– Прокофий Климентьевич… – Александр кивнул.
В удобном кресле сидел худой бледный старик с тонкими чертами лица и в довольно странном одеянии: похоже, это была просто безрукавка-душегрейка, надетая задом наперед, чтобы хорошо согреть грудь. Ноги были укрыты пледом, в руке – кружка с большой удобной ручкой, рядышком с креслом стояла специальная подставка, чтобы было несложно в любой момент поставить кружку на нее.
Видно было, что за стариком ухаживают с большой заботой и с умением. А может быть, он умеет добиться к себе соответствующего отношения сам.
Скользнув оценивающим взглядом по хозяину дома и отметив все его внешние особенности, Александр оглядел комнату и немедленно забыл о старике…
На четырехметровой высоты стенах бельэтажа старинного особняка была до самого потолка развешана удивительная коллекция холодного оружия: кинжалы в ножнах с золотой филигранью, немецкие даги, крис с непонятной фигуркой на рукоятке, прямые и кривые сабли, рапиры, шпаги, турецкий ятаган, топорок с крюком на обушке и кистень с шестигранной звездочкой на цепочке, алебарды, несколько щитов со старинными гербами германских князей… Здесь были многие десятки предметов: старинные и современные, боевые и охотничьи, декоративные с богатой отделкой и зазубренные от частого когда-то употребления, черненого серебра и с наборной ручкой – явно лагерной работы. Оружейная Палата на тихой московской улочке.
– Садитесь, пожалуйста, Александр Владимирович, – сказала ему Ольга Борисовна, которой онемевший Бондарович мешал пройти с кухни, откуда она несла множество какой-то снеди к обещанному чаю.
Хозяйка принялась накрывать на стол, приговаривая:
– Прокофий разволновался совсем, спать не хочет, на книги и не глядит… Как услышал, что у вас сотворилось, кашлять больше стал и в горячей ванне даже отказался массаж делать, – Ольга Борисовна оглянулась на девушку. – Все тебя ждал, Виктория, с новостями…
– Помолчи, Ольга, мешаешь, – старик повернул ручку громкости в приемнике.
Послышался голос диктора:
«…Как нам только что сообщили из достоверных источников, произведен обыск в доме одного из ведущих работников телевидения Олега Глушко. Руководитель студии «Каре» присутствовал сегодня на трагически завершившемся совещании в Кремле. Глушко задержан следственными органами. Однако где он сейчас, предъявлены ли ему какие-либо обвинения – неизвестно. По привычной практике, официальные лица отказываются комментировать наши собственные сведения и не дают никаких новых фактов. В службе охраны Президента и в ФСБ нам не смогли сообщить ничего определенного, сославшись на то, что такая информация может помешать оперативно-розыскной работе…»
Старик приглушил радио и взял из рук Ольги Борисовны новую чашку горячего чаю.
– Подлей-ка мне еще бальзама, – сказал он.
Ольга Борисовна посмотрела на него с укоризной, но от замечаний удержалась. Чувствовалась школа.
– Поверните мне кресло к столу, – скомандовал Прокофий Климентьевич.
«Поднимите мне веки», – Бондаровичу послышались гоголевские интонации.
Александр не сделал попытки помочь женщинам двигать кресло, понимая, что они привыкли справляться сами и не следует постороннему человеку вмешиваться в уклад дома.
Виктория что-то заботливо поправила в «обмундировании» старика.
– Подстрелила кавалера, ворошиловский стрелок? – грубовато-ласково сказал он ей. – Шучу, шучу, – старик легонько потрепал Викторию по плечу. – Сейчас расскажете мне все, что можно… Я так понимаю, что молодой человек имеет прямое отношение к делу?
Виктория смотрела на старика с любовью:
– Да, дедушка. Это оперативник из ФСБ, майор Бондарович, он входит в следственную группу.
– Не помню такого студента, – заметил старик с удивлением. – Бондарович, говоришь?..
– Дедушка много лет преподавал следственную работу в высшей школе КГБ, – пояснила его удивление Виктория. – Он хорошо знает практически весь кадровый состав. Представляете, какая память!..
– Я начинал в системе МВД, – сказал Бондарович – и не сильно слукавил.
– Ну, тогда Кожинов и подавно не подпустит вас к делу, – с понимаем заметил старик и кивнул в сторону коллекции. – Интересуетесь оружием, молодой человек?
– Очень впечатляет.
– Понимаю… Вон там, пониже, рапиры, настоящая «епископская голова» – марка Петра Мюниха из Золингена, шестнадцатый век.
– Петра Мюниха, вы говорите?..
Банда скромно пожал плечами; он давно уже не бывал в такой ситуации: уютный быт, всезнающий уважаемый дедушка…
Признался старику:
– К сожалению, мне почти ничего не известно о холодном оружии. Но даже просто несведущему человеку нетрудно догадаться, что коллекция здесь собрана уникальная.
– Уникумов здесь немного, – с улыбкой поправил Прокофий Климентьевич, – но есть довольно редкие клинки, – он внезапно перешел на другую тему. – В какой вы структуре, Александр Владимирович?
– Это недавно созданная служба – борьба с вооруженными формированиями и бандитизмом.
– A-а, – протянул старик, – борьба «двух концепций», контроль «авторитетов»… Передавайте привет Щербакову, – Виктор Семенович его, кажется, зовут. Весьма способный человек, весьма. Правильно сделали, что к нему перешли. Умеет своих людей и использовать, и уважать, и беречь… Какого-то Глушко действительно взяли?
Речь старика время от времени перебивалась кашлем, он прижимал к губам платок, вытирал губы, и если бросал старый платок на пол, то ему немедленно подавали новый.
Бондарович неторопливо попивал чай, присматриваясь к новым знакомым, размышляя о том, зачем все-таки лейтенант Макарова привела его в этот странный дом. Пока что он уяснил для себя только то, что у этой чемпионки богатая родословная и что девица весьма непроста. Как непрост и этот упорно цепляющийся за жизнь старик, который вперебивку, как на классическом допросе, ведет домашний разговор. «Что ж, разберемся и с этими загадками».
Старику ответила Виктория:
– Да, дедушка, Кожинов сейчас допрашивает его. Похоже, что здесь замешаны финансовые проблемы на телевидении.
Дед понимающе кивал:
– Финансовые проблемы… Это для многих камень преткновения.
– Глушко и Смоленцев не поделили какие-то деньги, и Смоленцев выгнал его из телестудии. Тот организовал свое производство клипов и живет неплохо, – хотя и нельзя сказать, что процветает. Но сейчас перед выборами выделяются большие средства на поддержку новых каналов. Причем выделяются они не только президентской командой.
– Да, – подтвердил дед, – деньги сейчас есть и у Зюганова, и у Вольфовича, и Брынцалов скупиться не будет, и Лебедь имеет поддержку. Так что есть из-за чего подраться. Мне не понятно только одно, почему эти отношения они решили выяснять в Доме? Более подходящего места не нашли?
Виктория задумчиво склонила голову:
– Глушко психически неустойчив, к тому же, по-видимому, наркоман…
– Да, надо знать, кого в дом приглашаешь… – значительно заметил старик.
– Утром будет известно больше, – Виктория незаметно взглянула на Александра, – будем надеяться, дедушка, что версия Кожинова подтвердится. Но даже и в этом случае, думаю, многие попытаются использовать скандал, чтобы очернить Президента и его команду. Из этой истории не выйти без потерь. И еще та предстоит заваруха…
– Конечно, это очень удобный повод, чтобы поворошить и грязное, и чистое белье, – согласился Прокофий Климентьевич. – А вы что думаете по этому поводу, молодой человек? Обстановка, я понимаю, для вас не очень знакомая; вам привычней, когда вокруг «по фене ботают»… – старик снова закашлялся – надрывно, с болезненной гримасой на лице.
Александр заговорил со всей серьезностью:
– Думаю, что у каждой партии будет своя версия, отличная от кожиновской, зато согласная с собственной политической линией. Мнение майора-следователя – мое то есть мнение – в этой чехарде никого интересовать не будет.
– Ну, почему же, молодой человек? – не согласился старик. – Как раз к независимому и неопытному в политической «чехарде» человеку есть резон обратиться. От кого еще ждать в руки козырь?