– Разберись, дорогой, иначе я за это возьмусь, – сухо произнес собеседник, – а мне, Миша, не хотелось бы брать грех на душу!
– Я понял, Сан Саныч…
Однако вор в законе уже не слушал собеседника и отключил мобильный телефон. Михаил Николаевич снова сглотнул набежавшую слюну и принялся тереть мокрым платком раскрасневшуюся лысину, все еще недоумевая, как в музее могла оказаться копия вместо оригинала…
– И на кой хрен я согласился сесть в это кресло?! – раздраженно воскликнул министр культуры и резко встал. – Видишь ли, славы и власти захотелось! Ни славы, ни власти, один геморрой да головная боль…
Покусывая полные губы и почесывая огромную лысину, он нервно зашагал по просторному кабинету.
– Сидел бы я в театре, – бормотал мужчина, – играл бы характерные роли, писал бы детские пьески, статьи в журналы, получал бы свои бабки и не дергался в холодном поту по ночам!
Министр вернулся к столу и, усевшись в кожаное кресло, стал соображать, случилось, что из музея вместо оригинала похитили копию картины…
Глава 3. Иван открыл глаза
В Музее искусств народов Востока на Суворовском бульваре, 12а было в это позднее время суетно и хлопотно. Наутро открывалась выставка молодого, но модного художника-абстракциониста, которую организовывало Министерство культуры Российской Федерации…
* * *
Невысокого роста блондин вышел из подвального помещения, где располагалась реставрационная мастерская. Время было позднее, но Иван Павловец, – штатный художник-реставратор, частенько задерживался на рабочем месте. Сегодня он решил пораньше закончить работу и, закрыв мастерскую на ключ, принес его на вахту, где дремал охранник.
– Микола, проснись, – усмехнувшись, громко сказал художник, – сало украли!
Здоровенный усатый парень подскочил и растерянно осмотрелся. Потом провел ногтем по черным усам и, снисходительно посмотрев на усталого весельчака, постучал указательным пальцем себя по лбу.
– Ты шо?! – возмущенно пробурчал он.
– Шо-шо, – передразнил светловолосый мужчина, – спать на посту меньше нужно! Да еще и когда светло на улице.
– Не твое дело, – хриплым со сна голосом ответил хохол. – Ты поразгружай вагоны целый день, тогда я посмотрю на тебя!
Иван усмехнулся и философски заметил:
– Это уж кто на что учился, Микола!
– Не дури голову, Ваня, – сказал хохол, – сдал ключи и топай домой.
Он небрежно махнул рукой и бережно положил свою коротко стриженную голову на скрещенные ладони.
– Ладно, не обижайся, Микола, – добродушно и примирительно сказал художник-реставратор и спросил: – А выставку этого… как его… Аташинго уже оформили?
Хохол поднял голову.
– Почти закончили, – ответил он, – остались мелочи. Думаю, через час все разбегутся по домам.
– Начальство здесь? – поинтересовался художник.
– Директор недавно ушел домой, – сообщил хохол, – а его заместитель где-то здесь бегает.
– Тогда я делаю ноги, – сказал Павловец. – Как говорят, подальше от начальства, поближе к кухне.
– Иногда полезно и показаться на глаза начальству, чтобы оно само тебя не искало, – назидательно заметил охранник.
Павловец нахмурил брови и задумчиво почесал затылок. Потом развернулся, чтобы отправиться к выходу, однако остановился.
– А может быть, Микола, ты и прав, – согласился художник-реставратор, – один раз мелькнешь, а помнят целый день.
– Главное, Ваня, чтобы не проклинали целый день, – усмехнувшись, изрек хохол.
– Типун тебе на язык! – проворчал Павловец и зашагал по ступенькам лестницы, ведущей на второй этаж.
Широкоплечий охранник бросил равнодушный и ленивый взгляд вслед художнику и, еще раз потянувшись, осел в кресле.
* * *
Микола оказался прав: работники музея почти закончили расставлять полотна Аташинго, которого Павловец и за художника-то не считал, хотя не высказывал своего отношения к нему, чтобы не нажить врагов среди начальства.
– Ишь как стараются, – пробурчал реставратор, – видно, устроители выставки немало бабла отвалили.
Павловец прекрасно знал, как из посредственного, а то и дерьмового художника делают «гения» или, в крайнем случае, модного живописца. Он остановился перед одной из картин Аташинго и презрительно сморщился.
– Вот же дерьмо! – прошептал художник-реставратор, качая головой.
Он хотел было уже направиться к выходу из музея, но, оказавшись возле зала русской живописи, решил взглянуть на настоящее, а не пиарное искусство.
– Нужно вдохнуть свежего воздуха, – сказал он себе и, войдя в зал, остановился возле картины Гагарина, висевшей у входа.
Однако, бросив на полотно пристальный взгляд, Павловец в ужасе выпучил глаза: вместо оригинала на стене висела копия, которую написал не кто иной, как он.
– Черт подери! – изумленно присвистнул художник-реставратор. – Что это значит? А где оригинал?
Он постоял еще несколько минут, но, так и не найдя ответа на поставленный вопрос, отправился на вахту. Спустившись по лестнице, Павловец подошел к застекленному отсеку и снял трубку с аппарата.
– Что случилось, Ваня? – удивленно спросил Микола.
Павловец махнул рукой:
– Ничего!
Поспешно набрав номер телефона директора музея Варенцова, он застыл в ожидании. Через несколько секунд в телефонной трубке послышался глуховатый мужской голос:
– Варенцов у телефона.
Павловец, набрав воздуха в легкие, выпалил:
– Вениамин Александрович, это что за чертовщина?!
На связи возникла пауза.