Ангел-хранитель

– Убирайся отсюда. На веки вечные! – бросила она, проходя мимо Федора.

Степан приостанавился было, собираясь что-то сказать брату, но, пока он подбирал слова, Наталья подхватила его под руку и потащила вслед за матерью.

Паша остановился возле Федора.

– Федь… – Слезы стояли в его огромных глазах. – Что нам теперь делать?

– Мать же сказала, – с горечью проговорил Федор.

Выйдя из ворот кладбища, Паша долго смотрел, как старший брат идет через Оборотневу пустошь. Несколько раз он порывался броситься за ним, но что-то удерживало его. И вряд ли это были слова матери…

Когда Федор скрылся из виду, Паша тоже пошел через пустошь. Но не к деревне и не к дороге, ведущей к уездному городу. Все убыстряя шаги, он шел к усадебному парку.

Надю он нашел у паркового родника. С тех самых пор, как проявились его способности к рисунку – а произошло это рано, ему едва исполнилось пять лет, – Паша проводил в усадьбе большую часть своей жизни. Поэтому знал каждую тропинку, на которой мог увидеть Надю. Ну и не только поэтому он нашел ее так быстро… Сердце вело.

Наклонившись к мраморной чаше, Надя провела ладонью по трубке, из которой бил родник. Воды теперь не было, и только на дне чаши еще стояла мелкая лужица.

– Надь…

Она вздрогнула, потом обернулась, посмотрела на Пашу.

– Скажи что-нибудь, а? – жалобно попросил он.

Надины губы дрогнули. Видно было, что она мучительно пытается ему ответить. Но ничего у нее не вышло, и она отвернулась в слезах.

– Наташка говорит, тебя Бог наказал – язык отнял, – сообщил Паша. – Она за Степаном бегает, Наташка. Она за ним, а он от нее!

Он засмеялся в надежде, что развеселит и Надю. Но Надя не улыбнулась, и Паша снова погрустнел.

– Надь… Я… – Он замялся, но, набравшись храбрости, проговорил: – Я тебя никогда не оставлю! Хоть ты и немая! Вот!

Выпалив это, Паша чмокнул Надю в щеку и бросился бежать. Надя растерянно посмотрела ему вслед, и улыбка – робкая, едва заметная – появилась на ее губах.

Глава 8

– Пресвятая Богородица, умоли единородного Сына твоего, да упокоит усопшего раба божьего Андрея в недрах Авраама с праведными и всеми святыми. Аминь, – произнесла Вера.

Все три сестры перекрестились. Скудная поминальная трапеза девятого дня – картошка с солеными огурцами – была окончена.

– Вот и все, – сказала Лида. – Душа папина на дороге к раю. И нам пора…

– В рай? – усмехнулась Вера.

– Не время ёрничать, – поморщилась Лида. – Мы уезжаем.

– Интересно, куда? – поинтересовалась Вера. – Народу теперь все дороги открыты? Это не про нас.

– Папа не успел вам рассказать, – сказала Лида. – Незадолго до смерти он говорил с Луначарским. Тот обещал помочь с выездом. Так вот, французские визы готовы. Места в поезде тоже – для нас трех. Теперь для трех… – с горечью добавила она.

Вера была изумлена так, что даже ее узкие темные – в отца – глаза расширились.

– Но ты же не хотела уезжать! – воскликнула она.

– Это было в другой жизни, – ответила Лида. И горячо проговорила: – Как можно теперь здесь оставаться? Нет того добра, которое папа не сделал бы для них! А они его убили… Прости меня, Господи, но я этого никогда не прощу. И то сознание, что меня сейчас убьют… Да что сознание – физическое ощущение! Его я тоже не забуду никогда. Теперь не имею права забыть, – с какой-то особенной твердостью добавила она.

Веру насторожила эта интонация.

– Почему – теперь? – с подозрением спросила она.

Лида не ответила. Впрочем, для Веры главным сейчас было не настроение сестры.

– А иконы? А коллекция? – спросила Вера. – Куда мы все это денем?

– Часть икон нам разрешили вывезти, – объяснила Лида. – Один ящик. Без риз. Ризы для большевиков представляют ценность, – с усмешкой добавила она. – Что ж, надо спасти хотя бы часть. Все, что останется здесь, мы уже не спасем.

Надя сделала протестующий жест, словно силясь возразить. Но изо рта у нее вырвалось только мычание.

– Что, Наденька? – ласково спросила Лида. – Ну скажи, скажи… Ребенка надо лечить, – твердо произнесла она. – Итак, решено. Собирайтесь.

Лида вышла из комнаты. Надя снова попыталась что-то сказать.

– Что? – рассеянно спросила Вера. Она была погружена в собственные мысли, и весьма практического толка. Впрочем, других у нее и быть не могло. – Погулять хочешь? Иди. Только не отходи от дома.

По Надиному лицу непохоже было, чтобы Вера угадала ее желание. Но Вере было сейчас не до детских капризов. Она вскочила из-за стола и выбежала из комнаты.

Когда Вера вошла к Лиде, та доставала из выдвинутых ящиков своего письменного стола бумаги и, быстро просматривая, бросала их либо на пол, либо в открытый чемодан, стоящий на консоли.

Несколько минут Вера наблюдала за этим нервным действом. Лида не обращала на нее внимания.

– Значит, с Федором ты расстаешься? – наконец спросила Вера.

– По-моему, это само собой понятно, – по-прежнему не глядя на нее, ответила Лида. – Мне странно, что ты спрашиваешь. Его отец убил нашего отца.

– А Федор тебе жизнь спас, если ты забыла.

– Жизнь?.. – Лида наконец взглянула на сестру. – Ты думаешь, я живу?

Неожиданно она закрыла лицо руками и, сев на кровать, заплакала. Вера села рядом, обняла ее и расстроенно проговорила:

– Ну что ты? Лидочка, не плачь.

– Я… У меня сердце мертвое! – сквозь слезы произнесла Лида. – И… Ты не знаешь всего…

– Чего – всего? – насторожилась Вера. – Лида! Чего я не знаю?

Но та уже взяла себя в руки.

– Я не могу тебе рассказать. – Она утерла слезы и сразу же превратилась в привычную Лиду, умеющую держать себя в руках. – Не спрашивай, прошу тебя. Верочка, иди собирайся. Мы уезжаем через три дня. А я уже не дни – часы считаю.