Сны в руинах. Записки ненормальных

– Не могу, – уставая повторять очевидное, раздельно и по слогам, максимально доходчиво сказал я.

Но Расти тут же, не дослушав, радостно хохотнул:

– Эй, а она вообще существует? Или ты её просто так выдумал? От гормональной тоски? Или чтобы поговорить о чём было в суровых мужских компаниях?

Не собираясь даже представлять, в каких недрах своего неуклюжего разума Расти выкопал эту «гениальную» идею, и без того уже заметно теряя терпение, я перебил:

– Существует. Или я действительно рехнулся, и мне всё это привиделось. Тогда, конечно, будет обидно.

Расти усмехнулся, но я не дал ему встрять с какой-нибудь очередной пошлой фантазией:

– Ладно, давай серьёзно. Она учится на пилота, и это всё, что я знаю. На прошлой неделе у них лётная практика началась.

Расти уставился на меня в каком-то немом, оторопелом изумлении. Как будто я сказал нечто парадоксально-глупое, нелепое, и он всё никак не мог поверить в этот вздор.

– Она – пилот? – наконец-то выловил он свою застрявшую мысль. – Тебя как к этим «пернатым» занесло вообще?

Я начинал раздражаться оттого, что Расти говорит вовсе не о том, что он никак не хочет сосредоточиться и разбрасывается своими вопросами совсем невпопад.

– Да неважно как занесло! По приказу, как ещё? Мне твоя помощь нужна, вот и всё.

Но Расти вдруг совершенно неожиданно заупрямился.

– Помощь ему нужна… – пробурчал он. – Может, мне в базу данных влезть? Или досье её выкрасть? Или лучше её саму похитить, ведь так информация, без сомнения, достоверней будет, как считаешь? Не трудись, я за тебя отвечу: нет, нет и нет, – он саркастично-ворчливо топтал мои иллюзии. – Влюбись в кого поближе, тогда и побеседуем. Тебе мало девушек вокруг? Сам оригинальничай пока не осточертеет, но я в небо за твоей красоткой не полезу. А под трибунал тем более.

Я чуть не заплакал от этого насмешливого отказа. Почему Расти никак не хотел понять, насколько важна для меня та девушка? Что без его шпионских талантов мои шансы заинтересовать её стремительно и наперегонки несутся к нулю? Я едва представил себе сцену своего беспомощного ухаживания, и уже хотелось застрелиться от неизбежного унижения. Как-то так сложилось, что эта элита наших войск, «боевые ангелы-хранители» редко и мало считались с заслугами копошащейся в пыли, суетливо и шумно бегающей по полям сражений пехоты. Наверное, это неизлечимая болезнь любой армии – каждый род войск воображает важнейшим для победы именно себя, агрессивно отбирая порции славы и доблести у всех остальных. Так что будет поистине удивительно, если она пожелает обратить хоть какое-то внимание на назойливого бескрылого поклонника без заслуг и внушительного звания, с одной лишь восторженной развязностью в арсенале. Но рассчитывать на подобное чудо из чудес было бы невероятно глупо. И хотя я очень на него надеялся, но всё же не рассчитывал. А чтобы заинтересовать такую девушку, мне нужна была информация. Любая – от любимого цвета до даты рождения её собаки. Что угодно, что моя изворотливая находчивость в этой войне за благосклонность сможет использовать. И я надоедливо ломился сквозь упрямство Расти.

– Расти, ну пожалуйста. Только у тебя получится такое провернуть. Ты ведь про кого угодно можешь добыть информацию. Не зря же природа дала тебе этот дар? Помоги мне один раз, и я больше никогда ни о чём тебя не попрошу, – как ребёнок, выпрашивающий что-то заветное, долгожданное, я цеплял его руки, умоляюще заглядывал в глаза. – Я же не требую секретных сведений. Узнай про неё хоть что-нибудь, что угодно. Ты можешь, я знаю. Если не ты, то никто…

Лесть, лесть, лесть… Как же много на неё можно купить! Великолепнейшая, вечная и неразменная «монета» человеческого общения, номинал которой определяется лишь опытностью души.

Я тормошил тщеславие Расти, закармливал комплиментами, преувеличивал и приукрашивал его находчивость и таланты разведчика. Я тащил его на поводке его же гордости, дразнил трусливым нежеланием принять этот сложный вызов, пока его же самолюбие не стало мне союзником. И он всё-таки сдался.

III

– Ну всё, Тейлор, похоже, ты доигрался, – Расти мотнул головой, указывая куда-то мне за спину. – Только не суетись, – тут же одёрнул он моё автоматическое желание обернуться. – Твоя «птичка» тебя всё же выследила. Шустро она сообразила.

Расти говорил, ухмыляясь, словно о чём-то совсем постороннем, точно рассказывал что-то занимательное. Но глаза были серьёзны, и я прекрасно чувствовал его напряжённую, затаившуюся в этой хитрости тревогу.

– И что она делает?

Я с трудом сдерживал дрожание своих нервов, странное, упорное, рождённое и страхом и радостью какое-то необъяснимое, паникующее воодушевление.

– Угадай, – тут же съязвил Расти. – Держит в руках приговор трибунала и машет тебе им.

Я снова чуть было не оглянулся, как будто намереваясь проверить эту злую шутку, успокоить всполошившуюся мнительность.

– Ничего не делает, – сжалился над моей трусостью Расти. – Стоит и смотрит. На тебя.

От этих слов, от одного только понимания того, что она смотрит мне в спину – наблюдает, изучает и Бог знает, что уже успела про меня надумать, – мои лопатки сковало вязким холодом. Дробная, резвая дрожь пробила сразу всё тело, и движения тут же стали неловкими, непослушными. Как марионетка я запутался в каких-то невидимых, липнущих к рукам и ногам нитях и ничего не мог с этим поделать. Расти исподлобья осторожно присматривался, а я боялся пошевелиться лишний раз, словно эта скованность была чем-то спасительным, защитным секретом выживания, пронесённым сквозь тысячелетия – замереть, не дышать, авось не заметят. Нелепо и глупо.

По лицу Расти я безуспешно пытался выяснить, насколько близки и суровы надвигающиеся проблемы.

– Вот скажи мне, как она тебя вычислила?

Он был как будто спокоен, сказал это едва слышно, даже как-то сонно. Но я прекрасно знал, что именно так и действует его паника. Таясь внутри его души, отгораживается какой-то странной, резкой усталостью, прячется в этой видимости апатии. И потому в минуты страха Расти словно бы затихал, останавливался – порой лишь на миг, – но нуждаясь в этом секундном замирании нервов, чтобы сосредоточиться, упорядочить свой испуг, заставить себя искать спасения.

Трибунал. Это было куда страшнее гражданского суда, через который мы оба уже прошли, и в котором тоже не было ничего приятного. Но теперь это будет приговор не только свободе, не просто утраченным, оставленным за решёткой временем. Вместе с погонами и званием трибунал лишал чего-то большего – чести, гордости, уважения… Целой части души, которая незаметно и необъяснимо сжилась с армией, с навязанными шаблонами, приклеилась ко всем этим знакам отличия, шевронам, нашивкам. И снять эту форму по вердикту суда было позором. Анафема, приправленная заключением и общим, нескрываемым презрением. А этого Расти, пожалуй, и не вынесет…

И лишь теперь, заметив в нём этот его загадочный рефлекс спокойствия в опасности, я подумал вдруг, что в своих эгоистичных затеях совсем не потрудился поинтересоваться, насколько рискованно втянул его в эти игры с уставом. Чего на самом деле стоила ему та информация?

Я даже вздрогнул, вспомнив его слова, показавшиеся мне глупым, напрасным малодушием тогда, и так пророчески зазвучавшие в моей памяти сейчас…

– Мой бог, Тейлор, я из-за тебя до трибунала допрыгаюсь.

Он угрюмо сопел, не решаясь выдать мне такие долгожданные сведения, словно бы давая моему нервному, взбудораженному благоразумию время одуматься. Но моё сердце рвалось к той девушке. И, как вопящий, истеричный и упорный в капризах ребёнок, я ни на кого и ни на что не хотел отвлечься. Я просто не мог не использовать природный, неутомимый авантюризм, который так непредсказуемо иногда оживал в Расти, и пульс которого уже проснулся, вдохновлённый первой удачей. Я рассмотрел этого искателя приключений привычно и быстро, легко узнавая того безрассудного Расти, с которым «воевал» ещё в банде Вегаса. Я поймал его на приманку из гордости и тщеславия, на коварную смесь хитрости и взаимовыручки, пусть невольно, но забыл про риск. Принял его помощь, не размышляя, как нечто должное, принадлежащее мне по праву дружбы…

Он честно пытался отговорить меня тогда, не понимая, что разум, замученный страстным стремлением, уже ничего не услышит и не поймёт.

– Выбери лучше другую, а? – Расти сосредоточенно разглядывал меня, будто и впрямь ожидал, что я вздохну, развернусь и пойду искать другую, только из-за одного этого его просительного сопения.

– Замужем? – затаив дыхание, осторожно уточнил я, а моё сердце едва не погибло от такой очевидной возможности, которую до сих пор беспечно упускало из расчётов.

– Нет, – Расти пожал плечами, как будто удивляясь этому вполне естественному предположению.

Я облегчённо позволил сердцу жить дальше, но сам Расти радоваться почему-то не торопился.

– Лучше б она замужем была, – как-то странно сказал он, словно утаивая до последнего какую-то жестокую весть, надеясь, что я сам догадаюсь, и ему не придётся произносить вслух некие заготовленные, тяжкие слова.

Но я быстро уставал от его не нужной мне таинственности.

– Так, Расти, не томи. А то я сейчас кого-нибудь застрелю, – я агрессивно подгонял эту нерешительность, не в силах спокойно дожидаться соизволения его совести.

– Мэрион Энн Морган, – Расти вздохнул, окончательно сдаваясь. – Ничего не напоминает?

Испытующе глядя на меня, он, похоже, и правда считал, что это долгожданное имя вдруг всё расставит на места, окончательно объяснит что-то моему сердцу, оградит его от настойчивого, властного, неуправляемого чувства. Будто скрывалась под этим именем не очаровательная девушка, а какая-нибудь проказа, чумное поветрие, от которого Минздрав и инстинкты предписывают бежать незамедлительно и пугливо.

– Морган-Морган… Мэрион Энн… – я старательно перебирал в памяти имена людей, когда-либо встречавшихся мне на пути. Но никаких Морганов не помнил или не знал. – Нет, ничего не напоминает. А должно? Мы её ограбили, что ли?

Искренне надеясь, что никого из всевозможных Морганов мы всё-таки не грабили, я наивно смотрел на Расти.

– В каком подвале тебя растили, Тейлор? – он даже руками развёл, беспомощный перед моей бестолковостью. – Мэрион Морган – дочь полковника Николаса Моргана. Он же почти легенда ВВС!

Расти снова выжидающе посмотрел на меня, видимо, рассчитывая всё же на моё внезапное озарение. Но сегодня его вера в мою сообразительность хронически не оправдывалась. В чём именно заключалась легендарность бравого лётчика Николаса Моргана, я по-прежнему не догадывался.

– Ну, этот урок я, определённо, проспал, – оптимистично подтвердил я свою тупость. – Никогда не любил историю.

Расти завздыхал как педантичный воспитатель, усердно и безнадёжно бьющийся с нерадивым учеником. Но за этими удручёнными вздохами слишком хорошо было заметно удовольствие почти детское. От превосходства осведомлённости, оттого, что лишь его феноменальная память умела хранить невероятное скопище имён и фактов и за секунды отыскивать данные во всём этом барахле эрудиции. Я терпеливо приготовился выслушать историю легендарного полковника, хоть, конечно, несмотря на все свои неоценимые заслуги, интересовал он меня намного меньше, чем его смешливая дочь. Но Расти не предоставил права выбора…