За грехи отцов

– Да.

Директор проводила его прохладным взглядом золотисто-карих глаз. Когда за ним закрылась дверь, она посмотрела на Грина. Выражение ее лица изменилось, будто она сняла одну из масок. В линии плеч появился легкий намек на усталую сутулость.

– У Лоран не было подруг. Балерины редко дружат. Они могут заниматься вместе, вместе отдыхать, даже спать друг с другом. Но они не дружат. Мы готовили Лоран к выпускному спектаклю. Она должна была танцевать главную партию. Эта информация просочилась в ряды учеников. Вы думаете, ее поэтому могли убить?

Грин покачал головой.

– Нет. Не думаю. Обстоятельства убийства наталкивают на совершенно другие мысли. Но спасибо. Обычно руководители подобных заведений скрывают все сложности до последнего и мешают расследованию.

– Мне нечего скрывать. Это балет. Стеклянная мука в пудре, битое стекло и гвозди в пуантах, подрезанные ленты, измазанная в масле пачка – это лишь маленький список того, с чем нам приходится сталкиваться. Балет жесток и прекрасен, как сама жизнь. Вы хотели посмотреть раздевалку. Зачем?

– Лоран вела дневник. Дома его нет. Я думаю, у нее здесь тайник.

Директор с пониманием кивнула и поднялась с места.

– Пойдемте. Балерины считают это место истинным домом. Они проводят здесь по десять-пятнадцать часов каждый день. У них один выходной в неделю. А выходным мы называем день, когда балетный класс идет три часа, а не шесть. Вполне возможно, что важные вещи, которые хочется сохранить, она принесла сюда.

– Давно вы знаете Лоран?

– С четырех лет, как и всех здесь. В три-четыре года девочку приводят в балетный класс. Большинство отсеиваются. Но те, кто доживает до десяти, поступают в училище, кто идет дальше вместе с нами, навсегда в моем сердце. Вы любите математику, детектив?

– Ну, допустим, – улыбнулся Аксель, поднимаясь со своего места и открывая дверь перед директрисой. Женщина благодарно кивнула и вышла из кабинета, ничуть не растеряв свою стать. Она была ниже на голову, несмотря на туфли на высоком каблуке. Наверное, она восхитительно смотрелась на сцене.

– Из ста девочек и мальчиков, кто переступает порог балетного класса в три-четыре года, до выпуска из училища доходит восемь. Из них только двое выпускаются из академии.

– Откуда тогда такая бешеная конкуренция?

– Балерина танцует десять лет. А примы может быть только две. Группы в училище обычно двадцать-тридцать человек. В высшей школе – пятнадцать. К нам приезжают учиться из других городов. У нас хорошая балетная школа. Есть преподаватели даже из Петербурга.

– Балет – это призвание?

Морулис остановилась и посмотрела ему в глаза.

– А служение в полиции?

– Это работа.

– Ой ли? Я вижу по вашим глазам, что вы выбрали эту профессию для себя не от безнадежности. Вы не отделяете себя как детектива от себя как мужчины и человека. Профессия детектива определяет вас, вы дышите ею. Разве справедливо называть ее просто работой?

Аксель не нашелся с ответом, и директриса тонко улыбнулась.

– Мы пришли, детектив. Вот раздевалка. Девочки, оставьте нас, пожалуйста, – кивнула она тараторящим балеринам, которые, судя по всему, вышли из душа. Аксель почувствовал, как несколько пар юных глаз впились в его лицо и тело, но даже не улыбнулся, все еще переваривая произнесенные Морулис слова. – Вот шкафчик Лоран. А вот ключи.

Грин посмотрел на коробку со стеклянной крышкой, прибитую к стене.

– Доступ у каждого?

– У нас есть камера, она направлена на ключи, – спокойно ответила директор. – Вас оставить – или мне лучше побыть рядом?

– Для изъятия вещдоков, если я их найду, нужны понятые. Останьтесь и позовите кого-то еще.

Грин достал нужный ключ из коробки, открыл шкафчик и осмотрел содержимое. Победной улыбки он не сдержал. Он уже видел стопку тетрадок, засунутых под сменную одежду и пуанты.

– Ребекка, зайди, я знаю, что ты подслушиваешь.

Дверь скрипнула, пропуская одну из девушек, только что покинувших раздевалку. Аксель посмотрел на нее и молча надел латексные перчатки.

– Я забираю это, – сказал он, доставая пачку тетрадок, перевязанных лентой от пуантов. Он опустил тетради в специальный пакет, положил его на полку и быстрыми движениями просмотрел содержимое шкафчика Лоран. Несколько гольфов, теплые носки, пара потертых пуант, два мотка свежих лент, к дверце приклеена фотография Киану Ривза в роли Нео, вырезанная из журнала. К ней – открытка с поздравлением с днем рождения. Календарь с обведенными датами. Лучше всего забрать все.

– Остальные вещи опишет и привезет в участок офицер Дженкинс.

14. Марк

5 октября

09.15 утра

Музыкальная школа имени Люси Тревер

Марк Карлин положил трубку и провел свободной рукой по волосам, пытаясь этим импульсивным жестом привести мысли в порядок. Аксель, как всегда, вывалил на него тонну информации и домыслов. Да. Грин был прав в одном – он действительно крайне редко ошибался в подобных вещах. Но обычно он и не делал выводов, основываясь… ни на чем? Так правильнее будет сказать? Да, все складывалось и казалось прозрачным. Но Карлин чувствовал – дело их еще удивит. Первая волна эйфории прошла. Сегодня они все выяснят, нужно лишь запастись терпением и открыть уши, глаза и сердца. Чтобы ничего не пропустить.

– Все хорошо? – приглушенно спросила Кейра.

Директор музыкальной школы, миссис Стоутон, вежливо удалилась в свой кабинет, предоставив Карлину возможность поговорить с коллегой. Стажер осталась при нем, наотрез отказавшись уходить. И теперь они получили несколько минут наедине. Марк – для того, чтобы пересобрать и структурировать мысли. Кейра – чтобы подготовиться к опросу потенциальных свидетелей.

– Да, нам нужно сделать свою работу на «отлично». Детектив Грин сейчас в балетной школе. Говорит, что здание школы очень похоже на особняк, где мы их нашли, – быстро и тихо заговорил Марк. Студентка подошла к нему почти вплотную, чтобы не пропустить ни звука. – Он предполагает, что выбор места инсталляции – определенная дань уважения жертве. Все, что сделано, было ради нее. Он ее жалел. Это уже мои мысли. Аксель уверен, что труп в нашем морге – это Вонг.

– А вы? – так же тихо спросила Кейра.

От этого вопроса Карлин пришел в себя. От ее близости закружилась голова. С трудом взяв себя в руки, он с тоской подумал о браке, который уже трещал по швам, о сыне, который ни в чем не виноват, и отстранился.

– У нас много работы, – чуть суше, чем хотел, проговорил он. – Меня ждет директор. А ты иди по классам. Встретимся на выходе, расскажешь, что узнала.

– Да, доктор Карлин, – спокойно отреагировала она, будто не заметив смену его настроения. Или она просто привыкла к подобному. Кто знает.

Карлин кивнул и направился в кабинет директора, на ходу продумывая воронку вопросов, которые требовалось задать.

Миссис Стоутон ждала его за рабочим столом, заваленным бумагами. Опытный взгляд преподавателя выхватил расписание, служебные записки, объяснительные учителей и учеников. Эта музыкальная школа была крупнейшей в городе и выпускала каждый год около трех сотен учеников. Директора тут избирались на четыре года и утверждались министерством культуры. Судя по дипломам, миссис Стоутон – известная пианистка. Консерватории в Треверберге пока не было, и Музыкальная школа имени Люси Тревер взяла на себя нелегкую ношу культпросвет-миссии. Сюда стремились все мало-мальски одаренные дети, только вот брали немногих. Строжайший отбор.

Впрочем, как и с преподавателями.

– Спасибо, что уделили время, – сказал Марк, занимая место напротив директора.

Стоутон приспустила очки на чуть вздернутый кончик тонкого носа и улыбнулась.

– Мой муж работал в полиции двадцать лет, доктор Карлин. Я понимаю, что любой звонок для вас – это критично. Также понимаю, что помощь, которую могу оказать я, лишь для меня кажется малой, а для вас может иметь большое значение. Но я все равно не понимаю, почему именитый профайлер взялся за дело об исчезновении одного из самых неприметных людей в этом городе.

– Неприметных?