– Придется уважить этого мерзавца…
– Тихо! Слышишь, музыка…
Вскоре солдаты увидели в одном из домов незатемненное окно и услышали шум голосов. Стуча коваными каблуками, они поднялись по ступенькам на веранду. На их стук в дверь никто не отозвался, что было весьма странно. Низкорослый солдат с разбегу толкнул дверь и чуть не кубарем влетел в помещение. Вид офицерских шинелей на вешалке и шапок с эмблемами СС должен был бы отрезвить их, но, взбешенные тем, что к ним никто не вышел, они устремились к внутренним дверям, из-за которых доносились громкий смех и музыка. Низкорослый распахнул двери небольшого зала.
– Тихо! – крикнул он и внезапно умолк.
Другой, находясь еще в прихожей и не понимая, почему замолчал его напарник, громко скомандовал:
– Зашторить окно! – и, переступив порог, замер.
Штандартенфюрер Дибелиус, пошатываясь, поднялся, сделал шаг им навстречу.
– Господин штандартенфюрер, – пробормотал солдат, который вошел первым, – мы не знали, что…
– Молчать! – крикнул Дибелиус. – Я не разрешал вам говорить! Запомните: там, где я нахожусь, выполняется мой приказ, понятно?
Солдаты попятились.
– Кто вам позволил отойти? – закричал Дибелиус. – Отправлю на Восток! – Он едва не задохнулся от крика.
– Но, дорогой Дибелиус, – успокаивал его Вонсовский, – эти солдаты не имели плохих намерений. В конце концов, это хорошо, что немецкие солдаты заботятся о точном выполнении распоряжении властей. Это моя вина: так редко бываю в этом домике, что даже не распорядился, чтобы Зашторили окна. Франтишек, – обратился он к камердинеру, – проследи, чтобы в следующий раз…
– Так точно, господин граф.
– А теперь убирайтесь! – закричал Дибелиус.
– Минуточку, – сказал Вонсовский. Солдаты остановились в недоумении. – Франтишек, – обратился граф к камердинеру, – проводи этих парней на кухню, пусть им дадут что-нибудь поесть и водки, чтобы разогрелись и выпили за здоровье господина штандартенфюрера Дибелиуса.
– Вы обезоружили меня, дорогой Вонсовский, совсем обезоружили. Идите, – широким жестом он указал солдатам на дверь, – и никогда больше не интересуйтесь светомаскировкий в этом доме и не беспокойте моего друга господина Вонсовского. Знаете ли вы, тупицы, мы установили с господином графом, что в тысяча девятьсот одиннадцатом граф и я жили в Мюнхене на одной улице, питались в одном и том же ресторане, ходили в один и тот же бордель – и не знали друг друга. – Пьяным жестом он попытался обнять Вонсовского.
Офицеры встали, поднимая бокалы. Дибелиус схватил стакан, налил его до краев и с размаху стукнул о бокал Вонсовского. Кто-то из молодых офицеров затянул корпорантскую песню. Дибелиус грузно опирался на плечо Вонсовского.
– Друзья, – пробормотал штандартенфюрер, – кажется, я выпил немного лишнего. Покажите, где у вас туалетная комната, – обратился он к Вонсовскому.
Дибелиус неверной походкой пошел в указанном направлении, открыл кран и подставил под широкую струю воды лицо, массируя ладонями одутловатые щеки. Потом, не оборачиваясь, потянулся в сторону полки с полотенцами, но внезапно поскользнулся на мокром полу, упал и вдруг почувствовал неодолимое желание уснуть. И это ему, может быть, даже и удалось бы, но капающая из крана вода не давала покоя. Борясь с охватившей его сонливостью, он поискал взглядом, за что бы уцепиться руками, увидел раковину. И схватился за ее край, но сорвался и снова упал. Раковина под тяжестью его тела отделилась от стены, открыв темную нишу.
Сначала Дибелиус решил, что ниша – плод его воображения. Встал он неожиданно легко. Ударил себя несколько раз по лицу, окончательно прогоняя опьянение, и снова посмотрел в сторону ниши, но она не исчезала. Все еще не веря глазам, протянул руку и, нащупав какой-то предмет, вытащил его. Им оказалась аккуратно запечатанная, как будто только из банка, толстая пачка стодолларовых банкнот.
Снова просунув руку в нишу, Дибелиус извлек оттуда пачку сигарет. Пачка была открыта, но в ней вместо сигарет оказалось несколько роликов узенькой фотопленки. Дибелиус сразу отрезвел. Он присел на край ванны, на минуту задумался, пристально глядя на банкноты и коробку от сигарет. Затем положил найденные предметы в нишу, подтянул раковину. Она встала на свое место неожиданно легко.
– Не Рейнер король сегодняшней охоты, а я – штандартенфюрер Макс Дибелиус, – сказал он, обращаясь к своему отражению в зеркале. Отражение заморгало небольшими, но теперь уже действительно трезвыми глазами.
В столовой никого не было – это было ему на руку. Дибелиус подошел к висящему на стене старомодному телефонному аппарату и потребовал немедленно соединять его с Варшавой.
Дежурный быстро отозвался, на телефонный звонок.
– Шесть человек охраны! – приказал Дибелиус и повесил трубку, не желая давать объяснения.
Гости графа уже собирались уезжать. Поочередно подходили к Вонсовскому и пожимали ему на прощание руку, а тот с обаятельной улыбкой говорил каждому, что эго он должен их благодарить за оказанную честь.
Дибелиус устроился в глубоком кресле, стоящем около камина, вытянул перед собой ноги и грыз незажженную сигару.
– Вы не едете, господин штандартенфюрер? – обратился к нему щуплый полковник саперных войск с длинной морщинистой шеей ощипанного индюка, на которой болтался Железный крест.
– Что-то забарахлил мотор в моей машине, – солгал второпях Дибелиус.
– Мы с удовольствием подвезем вас, – предложил майор авиации.
– Благодарю, – ответил Дибелиус. – Я уже позвонил, чтобы за мной прислали другую машину. Подожду. Если, конечно, позволит хозяин.
– Конечно, господин штандартенфюрер, – сказал граф. – Если вы неважно себя чувствуете…
– Чувствую себя превосходно. Давно не чувствовал себя так хорошо.
– Я имел в виду, – уточнил Вонсовский, – предложить вам комнату для гостей. Франтишек хорошо натопил. Отдохните, господин штандартенфюрер, а утром приятнее ехать. Лес, покрытый снегом, выглядит прекрасно.
– Хорошо, господин Вонсовский, – согласился Дибелиус. – Однако я не могу себе позволить заснуть этой ночью даже в столь прекрасной комнате, которую так хорошо натопил ваш Франтишек. Я должен еще поработать.
За окном заурчали моторы отъезжающих автомашин. Дибелиус, удобно расположившись в кресле, дымил сигарой, которую только что прикурил от горящей головешки из камина.
– Вы необыкновенный человек, господин Дибелиус, – вздохнул Вонсовский, опускаясь в кресло напротив. – После такого дня вы еще думаете работать? Но я верю вам, хотя полчаса назад готов был дать голову на отсечение, что вы пойдете спать. Это и есть характерная особенность настоящего немца, у которого служебные обязанности превыше всего. Если бы мои соотечественники следовали тому же правилу, может быть, история была бы к ним более снисходительна. Но что поделаешь, мы любим слишком много говорить и митинговать…
– Но вы также любите поесть и Попить – это мне нравится.
– Может быть, еще выпьем немного наливки? Готовил ее Франтишек по рецепту своей матери, которая служила экономкой в имении моей матери, графини фон Эксендорф.
– С удовольствием отведаю наливки с такой родословной.
Франтишек как будто только этого и ждал. В руках у него оказался поднос, на котором стоял хрустальный графин, полный сверкающей рубином жидкости, и два тяжелых хрустальных бокала.
– За ваше здоровье, господин Вонсовский, – поднял бокал Дибелиус. Посмаковал, причмокнул с одобрением. – Стало быть, это через свою мать, графиню фон Эксендорф, вы породнились с оберстом Рейнером?
– Если хотите точно, – сказал Вонсовский, – то это только деликатность господина полковника заставляет его называть меня кузеном. Десятая вода на киселе, как говорится о таком родстве.
– Но однако же в ваших жилах течет и немецкая кровь. Хотелось бы знать сколько?
– Ровно столько, чтобы заслужить уважение и доверие немецких офицеров. Если бы не фатальный исход мировой войны, может быть, мы служили бы с ними в одном полку. Уже тогда, как помню, в двенадцатом или тринадцатом году, многие просвещенные офицеры задумывались об объединении всех немцев под скипетром одного императора.
– И только нашему фюреру удалось сделать реальностью мечты ваших сослуживцев. Хотя вы ведь наполовину немец…
– Боюсь, – прервал его Вонсовский, – что я немец только на сорок девять процентов. Ибо сегодня в моих жилах течет не менее одного процента алкоголя. Извините, что прервал вас, господин Дибелиус.
– Глупости, Вонсовский. Вернемся к этому разговору еще не раз, даю вам слово. Вам еще предстоят беседы со мной.
Послышался все нарастающий шум моторов.
– Ну, наконец-то! – сказал Дибелиус. – Приехали. Еще минута – и вы, господин граф, потеряли бы терпение. – Энергичным движением он подхватил Вонсовского под руку.