Банда возвращается
Спрыгнувший человек тоже не удержался на ногах, он мягко перекатился по земле и тут же поднялся, готовый перейти в новую атаку.
Бондарович вскочил на ноги и провел прямой удар в голову и одновременно левой – в корпус, однако ни головы, ни корпуса не достал. Противник же в это время проводил умелую подсечку. Его ловкости можно было позавидовать.
Бондарович снова оказался на земле, проиграв третий раунд подряд.
Больше шансов ему, увы, не оставили: взломщик снова выхватил баллончик и выпустил прямо в лицо Бондаровичу полную дозу парализующего газа. Увернуться не удалось…
Александр очнулся через несколько минут с тяжелой головной болью, полностью дезориентированный. Потребовались еще несколько минут, чтобы, сидя на земле, собраться с мыслями и силами. Банда оглянулся и подобрал пистолет, – нападавший и не подумал прихватить с собой личное оружие Александра. Следовательно, в его цели входило только одно – избавиться от преследования.
Особых повреждений на теле не было.
Бондарович поднялся и, тяжело ступая, побрел домой. На седьмом этаже он постучал в квартиру соседей снизу. Почти сразу ему открыл испуганный мужчина.
Бондарович, напрягая память и все еще слыша гул в голове, с трудом вспомнил его имя:
– Милицию вызвали, Иван?
– Не догнал его? – ответил вопросом на вопрос мужчина.
– Нет… – соврал Александр, подавив мысль: «Как же, догнал… на свою голову».
Сосед расслабился:
– Не, милицию не вызывали, ждали тебя, я слышал, что ты за ним побежал.
– Что он у вас натворил?
Иван развел руками:
– Да ничего особого и не произошло: вышиб щеколду на балконе, пробежал по квартире, напугал, открыл замок и все. Только топот по лестнице, – сосед бросил взгляд на лестницу. – Он от тебя спрыгнул?
– Да, воришка мелкий. Я его врасплох застал…
– Что с тобой, ты плохо выглядишь? – забеспокоился сосед. – Переволновался?
– Немного газа из баллончика попало, пойду глаза промывать. Так будешь милицию вызывать?
– Не, мне завтра с утра в рейс. Да и что толку?.. У меня ж, вроде, все в порядке, – сосед через силу улыбнулся. – Жена выпила валерьянки и легла уже.
– Ну и хорошо, спокойной ночи, – Бондарович зашагал вверх по лестнице.
В прихожей на полу слабо шевелился кот. Голова его, как теперь разглядел Александр, лежала на черной лыжной шапочке. Присев над котом, Александр вытащил шапочку и сразу отнес ее в ванную и бросил в воду.
Картина нападения прояснялась: крупный полусиамский кот Филя всегда обладал завидными мужеством и отчаянностью. Хрипло завывая, он пошел в бой на врага, когда взломщик появился на пороге, а тот не нашел ничего лучше, чем схватить на полке первую попавшуюся вещь, прыснуть на нее из баллончика и прижать к морде кота. Можно было бы завтра отыскать этого умника по царапинам, но что толку.
Бондарович отнес боевого товарища, подававшего все новые признаки жизни, на кухню.
Кот замурлыкал, ощутив руки хозяина. Александр налил ему воды из-под крана, и кот стал жадно лакать ее. Хозяина тоже начала мучить жажда.
В комнате Бондарович осмотрел телефон. Так и есть, к схеме уже был присоединен «жучок», взломщик не успел только собрать аппарат и тихо удалиться из квартиры. Ему не хватило нескольких минут – тогда хозяин, вернувшись, ни о чем бы и не заподозрил. Разве что подивился бы вялости и чрезмерной жажде Фили.
Александр сложил куртку, засунул ее вместе с кепкой в полиэтиленовый пакет и полез под ДУШ.
«Я вовремя пришел».
* * *Виктория Макарова,
8 часов 20 минут утра,
24 марта 1996 года,
кабинет генерала Кожинова
Генерал выглядел очень измотанным. Припухшие веки, мешки под глазами… Спать, скорее всего, он не ложился вовсе. Он пил чай из большой полулитровой кружки, – пил как-то по-крестьянски: шумно отхлебывая и отдуваясь. Изредка вскидывал глаза на Викторию Макарову.
Виктории сесть не предложил.
Лейтенант Макарова докладывала:
– К отказу на участие в допросе Бондарович отнесся на удивление спокойно. Я отвезла его домой и побеседовала вместе с дедушкой…
– Действительно на удивление… Я предполагал, что он будет скандалить.
– Насколько я помню, он даже улыбнулся, когда я передала ему отказ.
– И что ты думаешь об этом майоре? – повел бровью генерал Кожинов.
– Очень собранный, опасный, рационально мыслящий человек, – чеканила слова Виктория. – При этом в какой-то степени идеалист, очень скептичен. Двойственная личность и именно поэтому труднопредсказуем, способен на творческий подход к делу. Если заглянуть к нему в личное дело, наверняка обнаружится, что майор Бондарович Александр Владимирович родился под знаком Близнецов…
Кожинов удовлетворенно хмыкнул:
– Тебе в отделе кадров работать, если научишься не только понимать, но и использовать людей. Кстати, знаешь, как работают лучшие кадровики?
– Как, товарищ генерал? – внешне Виктория не проявила особого интереса.
– Они вообще не смотрят на человека. Работают только с анкетой и личным делом. Сугубо формальный подход, своего рода структурализм. Они совершают на двадцать-тридцать процентов меньше ошибок, чем «психологи». Как думаешь, почему?
– Почему?
– Красивыми глазами не обманываются…
– Мне затребовать личное дело Бондаровича?
– Уже смотрели, – генерал шумно отхлебывал из кружки чай. – Кстати, ты права: он из Близнецов – июньский… – цепкая память Кожинова на даты была притчей во языцех. – Итак, ты говоришь, он труднопредсказуем?
– Как и все Близнецы…
Генерал на минуту задумался, потом выдал вердикт:
– Бондарович склонен к самостоятельным действиям и моральной оценке своих руководителей. Он способен выйти из-под контроля и действовать на свой страх и риск… Я вывожу его из этого дела, поскольку он может нам помешать.
Неожиданно для себя Макарова решила вступиться:
– Он лоялен по отношению к Президенту.
– Это не играет роли, – Кожинов бросил на собеседницу пристальный хмурый взгляд. – Больше с ним никаких контактов… Как здоровье Прокофия?..
– Более-менее… – Виктория пребывала в некоторой растерянности; она не могла понять логики Кожинова: то он хочет, чтобы она отодвинула Бондаровича на вторые роли, то вдруг запрещает всякие контакты с ним; но девушке была известна закономерность: если чего-либо не можешь понять, значит, не в достаточной мере владеешь информацией.
– Передавай привет старику. Я как-нибудь и сам соберусь позвонить ему…
Глава 5
Каждый сам за себя
Александр Бондарович,
9 часов утра,
24 марта 1996 года, анатомическое отделение четвертого госпиталя
Четвертый госпиталь, насколько знал Бондарович, обслуживал заслуженных пенсионеров-военных, старший офицерский состав, некоторые спецслужбы, военных спортсменов и тому подобный контингент. Однако, помимо элитных больных, он занимался еще особо сложными операциями по восстановлению и реабилитации тяжелых раненых еще со времен войны в Афганистане; делали здесь и косметические операции при ранениях в область лица.
Александр остановил машину недалеко от ворот. Вышел из салона, размялся. После вчерашнего бега по лестницам и поединка с таинственным взломщиком слегка побаливали мышцы. Кто-то однажды просветил его: оказывается, боль в мышцах – это от избытка молочной кислоты…
– Где у вас прозекторская? – спросил Бондарович на вахте четвертого госпиталя.
Солдатик, разглядев в удостоверении только погоны с большими звездами, не догадался спросить ни о каких полномочиях и только недоуменно переспросил:
– А что это?
– Морг. В просторечии, – открыто улыбнулся Банда. – Если хочешь, – мертвецкая, труперня… Некоторые предпочитают более ученое – анатомичка…
– A-а, вон там, – солдатик был явно восхищен столь глубокими познаниями этого незнакомого офицера, – направо за угол.
– Спасибо, – и Бондарович беспрепятственно прошел на территорию.
Подойдя к отдельно стоящему небольшому одноэтажному корпусу, в подвале которого размещалась мертвецкая, Бондарович спросил у курящего на лавочке вольнонаемного:
– Где патологоанатом?
– А, режет там, препарирует, – работник лениво махнул рукой в направлении двери, обнаружив для Бондаровича, что пьян уже с утра. – Режет в конце, где ж ему быть… Материал ему постоянно подкидывают…
Александр холодно кивнул ему и вошел в здание. И сразу оказался перед выбором. Две лестницы: одна – в четыре ступеньки – наверх, и другая – длинная-предлинная – в полутемный сырой подвал.
Само собой разумеется, надо было идти вниз.
Быстро спустившись по лестнице, Бондарович прошел длинный холодный коридор с крашенными зеленой краской стенами, заглядывая в двери, пока не нашел (и по дурному запаху тоже!) анатомический кабинет, в котором трудились над каким-то телом два человека в белых халатах и перчатках. Поверх халатов были надеты прозрачные полиэтиленовые фартуки. На фартуках и перчатках выделялись пятна крови.
– Здравствуйте, – не смущаясь присутствием на столе распластанного тела, подал голос Бондарович.
Старший повернул к нему голову:
– Что вы хотели?
– Мне нужен анатом, который производил вскрытие тела Смоленцева.
Врач поджал губы. Несколько секунд выдерживал паузу – отсекал скальпелем кусочек печени на экспертизу. Его ассистент тем временем наполнял пробирку содержимым желудка; судя по цвету содержимого, это было что-то типа винегрета…
Александру в голову пришла мысль: а не тело ли Смоленцева до сих пор на столе?.. У патологоанатомов ведь тоже бывают авралы; и говорят, что именно весной, – когда начинаются обострения многих заболеваний, и Смерть снимает свою очередную жатву…
Александр покосился на труп. Нет, это был не труп Смоленцева. Это было тело какого-то пожилого мужчины: седые волосы, глубокие залысины, круглое одутловатое лицо; через приоткрытый рот видны желтые прокуренные зубы…
У Банды дрогнуло сердце:
«Пора бросать курить…»
Старший врач наконец спросил:
– А кто вы?
Бондарович развернул удостоверение:
– Майор ФСБ Бондарович.
Врач мельком взглянул на фотографию.
– Вскрытие производил я, – спокойно сообщил он и для внушительности представился: – Полковник медицинской службы Пономарев Константин Яковлевич.
Запах из разрезанного желудка, понятное дело, шел не из приятных. У Банды от этого запаха даже зашумело в голове – нет, он никогда не смог бы привыкнуть к такой проклятой работе – работе патологоанатома. Это поистине незавидное дело – копаться во внутренностях мертвецов… Сколько бы за это дело ни платили. Лучше уж в мусорщики пойти… Винегрет… Вот уж не скоро теперь Бондарович заставит себя съесть винегрет…
Александр, совершив над собой усилие, заговорил о цели своего визита:
– Мне нужны результаты вскрытия.
Полковник-анатом посмотрел на Бондаровича с некоторым подозрением:
– Результаты экспертизы были вручены службе безопасности Президента еще в четыре часа утра. У нас на плечах сидели и не остывал телефон… Я, видите ли, провел за этой работой всю ночь и даже не знаю, когда смогу отдохнуть… – врач смотрел, как черно-зеленая желчь вытекает из разрезанного желчного пузыря. – А какое отношение вы имеете к этому расследованию?
В ход пошла справка, предусмотрительно полученная Бондаровичем прошлой ночью:
– Вот официальное свидетельство о том, что я вхожу в объединенную следственную группу по расследованию убийства Виктора Смоленцева.
Справку пришлось держать перед лицом врача в развернутом виде, так как руки его были измазаны в крови.
Вид растекающейся желчи мог смутить кого угодно. Александр чувствовал себя не лучшим образом, однако старался держаться. И держался молодцом – несмотря на некоторую бледность. У него даже не дрожали руки…
Справка произвела должное впечатление:
– Пойдемте в мой кабинет, там нет этого запаха и потеплее, – патологоанатом уже снимал резиновые перчатки. – Сергей, заверши с этим телом сам и сообщи мне, когда закончишь, а я подойду попозже, посмотрю.
Сергей кивнул; склонясь низко над трупом, он внимательно рассматривал петли кишечника…
Бондарович поспешно отвернулся: еще немного – и ему стало бы дурно…
В кабинете горели лампы дневного света и стоял мощный обогреватель. Впрочем, въедливый запах мертвечины чувствовался и здесь. Кажется, этот запах относился к разряду неистребимых. Александр подумал, что этот запах наверняка уже впитался в его одежду и пройдет немало времени, пока он выветрится… Нет, если бы не спешка, Александр ни за что не стал бы соваться в это неуютное здание – подождал бы возле вольнонаемного.
Врач сел за стол, включил настольную лампу – поскольку в кабинете было темновато. Предложил Бондаровичу располагаться на кушетке. Заглянул зачем-то в мусорную корзину:
– Наш экземпляр анатомического заключения сдан главному врачу и находится в его сейфе. Поэтому придется выполнить ряд формальностей, прежде чем вы сможете получить выписку из документа. Прежде всего придется подождать главврача, он сейчас на обходе, – патологоанатом развел руками. – А без главврача никак нельзя. При всем моем желании…
– Возможно, это и не понадобится, Константин Яковлевич. Если вы устно изложите мне свои выводы и ответите на некоторые вопросы, то официальную бумагу я позже возьму в службе охраны Президента. Так будет даже быстрее.
– Як вашим услугам.
Александр достал блокнот:
– Скажите, кто и когда доставил вам тело?
– Около восемнадцати часов вчера его привез дежурный врач из Кремля, с ребятами из охраны, конечно.
– С ними был кто-то из старших офицеров? – Бондарович черкнул пару строк.
– Да – Виктор Иванович, – в ответ на недоуменный взгляд Бондаровича врач добавил: – Полковник Карпик, заместитель Кожинова.
– А, понятно. Скажите, а вам уже прежде приходилось заниматься проведением анатомической экспертизы? То есть я имею в виду: это ваша специальность?
Врач откинулся на спинку стула:
– Сомневаетесь в моей квалификации?..
– Нет. Должно быть, я не так выразился… Мы всегда обращаемся к услугам института судебно-медицинской экспертизы, поэтому я ничего о вас и не знаю. Не сочтите за обиду.
– Понимаю вас. Так вот, у меня есть квалификация судмедэксперта высшей категории, ибо мне часто приходится выполнять эту работу для военной прокуратуры, – заявил патологоанатом не без гордости. – Да и вообще, вы могли слышать о репутации нашей клиники, многие операции и многие специалисты здесь уникальны…
– Вот оно что, я, к сожалению, понятия не имел, куда военная прокуратура возит свои трупы.
– К нам, к нам, – улыбнулся врач, – не сомневайтесь.
– Расскажите, пожалуйста, к каким выводам вы пришли относительно Смоленцева. Причина смерти, в первую очередь.
– К смерти могли привести два серьезных повреждения: удар твердым предметом в височную кость и повреждение шейных позвонков в результате выкручивания шеи слева вверх и направо. Обе травмы нанесены почти одновременно и невозможно установить, какая из них была первой.
– Как полагаете вы?
– Неожиданный удар тяжелой пепельницей в височную область – вот и все, – устало улыбнулся патологоанатом. – Это сделать относительно просто.
– А позвонки?
– Если вы поспешно вытаскиваете человека из кресла или из-за кресла за голову, то вполне можете свернуть ему шею. С живым человеком это проделать весьма непросто, нужны высокая квалификация и сила.
Александр еще записал пару строк:
– Какие-то иные повреждения есть?
Доктор припомнил:
– Гематома слева на подбородке; скорее всего, труп роняли на пол. Она не опасна; я хочу сказать – эта гематома не могла быть причиной смерти.
– Что-нибудь на руках: ссадины, содранная кожа под ногтями?
Патологоанатом уверенно покачал головой:
– Нет, ничего такого, что свидетельствовало бы о схватке.
– Присутствие алкоголя, ядов, наркотиков?
– Полная экспертиза по этим вопросам заняла бы целые недели. Но ничего явного нет.
– Хорошо, Константин Яковлевич, – Александр поднялся с кушетки, – теперь я хотел бы сам осмотреть тело и попутно, может быть, задать еще парочку вопросов. Я понимаю, что вы устали, но в интересах дела…
Врач-патологоанатом удивленно посмотрел на Бондаровича и улыбнулся:
– А вот это вам придется сделать без меня.
– Почему? – у Бондаровича снова появилось ощущение, что его обвели вокруг пальца.
– У меня нет желания ехать с вами в телецентр на Шаболовку. Тело забрали в семь утра, его вымыли, нарядили и увезли на телестудию для торжественного прощания. Будут цветы, речи, траурная музыка и все такое… Как обычно… Не знаю даже, как вы туда пробьетесь, чтобы отдать последний долг покойному. Народу там будет масса…
– Извините… – Бондарович направился к выходу в полной уверенности, что генерал Кожинов, а может, не только он, держит его за дурака.
* * *Виктория Макарова,
9 часов 30 минут утра,
24 марта 1996 года, кабинет Елены Монастырской
Виктория ожидала приема у Принцессы, – как за глаза называли в Кремле дочь Президента. Кличка эта была не слишком обидной; несколько тяжеловатая тридцатипятилетняя женщина обладала слишком здравым и конструктивным умом, чтобы обижаться; умела производить благоприятное впечатление на людей, была вежлива… Но многолетнее вращение в кругу высокой политики наложило на нее свой отпечаток, сделало неприступной и в какой-то мере даже высокомерной. Привычка к лести, готовность окружающих к лизоблюдству, корыстные интересы подчиненных, непрерывные интриги и предательства, – все это приучает дворцового человека мыслить особыми категориями, оттого он как бы начинает чувствовать на себе ореол некоей возвышенности и даже, пожалуй, божественности.
Уникальность Елены состояла в том, что в случае краха ее нельзя было «снять с должности»… дочери Президента. На этой «должности» она обречена была быть всегда.
После того, как «партия власти» потерпела сокрушительное поражение на выборах в Госдуму, а коммунисты и Жириновский за счет умелой пропаганды популистского характера сумели существенно расширить свое влияние, Президент с подозрением стал смотреть на чиновников от пропаганды. Оказалось, что к предвыборной кампании они относятся как к любому другому поручению: а именно, – формально. Столько-то листовок и столько-то статей, выступлений, разнарядка в регионы – и отчет о проделанной работе на стол.
Когда начала разворачиваться кампания по выборам Президента, ее стали вести в том же духе. Главу государства это, естественно, не устраивало.
Увидев в начале февраля цифры, свидетельствующие о необычайно низком рейтинге своей популярности, Президент совершил дальновидный и смелый шаг – поставил Принцессу во главе предвыборного штаба. Она обрела официальный статус и кабинет в Кремле, постоянные помещения для избирательного штаба в «Президент-отеле». Глава государства сказал ей буквально следующее: «С сегодняшнего дня ты занимаешься моими выборами».
Поначалу окружение Президента не восприняло это всерьез, но уже первые шаги Принцессы показали, что с ней надо считаться, а в атмосфере предвыборной кампании – вдвойне и втройне.
Выведение Попцова на вторые роли и приближающаяся его отставка произвели должное впечатление. Теперь Принцесса не была ходоком по кабинетам, она уже не стеснялась вызывать к себе высокопоставленных чиновников, и те послушно тянулись к ней на прием.
Следует сказать и то, что дело у нее сразу пошло на лад. Несколько недель усиленных консультаций с лучшими американскими специалистами по практике предвыборной борьбы и создании имиджа политического деятеля не прошли даром. Принцесса становилась специалистом, компенсируя недостаток опыта энтузиазмом, здравым смыслом и личным знанием сильных и слабых сторон отца.
Виктория получила от Кожинова задание взять официальные показания у Елены Монастырской по делу об убийстве. Генерал созвонился с Принцессой и договорился о том, что она примет сотрудника и даст необходимые официальные показания. Вследствие этого Виктория уже сорок минут невозмутимо сидела в приемной, по обыкновению не трогая журналов, не вступая ни с кем в разговоры. Время пустого ожидания она старалась использовать с толком: для активной умственной работы. Десятки или тысячи фактов и фактиков нужно было многократно прокрутить и перетасовать в мозгу, чтобы в результате аналитической работы эти кусочки сложились в правильную мозаику. Вот и сейчас Виктория в который уже раз переворачивала в голове все, что знала по делу Смоленцева…
– Проходи, Виктория, – из кабинета выглянул Борис Панкратов, личный референт-охранник Монастырской.
Человек он был не из приятных и не из порядочных, но верный до фанатизма. Это Виктория хорошо знала. В былые времена приходилось и схлестнуться с ним… Они взаимно не переваривали друг друга.
Виктория равнодушно прошла мимо него, на что он насмешливо скривился.
Она уловила запах: от него пахло чесноком. Боялся от кого-нибудь заразиться гриппом…
«Как только Елена терпит этот запах?»
– Садитесь, – указала Принцесса и многозначительно взглянула на напольные часы с курантами. – У вас есть десять минут, я очень занята.
Виктория тоже не любила тянуть кота за хвост:
– Я зафиксирую ваши показания, Елена Борисовна, но подписывать их пока не будем. Их просмотрит Наум Степанович и исключит моменты, которые могут произвести негативное впечатление…
– Что это значит? – высокомерно произнесла Принцесса. – Не может быть никаких негативных впечатлений.
Макарова кивнула на это замечание, то есть приняла к сведению, и задала первый вопрос:
– Почему в этот раз совещание проходило не в «Президент-отеле», где расположен избирательный штаб, а в ваших апартаментах в Кремле?
Последовала незаметная пауза.
Принцесса быстро собралась с мыслями. Она, как очень немногие женщины, умела оперативно взять себя в руки. Это качество весьма помогало ей в жизни:
– На совещание мог прийти Президент, поэтому было целесообразно всем встретиться здесь.
Виктория взяла тон деловой, но максимально приближенный к домашнему, доверительному:
– Президента интересовал ход дел в целом или какой-то конкретный вопрос?
– Это не касается сути дела, прошу вас экономить мое время, – резко парировала Елена; наверное, ее все еще раздражал разрыв с Викторией.
– Хорошо. Смоленцев задержался по вашему распоряжению?
– Да, по моей просьбе.
– Для чего?
– Мы должны были обсудить несколько вопросов относительно его телестанции «Молодежная», – Принцесса с озабоченным видом поглядывала на часы.
– Какие именно вопросы?
– Это касается предвыборной кампании, это совершенно секретно.
Виктория сказала мягко:
– Я напомню вам, что у нас не официальный протокол, мы сможем его скорректировать. В то же время вы выпускаете из виду, что мне известно содержание вопроса, который предполагалось обсудить…
– В чем дело? – встревожилась Елена, но через секунду сообразила, что имеет в виду Виктория. – Да, я вспомнила: по моему поручению вы ездили вчера утром к Смоленцеву и передавали ему на словах просьбу подготовить список материальных нужд телерадиостанции «Молодежная». Вы правы, именно этот вопрос предполагалось обсудить. Но какое это имеет значение?
Этот ее вопрос Виктория сочла риторическим:
– Когда вы встревожились его отсутствием, то снова встретили меня в коридоре и попросили отыскать Смоленцева. Вы были раздражены и сказали следующее: «Его ждет сам…» О какой персоне в Кремле вы можете отозваться в такой уважительной манере «сам»?
– Что значит «о какой персоне»? А о какой же еще, кроме как…
Виктория мягко улыбнулась:
– Я сформулирую вопрос в открытую: у Смоленцева предполагалась встреча не только с вами, но и с Президентом? И именно по этому вопросу?
С Принцессы слетел недавний гонор, женщина была явно растеряна.
– Я не понимаю, к чему вы клоните? – она нервно крутила в руках пресловутый кремлевский карандаш. – Да, вы правильно поняли ситуацию. У Виктора Смоленцева в тот вечер при некоторых обстоятельствах могла произойти аудиенция у Президента. Но что с того?
– Не волнуйтесь, Елена Борисовна. Дело в том, что нежелательно какое-либо дополнительное сближение имени убитого с вашим и тем более с именем Президента, – объяснила ситуацию Виктория. – Оппозиционная пресса и так усиленно муссирует старые сплетни, «МК» дал заголовок «Фаворит кремлевской принцессы убит возле ее кабинета».
– Вот так вот открытым текстом?
– Я процитировала.
– Какая гадость!.. – Елена закурила, что позволяла себе нечасто. – Вы-то, Виктория, прекрасно знаете, что…
Елена неловко замолчала.
Виктория продолжала тихим уютным голосом:
