Мгновенное оцепенение, охватившее ее, когда она увидела белую фигуру, покачивающуюся на ветке, сразу прошло. Она бросилась к дереву. К счастью, в ту же минуту на поляну вышли учительница Живкова и сторож с фонарем. Свет фонаря хоть и был неярок, но дерево со своим жутким грузом было видно в этом свете отчетливо. Живкова закричала так, что у Ольги зазвенело в ушах.
– Замолчите! – яростно закричала она в ответ. – Уведите детей в Дом! Помоги мне, Стоян, – велела Ольга сторожу.
Ноги Снежаны были холодны как лед.
«Это из-за холода. Просто ей холодно», – повторяла про себя Ольга.
Но когда Стоян наконец отвязал веревку – где она ее только нашла, несчастная девочка! – и тело тяжело упало на Ольгу, едва не заставив ее саму упасть, она поняла, что осенний ночной холод ни при чем…
Лицо Снежаны было таким же холодным, как ноги. И губы ее, когда Ольга пыталась вдохнуть в нее жизнь искусственным дыханием, тоже были холодны.
– Куда ее? – мрачно спросил сторож. – Не старайтесь, барышня. Не поможет, – добавил он, видя тщетные Ольгины попытки привести девочку в чувство. – Мертвая она.
Ольга поднялась с колен.
– Придется пока здесь… оставить… – проговорила она, задыхаясь. Она делала искусственное дыхание так долго, что перед глазами плясали теперь блестящие круги и пятна. – Нельзя трогать. Надо вызвать полицию.
Ольга обернулась. Вангелия стояла у нее за спиной. Если бы Ольга не знала, что та слепа, она голову дала бы на отсечение: девочка видит лежащую на земле Снежану лучше, чем она сама.
Как же ей хотелось все это забыть! И простой тесаный гроб на телеге, и отчаяние в голосе парня, которого она видела первый и последний раз в жизни, но которому сочувствовала так, словно он был ей родным…
– Опоздал. Опоздал, – повторял он как заведенный.
Директриса уже сказала Ольге, что это тот самый жених, с которым пришлось расстаться Снежане. Он приехал в Дом слепых наутро после Снежаниной смерти, но приехал вовсе не на похороны, а за нею.
И вот теперь шел рядом с телегой, держась за край гроба, и повторял свое «опоздал» так, что у всех окружающих сердце разрывалось.
– Я давно ее ищу. – Парень вдруг обернулся к Ольге, которая шла рядом с телегой прямо у него за спиной. – Ее родители сгорели. А мои… – голос его звучал лихорадочно. – А мои… Скрыли от меня. Сказали, она тоже… Тоже от пожара погибла. Я случайно узнал. Соседка ее проговорилась. Слишком поздно.
Жалко его было, чистоглазого этого юношу. Но уже в следующую секунду Ольга отвлеклась от него.
Потому что Вангелия, шедшая рядом, вдруг побледнела и замерла.
– Ванга, тебе плохо? – наклонившись к ее уху, спросила Ольга. – Дать воды?
Та не ответила.
– Опять… – проговорила Ванга. – Я так же ее вижу… Как тогда, когда мы на стол накрывали. Она мертвая передо мной!
– Ванга, милая, успокойся, ну что ты, что ты… – Ольга взяла Вангелию за руку. Девочку всегда успокаивало ее прикосновение. – Давай постоим немного. Мы потом догоним.
Они остановились, отстав от похоронной процессии.
– Мне страшно, Ольга, – вздрогнув, сказала Вангелия. – Мне так страшно!
– Что же она наделала! – с горечью произнесла Ольга. – Совсем бы немного еще потерпела… А ты не бойся. Горько, но что же теперь поделаешь? Снежане уже не помочь. Ты должна справиться с собою.
– Я же знала! – Ванга прижала ладони к щекам. – Я всегда про нее знала… А сама на нее обижалась. Нельзя было на нее обижаться!
– Не кори себя, – твердо сказала Ольга. – Ты делала для Снежаны все что могла.
Ванга отняла ладони от своего лица, благодарно коснулась Ольгиной руки.
– Спасибо тебе, – сказала она. – Мне легче, когда ты со мной. Ой, извините – не ты, а вы!
– Ничего, – улыбнулась Ольга. – Я тебя чувствую близким человеком. Даже не понимаю, почему. Говори мне «ты».
Глава 12
«Как она переменилась! – Ольга стояла у двери и смотрела на Вангелию. – Всего три года прошло – и совсем другая девочка. Не девочка – девушка уже».
Мелодия легко лилась из-под Вангиных пальцев. Да, пальцы у нее стали совсем не такие, какими были, когда она, неловкая деревенская девочка, еще не привыкшая к своей слепоте, впервые переступила порог этого класса. Легкие у нее стали пальцы и очень чуткие.
– Ну, похлопай мне, – не оборачиваясь, сказала Вангелия. В ее голосе слышалась улыбка. – Ты ведь хочешь, я знаю.
Ольга засмеялась и похлопала в ладоши.
– У тебя чутье на людей такое же тонкое, как слух, – сказала она.
И вдруг с визгом вскочила на учительский стул, который стоял поодаль от фортепиано.
– Что ты? – удивленно спросила Вангелия.
– Мышь! – воскликнула Ольга. – Такая большая! Если бы ты видела! Может быть, это даже крыса!
Вряд ли это была крыса, конечно, да и большой назвать эту мышку, юркнувшую под плинтус, было трудновато. Просто у страха глаза велики, как известно.
Ольга слезла со стула и смущенно сказала:
– Я такая трусиха. Боюсь всякой ерунды, просто стыдно.
Лицо Вангелии стало задумчивым.
– Такой ерунды, как мышь, ты боишься, – сказала она. – А настоящих трудностей не испугаешься.
– Почему ты так решила? – удивилась Ольга.
– Так я чувствую.
Вангелия встала, опустила крышку пианино.
– Пойду цветы поливать, – сказала она. – Не то солнце высоко поднимется, нельзя будет.
Стоя у окна, Ольга смотрела, как Вангелия набирает в лейку воду из большой кадушки, как идет к палисаднику, разбитому у крыльца Дома слепых. Движения ее были легкими, уверенными, даже утонченными какими-то. На пользу пошли ей годы, проведенные в Доме!
Переведя взгляд, Ольга увидела, что въездные ворота открылись и в них въехала добротная крестьянская бричка. Из брички вышли крестьянин с крестьянкой – судя по одежде да и по бричке, зажиточные. Крестьянин помог выйти парню, на вид лет девятнадцати, что-то сказал ему и, взяв под руку, повел по аллее к Дому.
«Наверное, новенького привезли, – подумала Ольга. – Надо встретить».