Звезда бессмертия

Зарема страшно закричала. Новгородцы загудели, ринулись бить цыгана за нарушение правил, но Ефим остановил их и указал Селиму на ворота. Победитель медленно побрёл прочь.

Кибитки медленно тащились по весенним, раскисшим дорогам. На деревьях проклюнулись первые листочки, воздух был дурманяще свеж, птичий гомон заглушал скрип колёс. Целый год провели цыгане в богатом Новгороде.

Зарема прижимала к груди своего розовенького малыша и подолгу смотрела на него с нежностью. Всё о чем она мечтала год назад, исполнилось в её жизни. Дед выздоровел, Селим был рядом. Она подняла глаза на мужа, он гордо гарцевал на новом роскошном жеребце. Отчего же так бесконечно грустно? Зарема незаметно смахнула слезинку.

– Спи ,спи, мой маленький.

Но сын не хотел спать, смотрел на неё небесно– голубыми глазками и улыбался.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.

ЧЕМ ДАЛЬШЕ, ТЕМ СТРАШНЕЙ.

Яркий свет, решительно убивает приятные, безмятежные сны. Просыпаться, думать, понимать что я все еще взаперти. Не хочу! Я накрываюсь одеялом с головой, поворачиваюсь к стене, воздух быстро кончается. Я вытаскиваю нос, подглядываю одним глазом…

Со стены, у самого лица, на меня пристально глядит, деловито шевелит усами, отвратительный, рыжий, огромный таракан. С диким визгом, я пулей вылетаю из кровати, отмахиваюсь подушкой, отпрыгиваю назад, на кого-то налетаю. За спиной что-то обрушивается, катится по полу. В это время таракан галопом бежит по кровати, достигает края, подергав усами, спрыгивает и, к моему непередаваемому ужасу, на двух маленьких рыжих крылышках благополучно перелетает на пол и приземляется у моих ног. С боевым криком я хватаю тапочек обеими руками, подымаю его над головой, и обрушиваю на насекомое. Только увидев жалкое пятно на линолеуме, я могу спокойно выдохнуть и обернутся. Незнакомая мне сестра крутит пальцем у виска:

–Дурдом!

Я с победным видом осматриваю поле битвы: по всему полу валяются бутыльки, таблетки, шприцы, медсестра собирает их на деревянный лоток, как у коробейников в кино. Шприцы большие, стеклянные, уложены в железные коробки. Уже в который раз, мне кажется, что в этом месте время остановилось, застряв где-то в послевоенных годах.

–Уколы? – удивляюсь я, – вчера же их не было.

–Вот именно, не было, – соглашается сестра, – нечего было колоть, мы и не кололи.

Женщина она неприятная, с крупным носом, большими ушами, руками, ногами; в старом, застиранном, явно малом ей белом халате с засученными рукавами. Она почему-то напомнила мне, колоритного палача из средневековых сказок.

Все мои подруги по заключению восседают на своих заправленных кроватях, уже одетые и причесанные, словно проснулись давным-давно. Сестра ставит свой латок на Иркину тумбочку, достает из своих железных коробок шприцы, ампулы. К моему удивлению, все настроены благостно.

–Мой церебрализинчик , – радуется Пуся, словно встретила старого друга.

–Моя валерьяночка, – в тон ей вторит Ирка.

Можно подумать, они даже рады лечению, только Лена, на мой взгляд, ведет себя адекватно. Она брезгливо морщится и честно признается:

–Терпеть не могу церебрализин, он плохо рассасывается. Я вообще не люблю уколы.

–Люблю, не люблю, – ворчит сестра, – подставляй задницу.

Уколы она ставит размашисто, отчаянно, словно мстит за давние оскорбления. И почему процедурные сестры так не любят своих пациентов? Я искренне радуюсь, что экзекуция меня не касается.

После ухода палача в белом халате мы мирно стучим алюминиевыми ложками по своим железным мискам, борясь с сильным желанием вылить кашу в раковину. Так есть хочется! Но каша все равно, совсем не похожа на еду.

День медленно плетется дальше. Как обычно, Пуся радостно прыгает на кровати. Я пытаюсь пристроиться на краешке своей, принять удобную позу, но снова и снова скатываюсь по растянутой сетке вниз.

–Теперь понятно, как эти кровати приобретают свою форму, – замечаю я, кивая на Пусю. – Интересно, кто лежал здесь до меня? Наверняка, такая же любительница попрыгать. Узнать бы, где она теперь.

–Здесь лежала очень милая дама, – живо реагирует Маша. – Ее выписали перед самым твоим приходом. Теперь она поселилась в розовом домике.

–Что еще за розовый домик? – настораживаюсь я.

Верка весело подключается к разговору, как-то недобро усмехнувшись:

–Ну, розовый домик, разве ты не знаешь? Возле каждой больницы есть такой маленький домик для самых любимых пациентов.

Я ничего не понимаю:

–О чем вы говорите? Это какая-то шутка?

Лена вздыхает устало и объясняет по-человечески, серьёзно и даже грустно:

–Они говорят про морг. Его обычно устраивают в отдельном маленьком домике, и неизвестно почему, всегда белят в розовый цвет.

–Она что умерла?! – я вскакиваю от возмущения, – до меня здесь лежал труп?!

–Успокойся, успокойся. Они пошутили, – уверяет Лена. – Пациентку лежавшую на твоей кровати просто выписали домой.

Я спокойно вздыхаю, опускаюсь обратно на свою кровать, и как всегда проваливаюсь, чуть ли не до самого пола. Только я успеваю подумать, что Лена нормальный приятный человек, как она встает, набрасывает на плечи покрывало и раскинув руки словно крылья начинает плавно кружиться по комнате. Я гляжу на нее с недоумением.

–Обычное дело, – бросает Маша. – она думает, что она моль и может летать.

–Ерунда, какая-то, – не верю я. – Чего ради ей так думать?

–Говорят, она свихнулась после дефолта. Прямо перед тем как накрылись все вклады, ее муж продал машину, гараж и дачу, они собирались переезжать в теплые края. Само собой, до поры положили все деньги в банк. Узнав, что обратно ничего получить нельзя, она и стала молью. Это еще что, порой ей кажется, что за ней с мухобойкой гоняются сам Ельцин и Гайдар. Во, во, смотри, начинается.

«Моль» резко поворачивается и мечется по палате. Она запрыгивает на кровати, на колченогий стульчик, на тумбочки. Ее движения полны ужаса. Накрывшись с головой своими «крыльями», Лена наконец затихает.

–«И такая дребедень каждый день», – смеется Маша. – Психи, что с них возьмешь?

После обеда, объявляют сон час, для меня это полная неожиданность.

–Я здесь уже третий день, почему вчера не было никакого сон часа? – недоуменно спрашиваю я у сторожил.

Маша охотно объясняет и это.

–«Элементарно, Ватсон». Вчера были спонсоры, ради этих толстых дядек изменили весь режим. А позавчера, ты явилась как раз после сон часа. Все очень просто.

–И долго продолжается этот ваш сон час? – уныло интересуюсь я.

–Три часа, – радостно откликается Верка.

–Я не смогу спать так долго! – Заявляю я.

–Сначала все так говорят!

… Я поправила белый передничек, оглядела себя в старенькое мутное зеркало. Оттуда на меня смотрела миловидная девушка, в темно – коричневом платье горничной.

–Как хорошо, что меня взяли на эту работу. Спасибо, тебе господи, – тихонько прошептала я, – хозяйка такая молодая, элегантная, утонченная, говорят, она танцовщица, человек искусства. Такая не станет слишком придираться и бить слуг.