Отёрся краем рубахи и, обойдя гараж-мастерскую, вышел во внутренний двор. Рядом с грудой металлолома сваленной у забора стояла сухонькая старушка в белом, сливающимся с её жидкими волосёнками, платке.
– Здорово, баб Дусь! – хриплым басом приветствовал старушку Василь.
– И тебе того же, сынок, и тебе того же, – затрясла она сморщенным личиком. – Я туть мимо шла, гляжу, калитка не на замке, значить дома. Да-а, – пожевала она губами, собираясь с мыслями.
– Баб Дусь, ну так чево?
– А, это, сынок, посмотрел бы, что с моей агрегатиной, а? – старушка заискивающе посмотрела в глаза Василя.
Парень вздохнул. Уж очень неохота отрываться от своего занятия, но что поделать – соседи, дело, конечно, наживное, но до определенной степени.
– Пошли, баб Дусь, – подняв куртку с крыльца и стряхнув с неё снег пуха одуванчиков, сказал Василь.
Кособокие домики, с крыши до самой земли обшитые железными листами, жались друг другу точно цыплята к кормушке. С внутренних дворов, скрытых от глаз крышами, иногда виднелись антенны и тарелки передатчиков. Некоторые, особо предприимчивые жители деревни, умудрились отгородить часть тротуара перед домом.
Кое-где на таких импровизированных внешних двориках стояли пузатые цистерны, приспособленные их дальновидными хозяевами под склады или мини-сараи.
Гравий так вкусно хрустел под ногами, что Василь даже пожалел, что не позавтракал.
– Ты, энтоть, сынок, не серчай, что отрываю. Тут, видишь какое дело, мой-то, совсем дурной стал. Чуть что не по егонному сразу в ор…
– Да какие это дела, – ободрил Василь старушку, демонстративно махнув рукой в сторону своего дома. – Так… развлечение.
– Эно оно как, – вновь пошамкала губами баба Дуся. – Развлечение оно всё в городе, мне тут сынки присылали гистограммы…
– Голограммы, баб Дуся, – поправил старушку Василь.
Та остановилась, повращала глазами, словно что-то вспоминая, затем продолжила:
– Ну да, енти самые. Так воть, там оно – раз-вле-че-ние.
Последнее слово она произнесла по слогам, будто пробуя его на вкус.
– Ещё газет прислали, журналов, тоже в виде энтих… как ты сказал? Гистограмм?
– Голограмм, баб Дусь. Изображения такие, развертывающие трехмерную структуру объекта по плоским срезам.
– Воть-воть, сынок мой младшенький… тоже такие слова знает. Помнится…
Василь шёл и кивал, особо не вслушиваясь в старческую болтовню. У кособокого домишки дяди Коли – насквозь проржавевшей фюзеляжной части самолета – они свернули налево, и вышли на крохотную деревенскую площадь.
Посредине площади, позвякивая листиками, стояло железное дерево. Под ним, привалившись к стволу спиной и закинув ногу на ногу, полулежал Матвейка. Завидев идущих, он сорвался с места и заскакал вокруг Василя.
– Эгегей, эгегей, солнце встало – нет зверей.
– Привет, Матвей, – Василь хлопнул паренька по плечу, тот остановился и внезапно серьёзно посмотрел на железное дерево.
– Зверей нет, потому что нет деревьев, – грустно сказал он. Крупные горошины-слёзы покатились по его веснушчатым щекам.
Матвейка встал на цыпочки и горячо зашептал куда-то в шею Василя:
– А ведь говорят, что древние боги жили в деревьях и поэтому…
Что «поэтому» Василь не расслышал. Матвейка резко упал на землю, и стал нервно сгребать мелкий дорожный гравий в кучку.
– Что, Матвей? – Василь присел на корточки рядом с парнем.
– На Свалке я нашел клад, – выдохнул Матвей, пыль от камней взвилась в воздух и осела на его ещё влажных от слёз щеках.
– Ну, ты, сынок, идёть? – подергала за рукав куртки Василя баба Дуся. – дед мой с работы вот-вот явится, а агнегатины нетуть…
– Да, иду, – Василь поднялся. С жалостью посмотрел на Матвейку, который, казалось, уже забыл про разговор и с увлечением строил колодец из более крупных камешков.
Баба Дуся с жалостью посмотрела на Метвейку, перевела взгляд на Василя и пожала худыми плечами:
– Чтоть с него взять… Боги в деревьях! Это ж надоть такое выдумать. Одно верно – больной совсем на голову стал. Раньше еще ничо: менее… – она покрутила узловатым пальцем у виска, – был, а сейчас совсем видимо.
Василь кивнул и посмотрел поверх низеньких домов, туда, где высоченными горами вздымались в небо железно-микросхемные горы Свалки.
Клад?!
Василь пригнулся, опасаясь удариться о низкий дверной проём, и вошел в бункер. Да-да, это был настоящий бункер – толстостенный, душный и тёмный. Именно таким Василь и представлял укрытия позапрошлого века. Именно такими их и строили, опасаясь то ли ядерного взрыва, то ли нападения агрессивных внеземных цивилизаций – кто ж сейчас вспомнит.
– Вот, туть, – позвала баба Дуся из-за занавески.
Василь отдернул ткань, служившую видимо дверью, и оказался на кухне.
Окинул взглядом нагромождение приборов на столах и полках: микроволновка, универсальный миксер, лазерный проигрыватель, кофеварка.
– Добрый день. Хорошая погода – не правда ли? – проскрежетало из угла. Василь от неожиданности выпрямился и больно стукнулся затылком о навесной шкафчик.
– Ох, – засуетилась бабка. – Не покалечился, сынок? Этоть мой ПэДэ, банка консервная. Сынок прислал месяца три назад. Хорошая штука вообще-то – по дому помогаеть. Всё хорошо, толькоть вот от доильного оборудования пришлось отказаться. Да-а. – Старушка горько вздохнула. – С законом не поспоришь.
– Так как же вы сейчас, – удивился Василь. Молоко у бабы Дуси было знатное – корма она выписывала по каталогу из Города. Видимо, сынок там подсуетился – отменные корма.
– Да вот так, ручками, как в древности делали. И молоко у моей Муськи лучше даже стало. Никто не жалуеться, все хвалять.
Василь приподнял брови. Это же надо – отказаться от авто-дойки! Никто не спорит – робот комплектации «Помощник по дому» – вещь полезная, а порой и необходимая, и с законом, правильно говорит баба Дуся, не поспоришь – сказано пять автоматических вещей в доме, значит – пять. Но тут столько барахла, без которого, по мнению Василя, жить стало бы ничуть не хуже. Взять хотя бы кофеварку – ну не самая необходимая вещь в хозяйстве. Да и проигрыватель тоже… Василь был так удивлен, что не сразу понял, о чём продолжает бормотать старушка.
– …городским, говорять, им уже разрешено по пятнадцать вещей. А как же, у них ведь кары там всякие, квартиры с видефонами…
– Ну, что у вас стряслось. И с какой именно агрегатиной? – перебил бабдусины размышления парень. Ему совершенно не хотелось слушать о прелестях городской жизни.
– Да воть она, – длинный палец ткнул кофеварку в блестящий бок нержавеющей стали. – Дед мой без кофе совсем дуреет. Сынок нам и прислал ентуть агрегатину. Она фурыкала, фурфкала да и сфурыкалась.
– И долго она у вас, – Василь поднял кофеварку. В зеркальных боках которой поочередно отразились лица Василя, Баб Дуси и круглые оранжевые глаза ПэДэ.
– Так, энтоть, месяцев пять будеть.