– Как можете, так и делайте, потихоньку, без резких рывков, а то можно сухожилия повредить. Растяжка вырабатывается постепенно, так что лучше медленно, но верно.
В глубине души я горячо поддержала эти золотые слова. Наконец-то нашла знающего и умного преподавателя!
Легкая и ненапряжная растяжка вскоре завершилась. Никто не пытался сломать мне коленки, и это несколько примиряло с действительностью. Я думала, что теперь мы наконец перейдем к основной части – собственно народным танцам, – но не тут-то было.
– Хореография! – объявила Ясея, снова заставив меня паниковать.
Только этого не хватало! Я ни разу не пробовала заниматься хореографией, и она нагоняла на меня священный ужас почище растяжки. Такого подвоха я никак не ожидала – спрашивается, где народные танцы и где хореография? Кажется, строго противоположные направления. Может, сбежать, пока не поздно?
Сбежать я не успела. Ясея распорядилась:
– Встаем к станочку и кладем ногу на верхнюю перекладину.
Только тут я заметила в танцевальном классе это пыточное орудие и обреченно поплелась к станку. На этом, видимо, моя танцевальная карьера и закончится, не успев толком начаться.
– Пока на первый раз можно на нижнюю, – сжалилась она, наблюдая, как я безуспешно пытаюсь закинуть ногу чуть ли не выше своей головы.
Я немедленно воспользовалась ее любезным предложением, краем глаза отметив, что моему примеру никто не последовал. Ну и ладно, я же в самом деле первый раз! Почти два месяца жесточайшей растяжки не в счет.
Однако довольно скоро выяснилось, что очень даже в счет. Вопреки моим мрачным прогнозам, я довольно легко сумела сделать необходимое количество наклонов к одной, а потом и к другой ноге. Мы еще немного помахали руками-ногами, и разминочная часть, занявшая добрую треть от занятия, наконец закончилась.
– Ну что, повторим двойные дробушечки? – предложила Ясея, уперев в бока сжатые в кулаки руки.
«Кто?» – едва не вырвалось у меня. «Дробушечки» представлялись загадочными маленькими зверьками наподобие мышей. Только непонятно, почему они двойные…
Довольно быстро выяснилось, что это просто-напросто дроби, которые надо «бить», – основные движения русского народного танца. То, что русского, стало для меня сюрпризом – до сих пор я не задумывалась, какого именно народа танцы мы будем изучать.
Через некоторое время я поняла, почему они «двойные»: просто дроби – один удар ногой в пол, а двойные, соответственно, два. Несмотря на первое занятие, дроби я запомнила и воспроизвела довольно сносно, что меня несказанно обрадовало.
– Не подпрыгивай, – несколько остудила мой энтузиазм Ясея. – Движения, наоборот, должны стремиться вниз. Представь, как ты что-то втаптываешь в пол.
Я представила, попробовала, и дело пошло еще лучше.
В общем, с занятия я вышла уставшая, но не расстроенная и злая, как обычно бывало раньше. По крайней мере, меня не посещали навязчивые мысли все бросить и никогда больше не переступать порога танцевальной студии. Конечно, поводов для эйфории было пока маловато, но я чувствовала: кажется, наконец нашла именно свое – то, что мне по душе. На современные танцы ходила через силу, преодолевая себя, поэтому у меня ничего не получалось, обрадованно поняла я. А стоило сменить стиль и направление, все пошло на лад!
В таком радужном настроении я пришла домой и по привычке сразу направилась к окну: работы по строительству катка продвигались семимильными шагами. Рабочие уже заканчивали устанавливать бортики и теперь натягивали по периметру сетку – видимо, на катке планировались занятия хоккейной секции и надо было защитить невинных прохожих от встреч с летящей шайбой.
А может, мне хоккеем пойти заниматься? Интересно, туда девчонок берут?..
Осознав, куда меня занес полет мысли, я несильно стукнулась лбом об стекло. Надо же, куда занесло – хоккей! Почему бы для начала не научиться кататься на коньках, которых, заметьте, у меня нет?
Глава 2
Соль во второй октаве
Утром, едва я вошла в вестибюль, мой взгляд зацепился за яркое объявление на стенде:
НОВЫЙ НАБОР В ШКОЛЬНЫЙ ХОР!
ПРОСЛУШИВАНИЕ СЕГОДНЯ В 17.00 В АКТОВОМ ЗАЛЕ
– Елина, что зависла? – окликнул проходивший мимо мой одноклассник Ерохин. – Хочешь в хор записаться? Давай, мы придем поржем!
– Иди ты… своей дорогой, – отмахнулась я.
Несмотря на задиристый характер и почти никогда не закрывающийся рот, Ерохин был представителем отряда «шут классный обыкновенный» и потому особой опасности не представлял. О том, что он выполнит свою угрозу и придет на прослушивание, тоже можно было не беспокоиться – ясно же, это обычный треп в стиле «что вижу, о том и пою». То есть, петь-то он, кажется, как раз и не собирается… В отличие от меня.
Проторчав у объявления, я едва не опоздала на химию – влетела в класс, когда учительница уже водила глазами по журналу, выбирая жертву для вызова к доске. Я водрузила рюкзак на парту и даже не успела опуститься на стул, когда услышала:
– Елина!
Вот она, месть за опоздание! Так и не успев сесть, я оставила рюкзак прямо на столе и направилась к доске.
– Виды растворов, – объявила химичка, и я облегченно вздохнула.
Тема совсем легкая, я ее даже не учила – запомнила на предыдущем уроке. Бодро отрапортовав все, что знала, я вдруг вздрогнула от внезапной догадки: училка не успела рассказать нам об эмульсии и суспензии, велев прочитать о них в учебнике самостоятельно, а я этого не сделала!
– Следующий вид раствора – эмульсия… – неуверенно начала я, но химический бог вдруг смилостивился надо мной.
– Я вижу, что ты знаешь, – прервала учительница. – Садись, пятерка.
Не веря своей удаче, я убралась за парту, наконец-то села и стянула вниз рюкзак. А потом шепотом поделилась с Ленкой, моей подружкой и по совместительству соседкой по парте:
– Представляешь, эмульсию с суспензией я как раз и не знала!
– Дуракам везет, – философски отозвалась она.
Я не обиделась, все еще пребывая в эйфории от неслыханного везения.
– Видела объявление о хоре? – спросила я. – Давай пойдем, поприкалываемся?
Предлагать идти прослушиваться в хор на полном серьезе мне было как-то неловко.
– Пойдем, – неожиданно согласилась Ленка, и я вспомнила, что она пару лет назад окончила музыкальную школу.
Я тоже посещала это славное образовательное учреждение целых четыре года. Поступила я туда совершенно самостоятельно – в нашу подготовительную группу детского сада пришли преподаватели и по очереди вызывали всех в актовый зал на прослушивание. Видимо, мои данные никого не поразили – меня приняли со странным статусом кандидата.
В шесть я не понимала толком, что это значит, и была страшно довольна. Придя домой, я с гордостью заявила, что поступила в музыкальную школу и теперь кандидат. Мама и бабушка надо мной посмеивались, но в сентябре послушно отвели в музыкалку. Она располагалась в небольшом одноэтажном здании, стареньком, но очень уютном, со скрипящими деревянными половицами и окнами, выходящими в заросший садик.
Учиться мне нравилось и бросать музыкальную школу я не хотела, хотя никакими успехами похвастаться не могла. Целый месяц играла одну и ту же пьесу на специальности. На уроках сольфеджио за музыкальные диктанты – когда задавали записать нотами сыгранную преподавательницей мелодию – никогда не получала выше тройки. На хоре, когда мы разучивали итальянскую песню «Санта Лючия», не смогла взять соль во второй октаве.
В итоге, когда стали готовить отчетный концерт, меня решили на него не брать. В конце урока учительница раздавала всем униформу – синий бант в белый горошек и ленточку, чтобы завязать его на шее под воротничком белой блузки. Так, по замыслу школы, хор выглядел бы единым коллективом. Дойдя до меня, училка помедлила и прошла мимо со словами:
– А тебе еще рановато.
Каким это стало ударом! К хоровому пению я была в общем и целом равнодушна – объектом моих мечтаний являлся бант, в котором мне ужасно хотелось покрасоваться на сцене.
Я вышла из класса, от расстройства не замечая ничего вокруг, оглушенная и потерянная. Меня одну не взяли на отчетный концерт! Я пою хуже всех и недостойна даже выступления в хоре!