Край Мерцающей пыли

За пригорком послышалась тихое шебаршение и жалобное постанывание. Пригнувшись, я забралась по пологому холмику и опасливо выглянула.

Среди сухой травы шла борьба. Мужчина прижал девушку к земле и держал в хватке ее запястья над головой. Она извивалась и тяжело дышала, пытаясь вырваться, отползти. Одежда небрежно свисала с их тел, подставляя оголенные участки тела холодному свету луны. Девушка явно не сдавалась без боя и успела потрепать нападавшего.

Я выпрямилась во весь рост.

– Отпусти ее! 

Мужчина резко соскочил, в прыжке натягивая вытянутые в коленях льняные штаны.

– Дэлла?

Девушка приподнялась, сжимая в кулачке края подбитой мехом курточки. Ее глаза напоминали два блюдца и не моргая смотрели: то на меня, то на мужчину, подбирающего с травы лук и колчан со стрелами.

– Эта мелкая с твоей деревни?

Я узнала Гжелю и спустилась с пригорка, чтобы рассмотреть лицо охотника – он был мне не знаком.

– Что здесь происходит? – с прищуром спросила я.

Мужчина был слишком спокоен для того, кто пытался искалечить девушку.

Гжеля подползла ко мне на коленях и вцепилась пальцами в мою шерстяную рубаху. 

– Не говори об этом Шиже! Ради Великой! Умоляю.

– Что с твоим лицом? – Охотник склонился надо мной и вцепился глазами в веснушки. – Сыпь, как на трупе.

Я поморщилась и отвернулась, оставляя его без ответа.

Тихие рыдания и унизительные мольбы Гжели пролили свет на то, что здесь происходило пару минут назад. Наир рассказывал мне о тех вещах, что делают муж и жена, но, чтобы сопоставить его слова и борющихся мужчину и женщину моему четырнадцатилетнему мозгу понадобилось время.

Нос обожгло зловоние и одновременно с вонью за холмом послышались кряхтения и мелкий топот.

– Поднимайся! – Охотник одной рукой поднял трясущиеся тело Гжели. Его глаза ухватились за мой окровавленный рукав. – Это ты их привела, мерзавка!

Меня не беспокоили его оскорбления. Я уже сжимала в правой руке ржавый нож.

– Шевелись! 

Мужчина потащил за собой девушку.

Гжеля торопливо побежала за ним, оглядываясь на меня и мелких тварей, выпрыгивающих из-за пригорка.

Я могла тоже понестись прочь, но сил у меня почти не осталось, а предплечье начинало выть с новой силой: они бы догнали меня. Охотник это понимал. И он решил не тратить силы на стычку с тварями, ведь им спокойно хватит того времени, что твари потратят на меня.

Четыре мелких уродца обступили меня. Их длинные когти на костлявых руках волочились по земле, а коротенькие согнутые в коленях ноги неторопливо перебирали ступнями по земле.

Самое голодное человекоподобное отродье прыгнуло, выставляя перед собой когти. Я вильнула в сторону, пропуская его мимо себя, и когда он приземлился, воткнула нож в хрупкую лысую черепушку. Черная кровь, хлынувшая на ломкую траву, стала сигналом для остальных.

Отопнув от себя бросившегося на ноги уродца, я прижала другого к земле коленом и несколько раз ударила в грудь. Магия долбила под сердцем, просясь мне на помощь, но я не могла позволить ей завладеть мной. Я не знала, что произойдет, если я пойду к ней навстречу. Мой мир был и так достаточно шаток, и я не стану рисковать, играя с неизвестностью.

Отродье с визгом налетело на меня с боку и повалило на землю, впиваясь когтями в плечи. Левая рука лежала плетью и сильно усложняла мне борьбу за жизнь. Пока я удерживала клацающую короткими острыми зубами тварь локтем, откинутый мной до этого уродец вернулся и вгрызся в голенище сапога.

Гнилая вонь забила нос, заставляя слезиться глаза и подначивая магию. В груди глухо ударило, и рука наполнилась силой. Я с легкостью отшвырнула бездново отродье и в один миг вспорола горло пытавшейся сожрать мой сапог твари.

Последнего уродца я встретила лезвием в живот.

До дома я в ту ночь добралась с короткими перерывами на падение в беспамятство. А на утро ко мне пришел Наир и застал меня, дрожащую в горячке. Целый месяц он ухаживал за мной: кормил, промывал раны, отпаивал травами и охранял тревожный сон.

Я открыла глаза и сглотнула вязкий ком воспоминаний. О Гжеле и охотнике я не рассказала никому, даже Наиру. После той встречи, я еще не раз видела их на том же самом месте, и Шижу мы с Наиром отнесли именно туда. Сначала Наир хотел унести его дальше, но я настояла именно на пригорке у кривой сосны. Я сказала, что опасно уносить его глубоко в Тихий лес, но было ли оно так? Я хотела, чтобы на него наткнулась Гжеля и ее любовник, и понимала, что за этим последует, но не могла себе в этом признаться.

Легкие заполнил прохладный запах проливного дождя и грозы. Подняв влажные глаза к небу, я увидела яркое солнце, чистое небо и высоко кружащих птиц. Жаль, дождь бы сейчас был, как нельзя, кстати.

– Пекло, – просипела я и привалилась головой к стволу.

– Согласен.

Винсент резко сел рядом, заставив меня дернутся от неожиданности.

На нем были черные свободные штаны, а крепкие бедра обтягивали перевязи и ножны. Свободная белая рубаха была расстегнута на половину и открывала смуглую кожу, обтягивающую грудные мышцы. Винсент тяжело выдохнул, прикрыл глаза и откинул голову на ствол, давая своим полусобранным волнистым волосам запутаться в коре.

С его приходом запах дождя усилился. Шумно втягивая носом воздух, я наклонилась к Ди-Горну, идя на источник прохлады и вдыхая приятные нотки.

Вся Академия пропахла вонью от некромантов, приторной сладостью от артефакторов и горечью целительских заклинаний. Почувствовав сейчас дух грозы, я не могла надышаться этой упоительной свежестью.

Нос обдало легкое тепло, исходящее от кожи Ди-Горна, но аромат не терял своей привлекательной свежести.

– Дэл?

Винсент вжался в ель и нахмурился.

Только в этот момент я поняла, что почти тыкаюсь носом в его шею. Проследив за движением его кадыка, я отпрянула и торопливо обняла ноги.

– Прости. – Я втиснулась щеками в колени, и от этого голос звучал не много странно. – После слияния я каждый день живу в вихре сотни запахов. К этому не просто привыкнуть.

Сначала дар себя не проявлял так ярко. Он постепенно набирал силу, усиливаясь с каждым днем. И спустя две недели после слияния, я ощутила все «прелести» редкого дара.

– Все в порядке. Обнюхивай сколько хочешь. Я люблю собак.

Я подняла на него глаза и наткнулась на ухмылку.

– Поиздеваться пришел?

– Я выполняю просьбу Себастьяна.

Винсент бросил рядом со мной мешок из дорогой светлой ткани.

Я развязала шнурки и поджала губы.

Из мешка выглядывали пишущие камни с замысловатыми золотыми узорами и чистые листы плотного пергамента, закрученного в свитки.

– Смотрю, вы с Себастьяном поладили.

Винсент сорвал длинную травинку и начал наматывать ее на палец.

– Да. – Я не удержалась и съязвила: – Ревнуешь?

Себастьян частенько заглядывал ко мне в комнату: приносил чудесные кремовые пирожные, справлялся о моем здоровье и настойчиво выспрашивал нужды. В один из последних визитов он хотел перевести меня на платное обучение, но я категорически отказалась: мне неловко брать деньги просто так, тем более, если я могу учиться бесплатно.

– Мне все равно. А вот Каспар сгрызает себе последние ногти. Он из тех детей, кто не хотел себе сестренку.

– Сестренку? – Вместе с голосом прозвучал мой смешок.

Подавив глупое короткое веселье, я задумалась, представляя Себастьяна своим отцом.

Пусть граф Кэннур и похож временами на мрачную бездушную куклу, на самом деле за бледной ледяной кожей и равнодушным лицом скрывается теплая душа. Все мы проживаем разные жизни, и они оставляют на нас свои отпечатки. Даже ничего не зная о Себастьяне можно понять, что у него она далеко не простая.

Кэннур не такой, каким кажется на первый взгляд, – он добрый человек, заботливый и любящий своих детей отец. В одном из наших коротких разговоров граф поведал о достижениях Каспара и Винсента, и его некромантская беспристрастность не смогла скрыть глубокого чувства гордости за сыновей.

Оказывается, Каспар – гениальный некромант и второй лучший целитель в Селенгаре, после отца. А Винсент, обучаясь на пятом курсе, уже определен в специальный отряд защитников. И мне бы хотелось, чтобы однажды Себастьян также рассказывал кому-нибудь и обо мне.

Реальность ударила в череп: он не мой отец, и становится им для меня уже поздновато.

– Раньше я не задумывалась о том, кто мой отец. Но почувствовав кусочек отеческой заботы от Себастьяна, я поняла, чего была лишена все эти годы. – Винсенту плевать на то что у меня на душе, но я ничего не могла с собой поделать – слова лились из меня сами собой. – Мне следовало настоять и вытащить из мамы хотя бы его имя. Но она умерла, а вместе с ней почил и мой шанс на встречу с отцом.

– Не все отцы так прекрасны.

Я не ожидала, что Винсент поддержит со мной разговор. Я не была уверена даже в том, что он меня слушает.

Винсент сжал челюсть поигрывая желваками.

– Иногда лучше вовсе не знать отца, ведь он может оказаться редкостным ублюдком.

– Возможно ты прав.

В памяти всплыло покрытое шрамами тело Винсента. Мысли об отце ему неприятны. Не потому ли, что все эти рубцы оставил ему отец? Я могла бы спросить, но уже заранее знаю – он не скажет.