– Брать-то чиво будете? – спросила Люся, в голосе её звучала обида.
– Конечно, – подала голос Дашка, хотя у неё всё необходимое было с собой.
– Как обычно, – подтвердил проводник.
– Как обычно, – проворчала женщина, передразнивая, и, склонив голову, отворила дверь в магазин.
Оставшись вдвоем на морозном солнце, Дашка и мужчина переглянулись.
– Чихеза Агзу? – уточнила Дашка.
– Что? – лицо его, будто бы слепленное вокруг внимательных глаз, вытянулось, – Ааа… Кха. – Он усмехнулся и лито его преобразилось, – Да, я – Агзу. А Чихеза – это место вообще-то, – говорил он забавно, в голосе слышалась хитреца, хотя выглядел он простаком. – Озеро.
Он задумчиво подвигал челюстями, глядя на неё. Дашка прикинула, о чём именно думает в данный момент этот деревенский простачок, с интересом рассматривающий её прическу. Взгляд его и в самом деле надолго задержался на дредах, затем мельком скользнул по многочисленным серёжкам и остановился на её глазах. Смотрел он странно, будто они были когда-то знакомы, но с тех пор она сильно изменилась. Не дождавшись привычных вопросов про свою внешность, Дашка смутилась и тряхнула головой, сбрасывая с себя его взгляд.
– Меня зовут Дарья, – намеренно строго представилась она.
– Стало быть, Даринга, – задумчиво проговорил проводник, – красивое имя.
– На карте не было никакой Чихезы, – нахмурилась Дашка. Что за привычка давать людям свои имена?
– Так то карта, – пожал плечами мужчина. – Побольше продуктов надо бы купить.
– Продавщица, – Дашка кивнула в сторону двери, – вас Олегом назвала…
Дашка замолчала, давая ему возможность объясниться. Первая заповедь Часового: никогда никому не верь. Тем более – тому, кого не знаешь. Новый знакомый был не похож на проводника, да и вообще…
– Люся всем даёт новые имена, – пожал плечами мужчина. – Меня звать Агзу.
Имя его звучало смешно, будто звонкий чих. Скрывая улыбку, Дашка хмуро кивнула и принялась разглядывать носки своих ботинок. На плечах у женщины сидел дух ребёнка, истончившийся, измученный, не названный. Все имена для продавщицы были одинаковыми, она не видела между ними различия, как некоторые люди не видят разницы между цветами.
– А ребёнок? – спросила Дашка.
Агзу пожал плечами и качнулся с носка на пятку.
– Дак он ведь никому не мешает…
Смотрел он с интересом и, как показалось Дашке, с вызовом.
– А ты правда… кхм, этот, Часовой? – он усмехнулся.
Дашка нахмурилась. Неужто этот дремучий деревенщина её испытывает? Она коротко кивнула.
– Это хорошо, – задумчиво протянул он, оглядываясь по сторонам, – в эти места Часовые редко наведываются.
– Значит, плохо зовёте.
– А мы вообще не зовём, – отозвался Агзу и в голосе его прозвучало раздражение, – Справляемся своими силами.
– Оно и видно, – хмыкнула Дашка.
– Может и видно, коли знаешь, куда смотреть. – Он дружелюбно улыбнулся, будто извиняясь, и поднялся по ступеням магазина.
Пока Агзу деловито следил за тем, как Люся одну за одной выкладывает на прилавок подмороженные буханки хлеба, Дашка попросилась в подсобку, переодеться. Едва зайдя за широкую спину продавщицы, она ловко потянула на себя серебряную нить. Обычным взглядом нить была не видна, но иногда люди могли чувствовать, как разрывались эти незримые связи. Сдержанно и мелодично звякнули ножницы. Продавщица охнула, схватилась за грудь и осела на прилавок. Дашка скрылась в подсобке, выходящей на задний двор, а когда вернулась, Люся уже невозмутимо курила на крыльце, а Агзу укладывал продукты на дно выцветшего рюкзака.
– Всё хорошо? Вы будто побледнели, – спросила Дашка, выйдя на крыльцо. Агзу смотрел на неё хмуро, должно быть, не понравилось ему, что городская девчонка его уела.
– Спину что-то прихватило, – ответила Люся, рассеяно оглядываясь на девушку. – Наверное закрою магазин, да пойду домой. По вторникам всё равно кроме Агзу никто не заходит.
– Сегодня воскресенье, – смутилась Дашка.
– А? – продавщица пожала плечами.
Едва они встали на лыжи, из ближайшего подворья выкатилась низенькая и абсолютно круглая старушка. Подозрительно оглядев девушку, она рявкнула:
– Ребёнка вы отпустили?
– Она, – мотнул головой Агзу.
– Хоть бы спросила сперва, – гаркнула бабка, – работы мне теперь!..
– Извините, – растерялась Дашка и оглянулась на проводника, ища поддержки. Агзу спрятал губы за высоким воротом тулупа, видны были только его смеющиеся глаза.
– Извиняется она… Вечно с вашим братом Часовым проблемы. Вас что там в вашем городе, правилам не учат? Лезете, куда не просят, а потом… – буркнула бабка. – Душа-то потерянная, её нельзя вот так просто отпустить. Её нужно проводить!
– Так часто бывает. Я не понимаю, в чём проблема, – Дашка начинала терять терпение. От старухи веяло стужей, дорогами и силой. Если она учуяла освободившуюся душу, она должна быть или Проводником, или, как Дашка – Часовым, или…
– Портниха я, – пояснила бабка. – Померших души на тот свет у нас провожал Паук, только он у нас по ту сторону ходил, да мог дитёнка проводить. Но помер он, девять дней не минуло ещё, – она бросила взгляд на Агзу, – и доводить души до границы некому. Заблудится беднай. Лучше б оставила, как есть, – бабка плюнула в снег. – А ты куда смотрел? Знаешь же, как у нас тут!
Агзу покачал головой, отказываясь брать ответственность на себя.
– Забирайте его, – бабка кивнула на тень, прибившуюся к её ногам тёмным призрачным псом.
– Куда? – Дашка разное видела, но чтобы забирать себе потерявшийся дух!
– Ты, девочка, и близко не знаешь, как у нас тут. Этот дух станет на тёмную сторону, как только солнце зайдет, а тут итак… – Бабка бросила взгляд на Агзу и прикусила язык. Почавкав беззубым ртом, она вновь заговорила, тщательно подбирая слова, – Он будет скот пугать, измучает всю деревню. Да и грех это – то он был при мамке, а теперь неприкаянный. Забирай!
Агзу пожал плечами.
– Придётся забрать.
– Куда? – запаниковала Дашка.
– Так вы же на Чихезу? – бабка прищурилась, в каждом её движении чувствовался расчёт.
Дашка с осуждением посмотрела на Агзу. Деревенский балаган! Похоже, всем известно, ради чего она приехала. Всем, кроме неё самой.
– Ну вот! – закивала бабка, будто они ответили согласием. – Дитёнок с вами-то и будет в безопасности. А как дело сделаете, так и отпустите. Чистым уйдет. – Бабка повернулась к Агзу, – да и вам дитё оберегом будет, сам знаешь…