
Банда возвращается
Виктория сама удивилась, какой ровный и спокойный у нее был голос:
– Вчера во время беседы с заместителем Смоленцева я узнала, что Смоленцев вел переговоры с директором «Экобанка» и Липкиным относительно перспектив развития телестудии. Сопоставив это со списком, который вручила мне Елена Монастырская, я предприняла попытку встречи с Липкиным, связавшись с ним через Зацепина.
У Кожинова было непроницаемое каменное лицо:
– Встреча произошла?
– Да. Только что…
– Результат?
Виктория достала из внутреннего кармана пиджака диктофон и, отсоединив проводок микрофона, положила диктофон перед генералом. Девушка отмотала пленку немного назад и нажала клавишу воспроизведения.
Зазвучал голос Липкина:
«…уровень тотальной слежки и информированности вашей службы. Поэтому мы считаем, что этого бедного педераста, так удачно подвернувшегося под руку, спровоцировали на драку со Смоленцевым, потом талантливого журналиста профессионально добили, а вину возложили на Глушко».
Виктория остановила воспроизведение, сказала:
– Они угрожают поднять немедленный шум, как только будет предъявлено официальное обвинение и они получат доступ к Глушко.
– Понятно. Тогда такой вопрос. На него надо ответить, – генерал посмотрел на девушку так пристально, словно взял под микроскоп. – Что с тобой происходит?
Виктория и не думала запираться:
– Я чувствую неладное.
– Ия это чувствую, – горько усмехнулся генерал.
– Мне не нравится вся эта история. Меня это настолько обеспокоило, что я предприняла некоторые самостоятельные шаги… Хотя понимала, что рискую, – возможно, откровенность в данной непростой ситуации была для Виктории единственным правильным выходом, и она интуитивно нашла его. – Я стала даже сомневаться, тем ли делом занимаюсь.
Откровенность ее впечатлила шефа:
– В переводе на русский язык, ты засомневалась во мне. Ты нашла уже ответы на свои вопросы?
– Нет, недостаточно информации. В основном, новые вопросы, – Виктория не прятала глаз. – Если не можешь принять решение, не надо с ним спешить; надо накапливать информацию – разве этому правилу не вы меня учили? – это она ловко ввернула Кожинову; оппонента удобнее всего охаживать его же оружием – это наиболее действенный из приемов.
Кожинов, разумеется, оценил ее тактику:
– Я не буду читать тебе мораль, – бесполезно. Через некоторое время ты все выяснишь для себя. Скажу только, что я прочил тебя на серьезную работу и не торопился. Полагаю, хорошо делал, что не торопился… Скажу больше, у талантливого и самостоятельно мыслящего специалиста бывают временами периоды кризиса. В какой-то степени это даже неизбежно, потому что он, находясь внизу, не видит общей картины. Ее должна заменять абсолютная вера своему начальнику. Если веры нет, то не стоит работать, – Кожинов, говоря все это, кажется, что-то уяснял и для себя. – Начальник вынужден иногда приносить в жертву своих людей, но они знают, что это абсолютно неизбежный риск. Особенно когда коллектив занимается серьезным делом… Ты знаешь, что снят с поста Министр обороны?
Виктория вскинула глаза:
– Нет, когда?
– Два часа назад. Кроме того, ты поговорила с Липкиным. И это в такой-то момент!.. Знаешь, сколько у меня… и у Президента… есть врагов, которые просто мечтают иметь твое фото? Я не внешние данные твои имею в виду и не поклонников. Представь, что тебя все-таки засняли в обществе с Липкиным. Представила?
Виктория отвела глаза и промолчала.
Кожинов смотрел на нее в упор:
– Думаешь, они не используют такое роскошное фото? Не представят факт встречи в выгодном себе свете? Тогда грош тебе цена, как специалисту…
– Я приняла меры предосторожности…
– Предполагаю. Наши ребята видели тебя…
– Уже это гарантия, что меня никто не заснял, – Виктория не упустила случая обратить минус в плюс.
– Ты должна осознавать, умница, в какую гущу попала, – он посмотрел на нее хмуро, из-под бровей. – Я могу сделать для тебя по старой дружбе только одно: Президент в скором времени начинает предвыборное турне, первый город – Ярославль. Ты сегодня же уезжаешь туда в командировку и проводишь комплекс предварительных мероприятий. Бригада приедет попозже, но многое ты сможешь сделать и сама, поучишь там местных… Я не хочу садить тебя под замок. Инструкции получишь у Карлика. Иди.
Оставив диктофон на столе, Виктория покинула кабинет шефа. Она была так взволнована, что даже забыла попрощаться…
* * *Наум Кожинов,
12 часов 15 минут дня,
25 марта 1996 года,
Кремль
Кожинов закончил прослушивать разговор Виктории и Липкина. Интересный, конечно, разговор…
Задумался, припомнил на первый взгляд незначительную деталь: Макарова, докладывая о наружной слежке, сказала, что Смоленцев встретился с «неизвестным мужчиной» и что пленка в лаборатории. В лаборатории…
Кожинов набрал номер технического отдела: – Это Кожинов. Мне – фототехника…
– Одну секунду…
Когда к телефону подошел фототехник, генерал спросил:
– Макарова брала у тебя что-нибудь в последние дни?
Последовала полусекундная пауза, которая совсем не понравилась Кожинову.
– Отвечать! – рявкнул генерал.
– Фотографию из брака, где Смоленцев и Липкин, – зачастил испуганный фототехник. – Но что здесь такого? Ведь все и так шло через нее…
– Не люблю я этого «ведь», – оборвал парня Кожинов. – Исключи его из своего лексикона… Подожди-ка…
Кожинов взял переговорное устройство:
– Всем постам: задержать Макарову, срочно доставить ко мне в кабинет в сопровождении.
Из переговорника прозвучал ответ:
– Контрольно-пропускной. Макарова покинула здание десять минут назад.
Генерал скрипнул зубами:
– Отбой.
Потом сказал трубку:
– Степан, зайди ко мне. По дороге вспомни все подробности визита Макаровой за фотографией.
Потом еще сделал звонок:
– Сухотин, принеси мне запись Принцессы, вчерашний день с девяти до одиннадцати.
– Сию минуту…
Генерал крикнул в дверь:
– Дежурный!
В дверях появился дежурный сотрудник:
– Я.
Кожинов буравил его злыми оловянными глазами:
– Отправься по всем секретаршам президентского корпуса и выясни, не забегала ли вчера около одиннадцати часов утра Макарова, чтобы снять ксерокопию с одиночного листика.
– Да, товарищ генерал, – дежурный смотрел на него преданными глазами.
– Это был список, без грифов, только подпись. Им за это ничего не будет. Быстро.
Через несколько минут, прослушав начало разговора Виктории и Елены Монастырской, Кожинов вытер обильно вспотевший лоб и вызвал к себе заместителя – полковника Карпика. Подумал: хорошо, что хоть один надежный человек есть под рукой.
Когда Карпик вошел, спросил его:
– Виктор Иванович, Макарова к тебе за инструкциями, конечно, не заходила?
Тот покачал головой:
– Она предпочитает выходить сразу на вас… Меня это задевает, конечно, но терплю…
Генерал все вытирал платочком пот со лба:
– Вот что, срочно группу на выезд с обыском квартиры Макаровой.
Карпик решил, что ослышался:
– С обыском?
– Я что?.. Изъясняюсь по-древнегречески?
У Карпика дрогнули щеки:
– Она живет у Орлова, своего деда. Сами понимаете, как обидим старика. А у него – связи…
– Да помню я! – сверкнул глазами генерал и повысил голос. – Обыск!.. – потом немного успокоился. – Кстати, о связях… Проверь все связи Макаровой, все окружение, все места, где она может залечь на дно.
– Вы хотите сказать, что птичка уже упорхнула?
– Именно так. Из-за чего же тогда весь этот сыр-бор?
– Как все быстро, однако…
Карпик спешно удалился.
Кожинов, вполголоса матерясь, снял трубку с особого аппарата правительственной связи. Тут же откликнулся дежурный офицер на коммутаторе.
Генерал, взяв себя в руки, нейтральным тоном сказал:
– Председателя ФСБ.
– Минутку…
Почти сразу же послышался знакомый голос главного фээсбэшника:
– Слушаю.
– Дмитрий Иванович, требуется серьезная помощь.
– А, Наум Степанович, – узнал председатель ФСБ, – для тебя – всегда рад. В чем проблема?
У Кожинова задергалось веко:
– Сам знаешь, какая у меня запарка. А тут еще сотрудница Макарова Виктория Васильевна скрылась двадцать минут назад с секретными документами. Я сейчас пошлю фотокарточку твоему техотделу и краткое досье, а ты уж прими меры по полной программе.
– Хорошо, Наум. Я смотрю, день чудес сегодня. Что, «крот» сидел?
– Не похоже, просто сбрендила девка. В зеленом возрасте такое изредка случается. Идеалы, знаешь… Но от этого мне не легче, натворит дел.
Фээсбэшник уточнил:
– А она из тех, кто может натворить?
– Считай, высококлассный специалист.
– Ну надо же!.. Хорошо, пересылай фото, я накачку дам. Куда она должна стремиться?
Кожинов секунду-другую поразмыслил:
– Она будет в городе и не исключено, что может попытаться связаться со средствами массовой информации. Знаешь, как это бывает?
– Понятно. У тебя все?
– Погоди, – в голове у Кожинова мелькнула догадка, – а где сегодня твой самостоятельный майор?
– Майор?
– Ну тот, который у меня работал?
– Бондарович? Сейчас проверю.
Через минуту ответ был готов:
– Алло, Наум Степанович, майор с утра в Лефортово занимается своими ворами. Я же его отстранил по твоей просьбе от дела Смоленцева.
– Ну, спасибо, а он точно в Лефортово? – Кожинов нервно теребил себе подбородок.
– Обижаешь, Наум, я позвонил Щербакову, потом в тюрьму… У майора своих дел невпроворот. Я думаю, он даже рад, что его отстранили.
– Значит, не дурак… Ну бывай!..
* * *Александр Бондарович,
час дня,
25 марта 1996 года,
камера для допросов в Лефортово
Александр дожидался, пока покормят заключенных, не желая зря досаждать Севе Могилеву, все равно обожрет кого-нибудь. Севу перевели за это время в общую камеру. Но он вряд ли от этого пострадал. Воровской авторитет в общей камере – то же, что у себя дома… Или в профилактории. Ему и место получше уступят – поближе к окну, подальше от параши; и шестерками сразу обзаведется, которые каждое его слово станут ловить, исполнять малейшее желание, прислуживать… Очень старая система, которая работает практически без сбоев…
Александр от нечего делать листал у дежурного офицера пачку «желтых» московских журналов вольного содержания, пока не натолкнулся на серию фотографий под заголовком: «Как отдыхают принцессы».
Он принялся рассматривать южные фотографии, где была запечатлена Елена Монастырская в компании с Виктором Смоленцевым. Однако не эти фигуры сейчас заинтересовали Бондаровича… Фотографии были мутные, видно, снимали издалека длиннофокусным объективом, отчего сбивалась резкость. Внимание Бондаровича привлекло женское лицо на заднем плане, – он отыскал фигурку этой женщины и на другом снимке. Сомнений быть не могло, Виктория Макарова сопровождала эту пару в поездке на курорт.
Открытие для Банды было не из приятных.
Вот тебе и лейтенант Макарова!
Она, оказывается, лицо приближенное. По крайней мере, была. До некоторых пор. А потом что произошло?.. Чем-то не угодила?.. Или конфликт?.. История знает много случаев, когда подчиненный начинает исподволь воздействовать на своего начальника. В силу разных причин: иногда просто потому, что оказывается умнее, или честолюбие покоя не дает, или узнает про своего начальника столько всего… что чувствует себя защищенным этим знанием и начинает накачивать права… Как бы то ни было, но какая-то собака между ними пробежала. И Макарова пошла на повышение. Или все-таки – понижение?.. В этом клубке было много нитей и много же концов. За какой тянуть – неискушенному в большой политике и в закулисной кремлевской возне Банде было непонятно. И не очень-то хотелось, подобно котенку, тыкаться мордочкой во все углы…
Александр помассировал глаза; они уставали в последнее время.
…Но девушка явно попала в беду, из которой самой ей не выбраться. И проницательный дед Виктории не поможет – разве что был бы он помоложе…
«Что за день, – подумалось Бондаровичу, – везде эта девчушка попадается, мистика какая-то. Если вечером тебя, друг сердечный, не застрелят, женись, старина! Хорошей семьи наследница… Интересно, через какие руки прошла эта квартира ее деда на Арбате».
Бондарович с трудом отвлекся от посторонних мыслей, когда к нему привели Могилевчука.
Авторитет заулыбался, будто встретил в каком-нибудь приятном месте старинного приятеля:
– Что ж ты меня, гражданин начальник, без нужды на нарах паришь? – с ходу начал Сева.
– Занят был, на то дело кинули, о котором мы с тобой по радио слышали.
– Во как, – уважительно оценил его вор. – Растешь, майор. И как, раскрыл?
Банда покачал головой:
– Еле ноги унес.
– Значит, с нами привычнее.
– Не поверишь, но по тебе я даже скучал, – язвительно усмехнулся Банда. – Я смотрю, ты уже здесь пообвыкся, подогрев получил, – Бондарович кивнул на пачку «Лаки Страйк», лежавшую на столе перед Севой.
– Угощайся, начальник, – радушно предложил тот; наверное, Сева чувствовал себя здесь скорее хозяином, нежели гостем. – Я на житье не жалуюсь, я все сдюжу и снова жить буду. А вот ты до старости дешевку курить будешь. От зарплаты до зарплаты копеечки считать…
Это была старая тема. Почти каждый вор ее поднимал перед Бондаровичем с того или иного конца.
– Не заводи волынку, – миролюбиво заметил майор, раскладывая документы на столе. – Переходи, голубчик, сразу ко второму действию.
Авторитет чувствовал себя независимо:
– Хорошо, начальник. Посоветовался я с корешами.
– С адвокатами, – уточнил Бондарович.
– Ис ними тоже. Так вот, порешили мы, что ты мне туфту заправляешь насчет того, как ты на меня круто наедешь и прижмешь.
Банда кивнул:
– Мысль ясна. Корешей мы отметаем априори, потому что они тебе передают с воли: «Сева, отдыхай спокойно, твоя доля в банке»… А сами в это время захватывают новые позиции. Логично?
– Говорить вы здесь умеете.
– Если бы было как-то иначе, я бы удивился… А вот насчет серьезных советчиков сейчас мы карты и раскинем.
– Сдавай, начальник.
Александр положил на стол тоненькую папочку:
– Пришли первые интересные сведения из Интерпола. Вот данные по СП под названием «Русско-Американское». Беспошлинный ввоз спиртных и табачных изделий, работает под крышей Кобзона и Кикалишвили. Япончик только наладил с ними хороший устойчивый контакт, как все вдруг сгорело…
Сева равнодушно хмыкнул:
– Моей доли там нет.
– Нет так нет, – Бондарович поднял другой листок, поглядывая краем глаза на Могилева. – Тогда «Ассоциация XXI век», тоже находится в Америке. Знаешь такую?
Сева прищурил глаза.
Банда улыбнулся:
– Правильно щуришься. Хреновые у нее дела. Низкосортная водка с чужими наклейками. Здесь тоже нет твоей доли?..
Сева Могилев, покуривая, хранил молчание.
Александр продолжал:
– Так вот, заводик в Нью-Йорке закрыт, товар арестован и тут, и там, и счета арестованы. Это я тебя, похоже, огорчил. Или все еще бодрое настроение?
– Ну, давай, огорчай дальше, – сделал глубокую затяжку Сева. – Может, и я тебя чем огорчу.
– Подкуп, угрозы, подначки, – однообразно мыслишь. По делу продолжать?
– Да.
Александр поднял третий листок:
– В Будапеште арестован счет предприятия «Атком», филиал в Вене.
– …мать! – произнес сквозь зубы Могилевчук.
Банда спокойным голосом продолжал:
– На счету – один и семь миллиона долларов. Это хвост от сделки по поставке оружия из Германии в Турцию. Ты не успел его спрятать. Интересно, много ли там твоих денег?
Сева играл желваками:
– Нисколько, теперь все ваши.
– Венгерские, – поправил Бондарович. – Поздновато их накрыли. Общая сумма сделки была восемнадцать миллионов. Но проблема для тебя не столько в потерянных деньгах, сколько в последствиях.
– Каких последствиях? – насторожился Могилевчук. – Ты о чем, начальник?
– Перекрыты старые каналы. Понятно, что твоими приятелями будут найдены новые. Или ты сомневаешься?
Сева молчал, делая частые нервные затяжки.
А Александр все закручивал гайку:
– Воровской ум – надо отдать ему должное – изворотлив и является частью финансовой системы мира. Но искать и организовывать новые каналы будешь не ты. А следовательно, и доли в них иметь уже не будешь… Никаких перспектив! Из-за решетки выйдешь – гол как сокол. Сто граммов купить будет не на что… – Банда вздохнул. – Не хотел бы я оказаться на твоем месте. Лучше уж буду от зарплаты до зарплаты свои копейки считать… Ну, что, будем переходить к третьей части балета? Или еще поворошим твои хреновые дела?
Сева загрустил:
– Что я буду иметь в гарантии? Если, конечно, гарантии возможны. И что от меня надо?
– Вот это уже деловой разговор, – Александр захлопнул папку. – Нужно от тебя, во-первых, влияние на ход событий.
– Каким образом?
– «Фирма» должна не поощрять, а даже примерно наказывать тех, кто оказывает помощь в террористических актах. Мотивация здесь простая и ясная: пользы от таких дел – ноль, а шуму много, менты звереют.
– Мы и так не приветствуем эти дела.
Банда закурил:
– Активнее будете «неприветствовать».
– Ты меня в «актив» не записывай, – обиженно поджал губы Могилевчук.
– А я тебя вообще не записываю, хотя мог бы поставить магнитофон, тихонько нажать на кнопку и шантажировать потом, как ты со мной торгуешься.
– Денег нет на технику? – пытался подколоть Сева. – Я дам. Не жадный…
Бондаровичу нравился разговор.
Вот это и называется «разработка объекта». Точнее, словесная ее часть: бесконечные беседы, в которых можно лишиться умения разговаривать нормально. Иногда такие беседы, сплошь состоящие из намеков, полунамеков, намеков прозрачных и не очень (даже если говорящие не прибегают к помощи пресловутой фени), вообще напоминают птичий язык – для человека непосвященного, разумеется. Но специалисты типа Банды в стихии таких бесед – как рыба в воде…
Сева с полной ответственностью предупредил:
– Учтите, что никаких подписок я давать не буду.
– Мы подписки уже много лет не берем. Нам порядок в городе нужен, а не твои каракули.
– Ас денег арест снимете?
Бондарович демонстративно подавил зевок:
– Напишешь в Венгрию, попросишь. Ты парень грамотный… Может, уважат твою просьбу?
Как и следовало ожидать, Могилевчук проглотил эту пилюлю и перескочил на следующий пункт:
– Я ничего не слышу о своих гарантиях.
– Об этом поговоришь в другой раз и не со мной.
– Правильно, майор – это не гарантия…
Допрос, или беседа, или еще точнее – взаимное обнюхивание длились еще несколько часов. К обоюдному удовлетворению.
Время от времени Бондарович, дабы стимульнуть процесс переговоров, открывал свою тоненькую папку и зачитывал новый документ. Конечно, если бы не эти бесценные листочки с информацией от Интерпола, Севу Могилевчука было бы не так просто разложить на лопатки. Он все же был крепкий орешек. Но именно потому, что Сева был орешек крепкий – очень уважаемый в своей среде авторитет, и к слову его братва, ох как прислушивалась, – ФСБ его и разрабатывала.
Наконец настала Александру пора ехать на назначенную встречу. Туда, где слушали Бирна… Александр все удивлялся. Цепкая память у Виктории, однако. В течение беседы с Могилевом Банда не раз взглядывал на часы. И вспоминал про приближающуюся встречу с Викторией. При этом всякий раз у него томительно замирало сердце – примерно как у девятнадцатилетнего юноши перед встречей с любимой девушкой. И эта собственная реакция тоже удивляла Александра. Он давно уже привык думать о себе как о достаточно заматеревшем и искушенном волке…
* * *Наум Кожинов,
6 часов 50 минут вечера,
25 марта 1996 года, в рабочем кабинете
Генерал прохаживался по кабинету в глубокой задумчивости. Было, что проанализировать. В деле тут и там торчали концы, которые требовалось как-то связать. Но Макарова какова!.. Он надеялся, очень надеялся на ее помощь; он видел хорошие перспективы для нее. А она не только «сошла с рельсов», но еще ему палки в колеса ставит…
Зазвонил телефон правительственной связи. Кожинов с неохотой взял трубку:
– Да.
– Послушай, Наум Степаныч, какую я для тебя пленку раскопал, – это звонил председатель ФСБ; он явно был доволен собой. – Что-то у меня фамилия Бондарович в голове вертелась после нашего с тобой разговора, дай, думаю, проверю, с кем он сегодня разговаривал.
Кожинов оживился:
– Так…
– Ну ты же знаешь, у нас аппараты на контроле…
Генерал Кожинов в нетерпении заерзал на стуле:
– Не тяни, Дмитрий Иванович.
– Половина десятого утра… Слушай…
В трубке после тихого щелчка зазвучали мужской и женский голоса. Молодые люди договаривались о встрече:
«Встретимся? Когда вы можете, после работы?»
«Ну, часов в семь. Если ты к тому времени уже закроешь свой ларек».
«Хорошо. Успеете добраться до этого, как его, ну, где Бирна слушали…»
«A-а, понял. Договорились».
«У меня жетончика больше нет, позвони дедушке, а?»
«Хорошо, что сказать?»
«У меня свободного дня не получилось, я к нему не смогу заехать. Вообще, если что, звони ему, у меня-то нет телефона, а он знает, как передать через знакомых»…
Отключив запись, председатель ФСБ довольно засмеялся:
– Ну, как, Наум, похоже на твою девицу?
– Совсем непохоже, Дмитрий Иванович, – в расстроенных чувствах ответил Кожинов. – Но очень похоже на кодовый язык. Спасибо тебе.
– Сочтемся. Ты с МВД связывался?
– Нет, не их полета птицы, не по зубам.
– Ну ладно! Тебе виднее, генерал…
Повесив трубку, Кожинов удивился еще раз. Что же это происходит, господа? Когда они успели снюхаться? Вот времена пошли! Вот молодежь – чтоб их!..
По внутреннему телефону генерал набрал номер своего заместителя:
– Карпик!
– Я, Наум Степанович.
– Кто у тебя за майором Бондаровичем приглядывает? Еще не снял наблюдение?
– Один момент…
После секундной паузы (верно, заглядывал в график) заместитель ответил:
– Рабчук на машине.
– Свяжи меня с ним.
Связь была подключена почти мгновенно. Сначала слышались какие-то помехи, треск; потом раздался бодрый голос:
– Рабчук на связи, товарищ генерал.
– Доложи обстановку.
– В шесть пятнадцать объект покинул Лефортово…
– Он один?
– Один, товарищ генерал…
– Дальше.
– Я сопровождаю его сейчас в районе Филей.
– Ну, и как он?
– Крутится; насколько я понимаю, – высматривает хвост. Мне его долго не удержать. При всем моем желании.
– Что? Красиво крутится?
– Да. Специалист.
– Будь аккуратен, это то самое. Знаешь, как работают ювелиры? Над каждым движением резца думают. Вот и ты думай над каждым своим движением. Понапрасну не дергайся…
– Да, понял.
Кожинов продолжал усталым голосом:
– В семь у него назначена встреча в каком-то условном месте «где Бирна слушали». Что это может быть?
Рабчук глубокомысленно заметил:
– Если слушали, то это музыка. Может быть, концертный комплекс на Горбушке?
– Подожди.
Генерал обратился в переговорное устройство:
– Внимание, все посты! Где в Москве можно было «Бирна послушать»? Предположительно, это музыкант.
Кто-то тут же отозвался:
– В парке Горбунова, товарищ генерал. Был там концерт Дэвида Бирна, я видел по телевизору.
Кожинов промокнул платочком лоб:
– Молодец! Смотри почаще!..
Рабчук отозвался:
– Ну, что, товарищ генерал?
– Ты слышал?
– Слышал.
– Действуй осторожно…
* * *Бондарович и Макарова,
7 часов вечера,
25 марта 1996 года,
кафе «Восточное» возле парка Горбунова
Бондарович время от времени внимательно посматривал в зеркало заднего вида, – всякое может быть.
«Вроде, чисто за спиной. Как знать, может, и пораньше надо было выехать, покружить по городу хорошенько… В двух-трех ситуациях отсечь предполагаемый хвост. Не собой ведь рискую…»
Место было назначено довольно неопределенное. Но иначе – как? Виктория, понятное дело, знала, что служебный телефон Бондаровича прослушивается. Поэтому осторожничала. Молодец!..
Александр крутился по переулкам, не забывая поглядывать в зеркальце.
«Ничего! Как-нибудь не разминемся… Она ведь тоже понимает, что место назначено неопределенно. Поэтому должна занять соответствующую позицию – с хорошим обзором… Надо еще для верности покружить вокруг парка… А может, подойти пешком к концертному комплексу? Впрочем, туда можно и подъехать через южные ворота».