Самое гордое одиночество

– Не лечи, обращусь к другому врачу, благо в Москве не одна ты – гинеколог, – надулась Икки.

– Все они изверги, вампиры и кровопийцы! Никого не хочу! Никого! – высказалась Адочка.

– Это точно! Мужик – он что геморрой – одно и то же. Живешь с ним – вроде ничего не беспокоит, все вроде нормально, а то ни с того ни с сего – на пустом месте – зуд, раздражение, слезы, боль, – многозначительно проговорила Огурцова, смешав симптомы варикозного расширения вен нижнего отдела прямой кишки с семейной жизнью.

– Надо же! Откуда такие познания?! – колко спросила Икки, которая, будучи заведующей единственной проктологической аптекой в Москве, знала о геморрое все.

– Тоже читаем! – не менее колко ответила Анжелка и, осушив еще рюмку, прикрикнула на Кузю: – Прекрати хватать огурцы руками! Вилка рядом! Это ужас какой-то! Они воспитают мне неандертальца!

Юноша-огонь снова прилетел с подносом и заставил почти весь стол салатами, дымящейся картошкой с бифштексами, графинчиками с водкой и бутылками шампанского.

– Вот, возьми на чай. – Икки не унималась и протянула официанту купюру, завернутую в салфетку, на которой что-то написала, попросив у Адочки ручку.

– Премного благодарен, премного благодарен, – смущенно пробормотал тот и снова метнулся на кухню.

– Что ты там нацарапала? – грозно спросила Пулька.

– Если его как-нибудь замучает бессонница, пусть звонит мне. У меня есть от этого недуга подходящие свечи, – съязвила Икки.

– Нет, это кошмар какой-то! – в сердцах воскликнула Пулька. – Ты соображаешь, что делаешь?

– Отстань!

– А сколько ты ему денег дала?

– Как раз хватит на резиновое изделие № 2!

– А что такое изделие № 2? Что? А? Что это? – оживилась Адочка, мучая дольку лимона – больше она ничего себе не заказала.

– Ха! Что это! Презервативы – вот что это такое! – усмехнулась Пульхерия.

– А разве не изделие № 1? – удивилась я.

– Нет, изделием № 1 считается противогазная маска. – ответила Пулька. – Это уже нумерация изменилась. Очень уж нужное это изделие. Я про презерватив. Вот в народном сознании его номер и переехал со второго на первый.

– А тогда что значится под третьим, четвертым номерами? – спросила моя сестрица.

– Ты, Адочка, странная какая-то! Грелки, клизмы, груши и т.д. – ответила Пуля.

– Пзетевативы! Пзетевативы! – Кузенька от души радовался новому слову.

– Я т-те дам пзетевативы! Сядь прямо и прекрати цапать руками котлету!

– Пуль, а тебе Серапионович не звонит? – спросила Икки.

– Ты что, издеваешься, что ли?!

– А чего я такого спросила-то? Вот мне Овечкин не звонит, может, умер уже, – предположила Икки и, тяжело вздохнув, задала мне тот же вопрос касательно Власа.

– Нет, Иккусик, как в воду канул.

– Вы еще скажите, что очень по ним соскучились! – расходилась Пульхерия.

– Нет, я по Власу не соскучилась. Век бы его не видеть! Просто интересно, может, они и вправду померли с тоски, не пережили развода.

– Вот именно, нам просто интересно.

– А я хмыря своего... Я имею в виду отца этого ирода, – и Огурцова указала на Кузю, – ни разу после развода не видела. Когда к детям прихожу, он якобы на работе задерживается. Прячется! Думает, нужен он мне! Вот даже если б приплатили, в жизни с ним не сошлась бы!

– А что, если зимний вариант формы сшить из фланельки? Зимний вариант? Зимний, я говорю! Из фланельки! Разрезать ее сначала на кусочки, а потом крючком эти кусочки связать! Соединить эти кусочки крючком! Очень красиво! Очень! И тепло. Дуть не будет. Я говорю, дуть не будет! – Адочка пыталась доказать, как эффектно будет смотреться форма из фланельки на сотрудниках аптеки «Моторкина и С?», но ее никто не слушал, только Икки закатывала глаза и метала в меня убийственные взгляды.

– Нет, вы только посмотрите, он и картошку руками жрет! Ужас! – Огурцова чуть было в обморок не упала, когда увидела, как Кузя пытается снизу подцепить пюре пальцами. – Нет, я завтра его не только ни на какую елку не поведу, я его и к адвентистам не повезу! Весь день будешь в углу стоять! Понял?

– Пезеватив ты! – беззаботно крикнул малыш и незамедлительно получил по губам.

– А можно из трикотажа! Из трикотажного материала зимний вариант сшить!

– Нет, все-таки Черепову я скину!

– И что мне делать с этим любовным треугольником идиотов? Кого увольнять-то?

– Ну кто там мне на ноги наступает?!

– Гав! Гав! Ав-ва-ва-вав! Гав!

«Тррррррр», «Тррррррр», «Тар-лям-пар-ля-ля-ля-ля-лям, тар-лям...» – задребезжал мой сотовый.

– Да! Але! – крикнула я.

– Ма-а-чка! Здра-ийи-вуй! Эт я, ма-а!

– Мамочка, здравствуй! Как ты там?

– Гов-й-ри гром... плох... слы-ыуо!

– Как ты там? – заорала я на все кафе, придя в состояние крайнего ликования и радости – это был первый звонок моей родительницы после того, как она проехала станцию Чашки на электричке и унюхала совсем другой воздух – не загазованный, как в Москве, а чистый и свежий.

– Я звоню тебе с самого высокого дерева в огороде! Забралась на яблоню – ту, что побольше! – отчетливо услышала я и тотчас представила себе, как мамаша приволокла стремянку к одной из двух уцелевших (после добычи Эльвирой Ананьевной на нашем огороде биотоплива) яблонь, поднялась сначала по ступенькам, потом вскарабкалась на могучие ветки и теперь сидит там, яко павиан. – Алшан есв икат отсем! Алшан!

– Мама! Ты что ругаешься? – вопила я, не понимая ровным счетом ничего из того, что говорила моя родительница, но слышала при этом ее очень хорошо.

– Аквал абыр тупак! Аквал абыр тупак! – напоследок выкрикнула она и отсоединилась. Страшные догадки закружились в моей голове: «Что, если любезная моя мамочка упала с ветки? Или сошла с ума? Или разговаривать разучилась вдали от цивилизации в обществе бессловесного кота Рыжика?!»

– Что случилось? – хором спросили меня члены содружества, а в глазах их я увидела страх, тревогу и недоумение.

– Мама звонила. С дерева. Но я ничего не поняла. Ничего! – отчаянно воскликнула я и собралась было уже плакать.

– Подожди, подожди, ты ведь как-то поняла, что она тебе с дерева звонит? – Икки произнесла эти слова таким тоном, будто еще не все потеряно.