Ворожея

Я и в самом деле женился на новенькой сестричке, с тех пор уж тридцать лет вместе. Книгу я сберег. Читать не читаю, больно мудрено написано. Вроде по-русски, а ни хрена не понять. Потом мне одна старушка и рассказала, что хотела Василиса мне свою силу отдать, да не успел я. А мог бы вот как доктор, – Супрун кивнул на Прыскова, – пальцами в живот потыкать, наговор пошептать и вылечить.

В кухню вошла диспетчер. Толкнула окаменевшую Женьку:

– Соболева, поднимай своих, у вас – вызов!

Женька вздохнула и пошла будить врача и водителя. А мы сидели, забыв как дышать. Наконец Сашка Медведев сказал:

– Прямо мистика с фантастикой.

Борис Акимыч хитренько усмехнулся.

– Фантастика в том, что мы с трех до семи просидели без единого вызова!

Все засмеялись. Действительно! Будто и больные все наши заслушались истории Бориса Акимыча…

Я смотрел вслед уходящей Женечке. А перед глазами стоял ее образ, как она слушала Супруна, синие глаза, соломенные прядки, выбивающиеся из-под черной шапки-ушанки с золотистой кокардой СМП с красным крестом, курносый нос и детские губы, не нуждавшиеся ни в какой помаде.

– Хорошая девчонка, – сказал Борис Акимыч, положив мне руку на плечо, – может, замуж выйдет – повзрослеет? А пока – балаболка. Ты это, Андрюха, собирайся в институт-то, я бригаду сдам… не волнуйся.

Он пошел к выходу, покурить.

Если за оставшиеся полчаса вызов не дадут, можно будет выгружать вещи из машины.

«Хорошая девчонка – Женя, но балаболка», – подумал я. Акимыч очень точно определял характеры людей. Образ блондинки Жени перекрылся шатенкой Виленой, с шоколадными глазами и оливковым личиком.

Я почувствовал себя ослом, стоящим между двумя кормушками, и никак не мог решить из какой же начать есть? Женя – вот, а Вилену я давно не видел уже, больше года.

А потом мне вдруг вспомнилось, что за долгие годы работы на скорой за Супруном закрепилась слава животворца, ведь ни разу на его руках не умер человек. Какие бы тяжелые случаи ни встречались. Довозил живыми.

Эта история мне вспомнилась позже, хотя услышал я странный рассказ фельдшера Супруна еще задолго до трагических событий, свидетелем которых довелось мне стать спустя несколько лет.

Борис Акимыч доработал до шестидесяти пяти, до самой перестройки и прихватизации, ушел на пенсию. Как потом жил и сводил концы с концами – не знаю. Говорили, что квартиру оставил детям, а сам уехал в деревню.

И я бы не вспомнил о нем, если бы… мне не встретились, уже, когда я взялся за эту повесть и общался с разными людьми, собирая материал, названия деревень и легенды о древних колдунах в Мещере, Рязанской области и селах: Ласково, Солотча, Клепики… Рассказывали люди, кто что слышал и о страшном ургане, что пронесся по Рязанской области летом восемьдесят шестого года.

Совпадения? Сперва я так думал, но чем ближе история подходила к финалу, тем крепче я убеждался, что совпадений не бывает. Как не случайно я принял решение написать эту книгу. Всему есть причина, и всякое действие оставляет следствие, всякое следствие требует действия…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СУТКИ ЧЕРЕЗ ДВОЕ

ГЛАВА 1. НОВОБРАНЦЫ, ОТРАВЛЕНИЕ

Дело в том, что я учился в одном училище с очень миленькой девушкой. Она была на пару курсов младше. Мы с ней встречались после занятий целый год. Гуляли, в кино ходили…

Я никак не мог решиться сделать ей предложение, как не мог познакомить ее с мамой.

Что-то внутри меня подсказывало: Маме она не понравится. Интуиция меня не подвела. Что это было с маминой стороны – ревность? Не знаю.

Меня разрывало противоречивое чувство. Девушка нравилась, с этим я не спорил, потому что видеть и разговаривать с ней было… приятно, не то слово. Однажды я услышал выражение «бабочки в животе», вот что-то такое… расставаться с ней – больно. Но стоило ей исчезнуть из поля зрения, я словно забывал о ее существовании.

Будто бы «с глаз долой – из сердца вон» это про меня и Вилену. Как такое возможно? Это что – испытания на верность? На искренность чувства? Понять не получалось.

После окончания училища меня распределили на скорую помощь, и на подстанции я познакомился с молодым врачом – Виктором Носовым. Мы сдружились. У Вилены начался выпускной курс и времени на встречи-гулянки не оставалось совсем.

О подружке своей я вспоминал все реже, тем более, что женским вниманием обделен не был. Вон их кругом сколько, и в группе, и на работе, и вообще.

Работал я с Носовым, стажировался у него, потом сам уже стажировал молодых фельдшеров. Через год поступил в институт на вечернее отделение. Про Вилену не вспоминал, пока она не появилась на нашей подстанции, окончив обучение.

С этого момента я отхожу в повествовании в сторону и рассказываю уже не о себе.

Наступил апрель.

Пятое число. Время близилось к обеду. Носов поднялся на второй этаж подстанции и увидел, что возле кабинета заведующего толпятся человек пять распределенных после окончания медучилища фельдшеров.

Медленно проходя мимо, он обратил внимание на двух девушек.

Они были одного роста, а в остальном – полная противоположность друг другу: девушка в сером длинном пальто, со светлыми пышными волосами непрерывно говорила, и ее звонкий голосок разносился по всему второму этажу подстанции. Кто-то из работников, сидящих у журнального столика, заполняя карточку, просил:

– Ребята, шумите потише!

И говорунья замолкала ненадолго или переходила на шепот.

Вторая, с прической темным шариком, в джинсах, заправленных в сапоги, и лохматой курточке, резинкой стягивающей узкую талию, отчего она больше всего походила на молоденькую курочку-рябу, тихо стояла у стенки и то ли думала о чем-то, то ли молча слушала. Носов не заметил, как она подняла длинные ресницы и проводила его взглядом темным и печальным. И уж тем более не заметил он мелькнувшего интереса в этом взгляде. Он зашел в комнату отдыха и, покопавшись в своей сумке, достал новую пачку чая и кулек с сахаром.

«Пришло пополнение на подстанцию», – подумал Носов.

Он вспомнил, как сам пришел после медучилища на подстанцию, правда, на другую, отработал месяц и загремел в весенний призыв в армию.

Они тоже толпились возле кабинета заведующего или заведующей, проходили инструктаж, расписывались, после чего их принимал в теплые заботливые руки старший фельдшер и стал вписывать в график, рассаживать стажерами на бригады.

А потом повестка в военкомат, ГСП на Угрешке, тревожные сутки…

Куда? Где придется служить?

Виктору повезло, вечером первого же дня примчался запыленный прапор с музыкантскими лирами в петлицах и, бегая по коридорам, приговаривал: «Мне надо успеть к фильму…» Носов сообразил, что, если сейчас 19:00, а вечерний сеанс по первой программе после программы «Время» – в девять тридцать, значит, прапор служит если не в Москве, то где-то рядом, и ходил за ним словно тень.

В канцелярии тот сказал:

– Мне нужен ветеринар.

– А вон он, кажется, – махнул офицер на маячившего одиноким привидением в коридоре Носова, который издалека никак не мог разглядеть звание военного.

– Точно? – спросил прапорщик.

– Точно, – убежденно сказал офицер, всегда путавший ветеринаров и фельдшеров.

Уже в «газике» прапорщик взялся перелистывать личное дело Носова, обернулся к нему и сказал с возмущением:

– Так ты – медик, фельдшер?!