Нея с острова Пирит
– Это первая работа в таком стиле, – призналась Нея, улыбаясь краешком персиковых губ. В кафе она обращала на себя внимание, и какой-то симпатичный американский студент кокетливо поглядывал на неё уже некоторое время, но не получал никакой реакции взамен. Разочаровавшись, он молча удалился. Нея так и не написала случайному знакомому из автобуса, в котором они встретились в день её прилёта в Америку. Она хотела бы написать Кристоферу, но не знала как – контактов его у неё не было.
Марта, напоминая принцессу из мультфильмов, тоже была миловидной и интересной девушкой: длинные пшеничные волосы слегка завивались на концах. На курсе Нею и Марту запомнили, как двух красавиц с претензией на элегантность.
– Как тебе пришла в голову идея нарисовать это? – спросила у неё Марта, грея руки об чашку. Октябрь выдался на редкость холодным, что было несвойственно в этих краях. На девушках была осенняя верхняя одежда и вязаные шарфы, что придавало их образам уюта и английского духа. Марта приехала сюда на курс из Лондона, в котором она жила, и Нея говорила с восхищением, похожим на восторг её же собеседницы, что тоже с радостью побывала бы в Великобритании вновь. Когда-то ей там очень понравилось с родителями.
– Я сидела в своей комнате у тётушки дома, пила горячий глинтвейн, – улыбнулась Нея, вспоминая. – Тогда только прошла половина курса, и я искала вдохновение в работах мистера Мартина. В них очень много экспрессии и злости, согласна? Я думаю, что каждый раз, когда он брался за такую работу, в его душе полыхал огонь, а то ненависть к кому-то или чему-то. И я вспомнила всё плохое, что со мной происходило в последние месяцы. Я никогда не отвечала на зло злом. И я подумала, почему бы мне не превратить своё презрение в искусство? Не вылить его на холст? Ведь нельзя же вечность держать всё в себе.
– Должно быть, у тебя происходило что-то поистине нехорошее, Нея. Если ты захочешь, ты можешь со мной поделиться, – любезно предложила Марта, стараясь сохранять приличия и не лезть в душу к собеседнице. Ей правда нравилось угождать Нее, и здесь, на другом конце планеты, где вокруг мисс Розенбах не было рядом её свиты, англичанка не подозревала, что она такая не одна, и что происходит что-то необычное. У неё было мало подруг на родине, и она тяжело сходилась с незнакомыми людьми, в особенности с девушками, а потому и старалась сохранить и развивать завязавшееся знакомство с Неей. Это дало бы ей в перспективе новую хорошую подругу, с которой можно пронести дружбу сквозь года. И пускай для этого приходится вечно стараться угождать и маслиться, какова цена всему этому, если взамен ты получаешь друга? Марта, как и Рита, обладали одной схожей чертой – они не понимали, что для дружбы или любви необязательно притворствовать и пытаться угодить, привязанность, она либо существует между людьми, либо её и нет вовсе. Но что было их отличием, Марта не превозносила Нею до небес и не воздавала ей честь так, чтобы это можно было назвать поклонением или скрытой завистью с неясными мотивами.
– То, что происходило, уже прошло, а значит, об этом и говорить не стоит, – по-доброму ответила Нея, напоминая мудрую старушку в этот момент. Она достала из портфеля, в котором хранила свои наброски и рисунки, один из них – слегка потрёпанный листок бумаги. На нём был примерный сюжет той картины, которая появилась на свет перед окончанием курса. Именно эта работа стала финальной и послужила умозаключению мистера Мартина, что злость иногда идёт на пользу даже такому беспечному ангелу, как Нея. Он был доволен, и принял работу. – Одно я скажу точно: не верь словам возлюбленного до тех пор, пока они не подкреплены действиями. И не такими действиями, как цветы или подарки, а быть может, даже предложение руки и сердца, а действиями, которые совершаются в процессе ваших взаимоотношений, будь то его реакция на твоих близких и друзей, или то, как он поступит при определённых жизненных ситуациях. Рядом может оказаться совсем другой человек, и тогда-то ты удивишься. Впрочем, не это меня беспокоило больше всего, не думай, что я страдала из-за несчастной любви. Дело было и в потерянной дружбе, и в зависти, но я научилась с этим справляться с помощью кисти.
Марта не сразу нашлась с ответом, переваривая слова девушки, и когда Нея протянула ей лист бумаги, покорно приняла его и улыбнулась.
– Нея, тебе действительно нужно почаще злиться и быть откровенной. Ты художница, а значит творческий человек, а всем известно, что творческие люди должны черпать идеи и вдохновение из личного опыта и душевных переживаний. Когда я плачу, у меня тоже появляется желание пойти и нарисовать что-нибудь… иногда таким образом я получаю свои лучшие работы.
– Я это понимаю, – отвечала Нея спокойным голосом, забирая рисунок.
На нём был изображён всеобщий хаос: вокруг празднества и пышного стола, забитого деликатесной едой и экзотическими блюдами, собрались люди, и взоры их были направлены на одну девушку, что сидела посередине. Те, кто сидел вдали от неё, смотрели осуждающе, а кто был ближе, лица их были искривлены злобными кровавыми оскалами. И казалось, что нет страшнее участка на картине, чем эти лица. Девушка посредине была прекрасна – истинная Елена из знаменитой Илиады Гомера. Её, правда, никто не похищал у мужа, и из-за неё не развязывалась война между греками и троянцами. Единственное, что было у неё общей с героиней – это природная красота и очарование, которыми поначалу все восхищались, а потом стали обвинять в этих повинностях саму девушку. Когда все собрались за столом, лишь те, кто сидел по бокам, скрыли ненависть и презрение, а остальные не стесняли себя рамками и перемывали ей кости прямо там, на пиру. Она же, напротив, сидела задумчивая и приосанившаяся, ни на кого не глядела и не улыбалась.
Мистер Мартин, увидев работу, взял Нею за руку и повёл девушку за собой чуть поодаль от остальных. Он сказал ей:
– Очень напыщенно и тщеславно. Высокомерно, я бы даже сказал. Но мне нравится. Это откровение, Нея, и я до последнего не понимал, способна ли ты на него.
– О чём вы, мистер Мартин? – Нея притворилась, как обычно это бывало, что не понимает, о чём идёт речь.
– Ты слишком хитра, девочка. Продолжай в том же духе, и ты добьёшься всего, о чём мечтаешь. Я, знаешь ли, сторонник сильных женщин современности. Меня впечатляет эта борьба и внутренняя сила, проистекающая из определённых вещей. Ты не совсем понимаешь, как это связано с тобой, и как это вообще может к тебе относиться, но в твоём возрасте особо много понимать и не нужно. Сверкай милым личиком, радуй прохожих, злись, веселись, и, конечно, учись. Без учения, как известно, наступает тьма.
– Благодарю, – коротко ответила тогда Нея, хотя внутри у неё всё перевернулось верх дном от недоумения и смешанных чувств. Будто она съела что-то не то и вот-вот её стошнит.
Она вовсе не хотела вызвать такое впечатление своей картиной. Но вышло так, как вышло, и теперь она в глазах того же мистера Мартина – высокомерная художница, рисующая сюжеты про собственную жизнь и переживания, делающая себя ангелом среди демонов и мёртвых душ. Кровь на чужих оскалах, как символ возвышения над этими людьми.
Всю жизнь она считала себя особенной, и не была в силах признаться в этом. Так может, Алекса фон Лихтенвальд была единственной, кто увидел её истинную личину за маской добра и мира?
Она не хотела зла другим людям, нет, такого в Нее не было отродясь. Но считала ли она себя лучше других? Безусловно, так оно и было.
Когда тебе всю жизнь говорят, какая ты прекрасная, красивая, умная, добрая, честная, порядочная, ответственная и талантливая – что эти слова, повторяющиеся из года в год разными устами, сделают с тобой, как с личностью? Возведут ли на пьедестал, напитают презрением и высокомерием к простым людям, или просто никак не отразятся?
Нея показала Марте рисунок с отличиями от финальной картины. На нём она несколько дней нарисовала на лице красавицы кровавые слёзы.
Жаль, мистер Мартин этого уже не увидит. Впрочем, слишком ли важно, что он думает?
[1] История бренда Louis Vuitton начинается в 1854 году, когда Луи Вуиттон открыл свою мастерскую для изготовления элитных чемоданов.
С тех пор бренд завоевал славу одного из самых престижных и известных в мире производителей элитной модной одежды, аксессуаров и кожгалантереи.
Сейчас Louis Vuitton является частью концерна LVMH, который также включает в себя такие известные бренды, как Dior, Fendi и Marc Jacobs.
[2] «Мулен Руж» (фр. Moulin Rouge, дословно – «Красная мельница») – классическое кабаре в Париже, построенное в 1889 году, одна из достопримечательностей французской столицы.
Глава 29
– Она всевозможная зазнайка и гречанка по происхождению, но картины у неё хорошие. – Кристофер совещался по поводу выставки новой коллекции с мистером Буффало. Они ужинали в дорогом VIP ресторане, в свете полумрака. Мужчина в возрасте выглядел довольно просто и не вызывал впечатления французского буржуа или известного художника. Неброская, но качественная одежда лучших дизайнеров, выглядела лаконично и строго, как в офисном стиле. Кристофер рядом напоминал новенькую пятифранковую монету: в этот раз оделся он не так официально, и вместо костюма подтянутую мужскую фигуру украшал прилично стоящий джемпер и выглядывающее из горлышка поло знаменитого бренда, тёмные брюки простого кроя и чёрные часы на запястье. Красота выражалась не столько в отдельных деталях, сколько в общей картине его образа. Удивительно, но любовь к хорошему гардеробу с тонким вкусом появилась в нём сразу, что обычно несвойственно мальчикам. Мать его больше склонялась к тому мнению, что так на предпочтения и вкусы ребёнка повлияло его окружение: среди достатка и вечно снующих моделей на показах, а также искусно наряжённых женщин на званых вечерах отца и мужчин в строгих костюмах, стоимостью в целое состояние, иного исхода и быть не могло. Не станет же юнец облачаться как оборванец, когда вокруг только и делают что заботятся о себе и часами простаивают перед зеркалом? Кристофер не отличался тщеславием и самолюбием, но находил приятным хорошо выглядеть и умел держаться с достоинством аристократа в обществе. Женщины млели, мужчины злились, когда их пассия бросала на Кристофера ненарочный взгляд, и лишь он один об этом не подозревал. Ему никогда не казалось, что он пользуется колоссальным успехом у женщин только потому, что был чертовски хорош собой. В современном мире всё решали деньги и власть, а у Кристофера и того и другого было сполна. Он делал вывод, что причиной таких пристрастий и симпатий окружающих являлись именно эти привилегии, а не иные достоинства, связанные с духовным или физическим.
Когда письмо его доставили на остров по адресу девушки, миссис Розенбах с удивлением обнаружила пометку на обратной стороне конверта «Лично в руки». Женщине не оставалось ничего другого, кроме как спустя недолгое время сообщить своей сестре Линнет о том, что для Неи была отправлена почта на адрес в Пирите, и что Агнес переслала письмо по её американскому адресу. Тётя Неи ахнула, сообщив Агнес, что Нея вскоре улетает в Париж. Агнес огорчилась, что дочь не сообщает такие важные вести своей семье заранее, и вообще перестаёт часто звонить и держать в курсе происходящих жизненных событий. Она тосковала по дочери даже больше, чем раньше, в многочисленных путешествиях. Наверное, дочь приобрела более высокую значимость в глазах матери ровно тогда, когда Агнес и Лиам прекратили путешествовать и осели на месте в доме. В итоге сёстры пришли к умозаключению, что Линнет перешлёт письмо по парижскому адресу дочери Агнес, когда та ей сообщит его. Никто не удосужился связаться с Неей и предупредить об этих планах, и письмо для девушки всё ещё являлось незнакомой загадкой.
Художник слушал рассказ Кристофера о неизвестной девушке с острова Пирит, и задумчиво потирал подбородок. Немного помешкав, он с решимостью спонтанной творческой натуры провозгласил:
– Ладно. Пусть приезжает ваша Нея. Посмотрим её рисунки.
– У меня есть парочка её работ, правда, не столь масштабных и не для коллекции. Она их лично подарила мне этим летом. Признаться честно, Нея необычная натура, и иногда мне кажется, что она не любит, когда вмешиваются в её уклад жизни.
– Не поверите, но я уже когда-то состоял в любовных отношениях с одной островитянкой, и, нельзя никак отрицать, что это определённо была та ещё сорвиголова… вряд ли я встречал женщину более импульсивную, чем она. Жаль, судьба распорядилась так, что мы вынуждены были вскоре распрощаться. Она оставила мне на память ожерелье, а я ей невесть ещё что. Была бы она сейчас со мною рядом, я бы вас непременно познакомил, мистер Лихтенвальд…
Официант наполнил опустевшие бокалы красным сухим вином и вновь растворился в воздухе для отдыхающих за столом. Кристофер улыбнулся краешком губ, решив, что его всегда что-то тянуло к этой жизни на острове, и что не может быть иначе, чтобы его любимая женщина была не оттуда.
Из раздумий его вновь вытащил разболтавшийся художник, быстро пьянеющий и становящийся от этого лишь добрее и красноречивее:
– Мистер Лихтенвальд, а эта ваша Нея, она и правда невероятно талантлива, как вы говорите?
– Приглашаю вас к себе в гости, её работы там. – Кристофер не дал мужчине оплатить за них счёт, когда явился официант с чеком, и получил слегка лукавый и деланно недовольный взгляд в свою сторону.
– Вы, право сказать, джентльмен. Ваша девица ещё ничего не знает об этих грандиозных планах?
– Я послал ей письмо. – Чуть подумав, Кристофер прибавил: – И она не моя девица.
– Так вы пытаетесь её завоевать этим славным образом? – пронырливо догадался Фрэнк Буффало, и порозовевшее лицо его озарилось абсолютно счастливой и беззаботной улыбкой, как если бы он уже выпил около четырёх бокалов вина и слушал историю о красивой и вызывающей восхищение женщине.
– Нет. Но я хотел бы ей помочь. У неё недавно растрогалась помолвка с женихом, и я не уверен, что она готова к чему-то новому и серьёзному. Знаете, я не стану скрывать, что хотел бы этого, и сильно, но давить на женщин в принятии таких решений никогда не входило в мои планы. Мне нравится с ней просто говорить, и ради этой возможности, безусловно, я не совсем бескорыстный человек, так вот, ради этой возможности я готов дать ей причину жить здесь, в Париже. Может быть, она сочтёт это чем-то вроде заигрывания, как и вы, но на деле я не возлагаю большие надежды на то, что причиной наших отношений послужит этот мой поступок. Всё что угодно, мистер Буффало, но только не он. Я не хочу, чтобы то, что я делаю, входило в список причин для того, чтобы ей быть со мной. Это было бы нечестно. И по отношению к ней, и ко мне. Вы согласны?
– Я никогда не отличался любовью к подобного вида подкупам и задабриванию дорогими подарками женщин в каких-то корыстных целях. Нет, я и сам повидал немало женщин, и все они были со мной какое-то время, и причём были целиком и полностью, но ни одну из них я не покупал. Мы исчезали из жизней друг друга также легко, как и появлялись, но зато я могу точно сказать, что, когда женщина произносила моё имя, в её голове в первую очередь влезал не денежный вопрос, а непонимание, как долго ещё продлится это счастье на двоих и что она может сделать для меня. Женщины – удивительные, нет, правда, я поклоняюсь этим чудным и прекрасным созданиям, согласитесь, Кристофер?
– Конечно. Нам пора, мистер Буффало. Такси уже ждёт. – И он помог пожилому художнику накинуть на себя шерстяное пальто, оделся сам, и они покинули заведение, послужившее пристанищем для беседы о ней, девушке с острова.
Когда машина отъехала, Алекса фон Лихтенвальд вышла из укрытия и с недовольством, читающимся в глазах, стала сверлить дорогу взглядом. Кристофер связался с каким-то художником, вечно пропадал допоздна на работе из-за нового проекта, связанного с картинной галереей, и теперь начал ужинать с ним в приличном дорогом заведении. Это не оставляло девушке никаких сомнений: Кристофер что-то задумал. Она неспроста решила проследить за тем, куда он отлучился этим вечером, и её догадки только подтвердились.
Алекса не забывала о Нее ни на день. Когда она покинула остров, мысли о назойливой девушке, влюбившей в себя брата, по-прежнему мучали её изнутри и заставляли замышлять подлые планы, основанные на главной цели. На цели сделать так, чтобы её брат и эта сумасбродка-хиппи с Пирита никогда не были вместе. Хотя будет долгом заметить, что Нея нисколько не походила на хиппи в истинном их понимании и значении, и что для сестры Кристофера это было абсолютно неважно, ведь подобных людей она всегда примешивала к культурам, обобщая их черты. Нея была заносчивой художницей, носящей глупые сарафаны и длинные косы, много смеялась и веселилась со своими друзьями-островитянами, и это создало прочный образ хиппи в голове Алексы фон Лихтенвальд. Ни планов на будущее, ни амбиций: именно такой вердикт вынесла девушка, оборачиваясь на жизнь Неи потусторонним взглядом.
Свои шипы вонзить в Нею она не успела, да и не было подходящих объективных причин: пока гречанка была у себя на острове, она не представляла никакой угрозы, и Алекса решила оставить её в покое. Другой вопрос, возникающий в голове, однако, претил этому решению: не станет ли Кристофер собственноручно искать с девчонкой встреч и пытаться добиться её внимания даже на расстоянии? Алекса подслушивала телефонные разговоры брата, но ни разу не слышала, чтобы он разговаривал с Неей или какой-либо другой женщиной помимо родной матери.
Ответа на письмо не приходило. Алекса стала отслеживать его почту, подслушав разговор брата и художника, когда неожиданно заявилась в квартиру Кристофера на ночь глядя после слежки в ресторане.
Беседующие не замечали присутствующую за перегородкой рыжеволосую девушку, и болтали как ни в чём не бывало:
– Вот эта картина отражает одно удивительное место на острове Пирит, посмотрите, видите, с каким теплом и любовью изображены эти яблони. Я бывал там однажды с автором этой картины, кхм, в общем, к сути дела это не относится… а вот этот портрет, как вы видите, на нём изображён я. Мисс нарисовала меня в порыве вдохновения после нашего знакомства.
– Мистер Лихтенвальд, – художник любил обращаться к Кристоферу именно так, выказывая этим взаимоуважение и почтение к сотрудничеству и беседам, – а вы уверенны, что эта ваша Нея, – особо подчеркнул он, – итак не влюблена в вас по уши?
Кристофер негромко рассмеялся добрым и приятным смехом. Алекса навострила уши, услыхав знакомое имя, и вся из себя сразу напряглась, а в душе её всколыхнулось пламя презрения и желания действий. Она пока не подозревала, как брату удалось связаться с этой Неей и получить её картину и этот наверняка ужасный рисунок-портрет, но почему-то Алекса была уверенна, что девчонка с острова ни за что бы бесплатно ничего не сделала для Кристофера, и наверняка она запросила за эти работы несусветную сумму денег.
Снова эта Нея. Неймётся же ей на своём острове! Да и братец ничем не лучше! Связался с дурнушкой, которая облапошила его своим обманчивым и коварным обаянием и миловидной внешностью! Алекса клялась себе в том, что эта девушка – худшее, что могло случиться с Кристофером, и она должна сделать всё для того, чтобы воспрепятствовать этому союзу. Никогда, никогда в жизни она не допустит того, чтобы Нея сидела с нею и братом за одним обеденным столом! Чёрт подери, мерзавка! Как она только посмела считать себя достойной семьи фон Лихтенвальдов, чтобы и мыслить о каких-то отношениях с Кристофером, не говоря уже о чём-то большем! Коварная мошенница – вот кто она такая. Решила отхватить сразу целый куш: и богатого брата Алексы, и его связи в мире бизнеса, чтобы стать в этой жизни наконец-то тем, кем она мечтает – известной художницей. Этому не бывать. Алекса едва ли не начала грызть ногти от усердия и задумчивости, в которой она пребывала всё это время. До неё продолжали доноситься обрывки некоторых незначительных фраз, но она им не придавала должного значения… ею завладела лишь мысль, что контактов девчонки у брата нет, следовательно, общаться они смогут в ближайшее время только по почте. Конечно, если глупый братец не оставил ей в письме свои электронные данные для связи. Когда художник и Кристофер обсуждали это, Алекса уже поспешно скрылась из квартиры, дабы остаться нераскрытой и незамеченной:
– В общем-то, я всё ещё сомневаюсь, что девушка примет предложение. Но, во избежание путаницы, мистер Буффало, мне хотелось сразу представить её работы вам и убедиться, что вы в её продвижении на выставке заинтересованы не меньше моего. Было бы глупо слать ей приглашение и не удостоиться ответа от вас, владельца галереи…
– Бросьте, мой дорогой, вы вносите в эту галерею лепту не меньше моего, и знаете то, как работает этот бизнес. Я доверяюсь вашему чутью и не сомневаюсь, что вы преследуете только бескорыстные цели для того, чтобы дать этой девушке шанс, связанные преимущественно с тем, что её картины покорили вас до глубины души. Я сам редко влюбляюсь в чьё-то творчество, и порою ненавижу собственные детища. Но вот что я готов вам сказать, мой мальчик, – мистер Буффало отпил крепкий напиток из предложенного хозяином стакана, и продолжил сбивчиво, но сосредотачиваясь на сказанных словах: – Эти яблоньки также хороши, как в том самом саду Адама и Евы. Я не сомневаюсь, что та, кто их писала, в курсе этого. В её картине читается самоуверенность, которой так часто не достаёт юным дарованиям. Ах, чёрт, была не была! Я бы с большим удовольствием вкусил хотя бы одно яблочко!
– Мистер Буффало, я рад это слышать. – Кристофер весь засиял, и ничто не могло омрачить его настроение в этот вечер, положивший небольшое начало и посадивший первый росток.
– Но вы обязательно сводите девушку в парижское кино, – дружелюбно порекомендовал старый художник, наблюдая за Кристофером краем глаза с хитринкой. – Я ничего так не люблю, как французские киноленты и этот медленно тлеющий огонёк страсти, когда вы сидите рядом друг с другом в тёмном зале под звуки пальбы или поющей свирели. Я романтик, да, я романтик, и я не стыжусь этого!
Кристофер лишь улыбался, довольный собой и заключившейся сделкой. Фрэнк Буффало дал добро, а значит, у него появился мизерный шанс вновь насладиться трелью её чудного голоса, увидеть её будто ласкающую улыбку, проникнуть в сознание.
Засыпал он долго, возбуждённый разговором с мистером Буффало, и то и дело ворочался. Чуть позже он вспомнил, что забыл забрать Алексу из театра, куда она решила сходить с подругами. Ночевать домой она так и не пришла, и он решил, что сестрица вновь ввязалась в какую-то историю, пока скрытую от его ума. Кристофер не догадывался, что Алекса искусно ему наврала о своих планах на вечер и всё время следила за ним исподтишка.
Глава 30
Минуло около двух недель, Кристофер начал примиряться с мыслью, что Нея решила просто проигнорировать его письмо. Это злило парня, что заставляло подозревать его в задетом самолюбии. Ну а кому было бы приятно отправить письмо девушке, ради которой ты заключил огромную сделку на несколько миллионов долларов, и в итоге не получить хотя бы строчки в ответ?
Когда раздражение поубавилось, Кристофер уже оформлял билеты туда-обратно по маршруту Париж-Пирит и наоборот. Конечно, это был импульсивный поступок, но ему хотелось выяснить, почему Нея прочитала письмо и не соизволила хотя бы сказать спасибо за предложение.
Соврал ли Кристофер художнику, говоря, что он делает это для девушки по доброте душевной, не имея скрытых умыслов? Отчасти, он говорил правду, но в глубине его души шевелился червячок сомнений по поводу благонамеренности поступка, если его так задел тот факт, что Нея не проявила должной реакции. А может она и не получила письма вовсе? Втайне он надеялся на это. В современных условиях ведения переписки он бы не мучался этим вопросом ввиду того, что зачастую в мессенджерах видно, было прочитано сообщение получателем или нет. Но в реальности всё было куда сложнее, и он не собирался так легко сдаваться.
Девчонка с острова не обязана давать ему ничего в ответ за этот поступок. Нет, он не такой. Да, он ожидал хоть какой-то душевной отдачи от Неи, но так и не получив её, засомневался в том, что девушка в курсе происходящего вообще.
Через пару дней самолёт, в котором совершал перелёт младший фон Лихтенвальд, уже приземлился в Греции, в аэропорту, располагающемся недалеко от самого острова, и считавшемся как принадлежащим самому Пириту. На небольшом кукурузнике он преодолел расстояние оттуда до острова гораздо быстрее, если бы ехал по шоссе на трансфере. К слову, это обошлось ему в копеечку, но Кристофер неохотно начал признавать, что ему не терпится поскорее увидеть её лицо вновь и выяснить в чём дело.
Он постучится в её ворота, как прежде, а она окажется на веранде в глубоких размышлениях, и обнаружив знакомое лицо за порогом, расплывётся в широкой ангельской улыбке, присущей молодым красивым девушкам-искусительницам. Кристофер желал этого.
