри сладко защемило. Воспоминания заставили улыбнуться. Вдохновленный, я спешно стал снаряжаться. Аккуратно пробравшись по лестнице, дабы не привлекать внимания соседей, вышел на чердак и через указанный в прошлый раз Кротом лаз оказался на крыше.

Взобравшись на конек, присел, чтобы настроиться. Если верить всем современным коучам, единственный способ развития – это выход из зоны комфорта. Мне такие финты всегда давались с трудом. Но и жизнь в настоящее время не была бесценным подарком. Рискну!

Я просчитал траекторию движения, надел страховку, закрепил крюк за стропило, подергал веревку и сделал прыжок на скат. Начиная с точки приземления, начал аккуратно вытаптывать буквы на пухлом снежном покрывале.

Глава 10. Взгляд Василиска

Норочка была чудо как хороша. Платье в пол чешуей облегало ее стройное гибкое тело, вспыхивая золотом при малейшем движении. Отдав хостесс полушубок, она назвала фамилию и прошествовала вслед за ухоженной девушкой в глубину пышного сверкающего зала. Великолепные театральные люстры свисали с потолка, хрустальные капли множили и без того бесчисленное количество огней. Хотелось зажмуриться от слишком яркого света. За столами сидели грациозные дамы в богатых туалетах и вальяжные солидные мужчины.

– Добрый вечер, Норочка, вы изумительно выглядите сегодня!

– Благодарю вас, Влад! Вы, как всегда, мне льстите!

– Что вы, моя дорогая! Это самый искренний комплимент, который мне доводилось делать! Вы восхитительны!

– Как вам будет угодно, Влад, – и посмотрела на мужчину с обреченной готовностью.

– Тогда, милый, принесите нам ваше чудное Paul Georg Brut Rose, а к нему… Что вы посоветуете?

– Предпочитаете мясо, рыбу или вегетарианские блюда?

– Пожалуй, отведаю рыбки! – Влад считал картавость своей изящной особенностью, поэтому нисколько ее не стеснялся. – А вы, прекрасная леди?

– Я не голодна. Но с удовольствием попробовала бы что-то из морепродуктов.

– Тогда разрешите выбрать мне. Я здесь не в первый раз. Будьте добры, любезнейший: продегустируем икорку и строганинку из амурского кижуча, затем морские гребешки и креветки «Гамбас», филе стерляди, теплый камчатский краб и салат Ростроповича!

– За утонченную красоту, за вас! – Влад театральным жестом поднял бокал.

Нора улыбнулась и сделала глоток.

– Боже, какой букет! Какое шикарное послевкусие! – похвалил мужчина. – А вы какое вино обычно предпочитаете?

– Обычно я пью минеральную воду, – улыбнулась Нора.

– Поздний час! Пора! – чуть позже сказал мужчина, взглянув на часы.

– Моя дорогая, я должен тебе кое-что сказать.

– Ты такая изысканная и прекрасная жемчужина, такая нежная, неприступная, глубокая, и такая еще молодая. Я трепещу и благоговею, теряю голову, но уверен: не стоит тебе тратить свои годы или даже месяцы на меня. Всегда можешь надеяться на мою отеческую поддержку и помощь, совет или протекцию, на восхищение – но любовь поищи в другом месте. Сейчас я посажу тебя в такси, и мы останемся просто добрыми знакомыми, хорошо?

– Обидел? – спросил таксист.

– Лучше бы обидел! – всхлипнула Норочка. – Проявил благородство и не воспользовался!

– Значит, много поставила на эту лошадку?

– Тридцать седьмой!

– О! Золотой стандарт!

– Не уверен, что оттенок подходит к твоему платью, – хохотнул парень. – Но за удобство отвечаю!

– Спасибо огромное! – протянула девушка. – Сколько я вам должна?

– Пожалуй, еще одну улыбку!

– Отлично! Теперь – в мою любимую кофейню!

Глава 11. Клара у Кармы украла кораллы

– Карма, Карма, смотри! – кричал Николай, прежде чем прыгнуть с отвесной скалы в прозрачное, как богемское стекло, море.

– Карма, милая! У меня есть для тебя сюрприз. Но для этого нам придется на три дня расстаться! Я и представить не могу, как буду жить без твоей улыбки, без твоего голоса! Но это стоит того!

– Хорошо, Коля! Я буду тебя ждать, считая минуты!

– Я люблю тебя! – говорил Николай.

– Я люблю тебя! – эхом вторила Карма.

– Ты моя карма. Я заработал тебя в ответ на все страдания. Как я счастлив, что ты меня настигла!

– Коля, милый! Что произошло с тобой, что приключилось?

– Карма, миленькая, я тебе изменил!

– Выпили с одноклассниками… много… а тут она… первая любовь! Я не помню, как это было! Клянусь! Кроме тебя никого не люблю! Карма, прости! Прости меня, дурака! – Николай перешел на отчаянный крик. – Я к родителям поехал, они мне машину подарили! Столько лет копили и очереди ждали! Мои старики! А тут товарищи! Мы выпили! Я подлец, подлец! Предатель!

– Уходи!

Кармелия с головой ушла в работу: гастроли, выступления, ставшее внезапно модным репетиторство. Никто из окружавших ее людей и подумать не мог, что все это она делала по инерции, без огонька – исполнительная, точная, подчеркнуто вежливая молодая женщина получала только восторженные отзывы. Ее считали холодной, даже не подозревая, какие страсти кипят в аккуратно причесанной голове. Карма снова и снова проигрывала в памяти заезженную пластинку их недолгой, но горячей любви, трагически оборвавшуюся предательством. Не было в сердце ни злости, ни ненависти, только горькая обида и ранящая душу безысходность.

Года через три, понаблюдав как следует за окружающими, Кармелия пришла к выводу, что все мужчины нет-нет посматривают налево. Только не все об этом рассказывают пассиям, а напротив, скрывают, да еще и продолжают свои похождения. И дело не сводится к опрометчивым поступкам под влиянием алкоголя: напротив, в основном прелюбодеяния осуществляются с трезвым расчетом. А у некоторых адюльтер – и вовсе обязательная составляющая существования! И ведь бедные супружницы, даже подозревая мужей, молчат! Возможно, приди Николай с повинной сейчас – поняла бы и простила. Потому что он уж точно был лучше и честнее большинства. Но время ушло. Поговаривали, что Николай пострадал-пострадал, да и уехал из Петербурга в неизвестном направлении.

Глава 12. Мартовский Крот

– С 8 марта, Лили! Спасибо за весну! – на то, чтобы украсить крышу коротким текстом, у меня ушло около двух часов.