– Можешь кому другому баки забивать, а мне – не надо! Ты зачем Инютина актировал?!
– Я?!
– Наконечник от копья! Ты объясни внятно: на хре-на?! А если бы кто-то увидел?
– Никто ничего не увидел, – усмехнулся Львов. – Подумаешь, бином Ньютона: дурака, в котором и так душа еле держится, чуть-чуть подтолкнул.
– Ты в следующий раз подумай! Полезно, знаешь ли!..
– Да чего ты так кипятишься, полковник?! Ну, упокоил я какого-то Инютку, так ты ведь сам говорил…
– Ни хрена я тебе не говорил! И больше такой самодеятельности не требуется!
– Да ладно тебе.
– Бл…! Офонарели вконец! Баха слушаете, Рембрандта обсуждаете, а потом режете всех вокруг! Я с вас чумею, дорогая редакция… – Анненков-Рябинин покачал головой. – Ну, и чем ты его приголубил?
– «Вязальной спицей». Вот… – и Львов-Маркин вытащил не то очень длинный стилет, не то очень короткую рапиру.
– Дай-ка взглянуть… Где ты это взял? – Анненков с недоумением повертел оружие в руках и признался: – Не видал такого. И что это будет?
– Прошу любить и жаловать: французский штык к винтовке «Лебель», получивший у немцев прозвище «вязальная спица». У немца одного затрофеил… – штабс-капитан усмехнулся. – Он, видать, на Западном фронте эту игрушку притырил, а я – у него… Он тоньше нашего, плюс рукоятка имеется. В семнадцатом с такими в окопы врывались…
Возвращая штык, Анненков невесело усмехнулся:
– Всегда опасался вашего брата – образованных да начитанных. Хрен поймешь, чего от вас ждать…
Львов лишь рассмеялся.
– Ладно, – сказал Анненков, – раз ты такой образованный, излагай: чем это наступление кончится?
– Ну, Вильнюс потеряем, Минск – тоже… кажется…
– Та-а-ак… – Анненков задумался. – Сколько у тебя штыков?
– Перед боем было человек триста, сейчас, надо полагать, меньше…
– Замечательно. У меня перед боем было восемьсот тридцать два человека. Сейчас тоже меньше.
– Может, отпустишь перекличку сделать? – Львов-Маркин вдруг усмехнулся. – Между прочим, у меня два пулемета. Вот этот, – он встряхнул «мадсен», – и трофейный MG-08. Правда, к последнему патроны почти кончились…
Анненков заржал:
– Твое благородие, ты в своем уме? Сейчас трофеи соберем – у тебя к нему патронов будет хоть залейся.
Выяснилось, что под началом есаула Анненкова насчитывается шестьсот тридцать два казака и сто девяносто охотников. Конечно, немного, хотя не так уж и мало. С вооружением дело обстояло намного лучше: в отряде имелись два пулемета, девятьсот двенадцать трехлинейных винтовок пехотного, драгунского и казачьего образца[24 - Драгунские винтовки состояли на вооружении охотничьих команд. Пехотные винтовки были длиннее, а казачьи были почти такими же, как драгунские, но пристреливались без штыка. Казаки вообще не имели штыков, исключая пластунов.], двести шесть револьверов наган и триста одна ручная граната.
Кроме того, имелись восемь пистолетов маузер, два кольта и три браунинга «второй номер»[25 - Перечисленные выше пистолеты относились к т. н. «рекомендованным системам», т. е. к системам оружия, которыми офицерам разрешалось, приобретая их за свой счет, заменять штатные офицерские наганы. Их дозволялось носить в строю и вне строя в соответствующих кобурах.]. Еще были трофеи, в числе которых: кавалерийских карабинов маузер – тысяча тридцать одна штука, пистолетов парабеллум LP-08 – сорок пять штук, гранат ручных немецких – сто двадцать штук. Сабли и пики пересчитывать не стали: нечего возиться с бесполезным металлом. Вернее – с металлоломом…
После того как поверка личного состава и инвентаризация успешно завершились, настал черед выработки плана дальнейших действий…
– …Господа офицеры!
Собравшиеся в чудом уцелевшем хуторском амбаре офицеры встали.
Анненков-Рябинин прошел к импровизированному столу и уселся на старый бочонок:
– Прошу садиться.
Львов устроился на трофейном складном стуле, остальным пришлось довольствоваться здоровенным обрубком бревна и перевернутой поилкой.
– Господа, на повестке дня главный вопрос: что будем делать дальше?
– То есть как? – ахнул подъесаул Черняк. – Мы что, сдаваться будем?!
– Ну, это – вряд ли… – хмыкнул Анненков.
– И, если я правильно понимаю, в плен нас брать будут тоже очень вряд ли, – прошептал Львов так тихо, что никто ничего не расслышал.
Лишь есаул угадал это по губам и чуть заметно кивнул головой, после чего приказал:
– Прошу высказываться от младших к старшим.
Двое подпоручиков и хорунжий предложили пробиваться к своим. Следующим говорил Львов-Маркин:
– Предлагаю остаться в тылу противника и нанести максимально возможный ущерб его коммуникациям и тылам.
– Как это?! – раздались недоуменные голоса. – Что значит «остаться»?
– Если кто-то плохо помнит историю Отечественной войны, поясняю: как Денис Давыдов.
Анненков снова кивнул, но на сей раз так, что это заметили и поняли все.
– Я согласен со штабс-капитаном, – заявил Черняк. – И опыт славных героев Дона Платова и Уварова учит нас тому же.
– Ну, до героев Дона нам еще далеко, – холодно заметил Анненков, – но мыслите вы, господа, в правильном направлении. Штабс-капитан, а напомните-ка мне: кто там командует сейчас у немцев?
– Где именно командует, господин есаул? – уточнил Львов. – Вас интересует командующий армией, кавалерийской группой, атаковавшей нас, или командующий фронтом? Я полагаю, что вас не интересуют кайзер Вильгельм и начальник Генерального штаба Фалькенгайн? – улыбнулся он весело.
– Не интересуют, – все так же холодно подтвердил Анненков. – Кто командует фронтом?
– Генерал Пауль фон Гинденбург. Десятой армией, которая нам врезала, – генерал-фельдмаршал Герман фон Эйхгорн, господин есаул.
– И как, по-вашему, наш командующий против него, а?..
Штабс-капитан задумался, затем определил:
– Алексей Ермолаевич Эверт – генерал неплохой. Имеет боевой опыт, да и авторитетом в войсках пользуется… Опять же – грамотный штабной работник… – он снова задумался, а потом закончил: – А все же против Эйхгорна он, пожалуй, не тянет… Нет, точно: Эверт Эйхгорну не соперник, особенно с учетом преимущества в организации, связи и логистике.