– Не всё спектакль, – отвечала на это приятным задумчивым голосом Мэгги, глядя своими сияющими глазами то на меня, то куда-то вдаль. – Если бы это было так, то это было бы для нас только игрой, которая не продолжалась бы столько, сколько продолжалась…
– Будь это только игрой, мы бы чувствовали себя идиотами, – заверил Тед.
– Но тогда… почему вы решили…
Пока я думал над продолжением фразы, Тед меня опередил:
– Почему мы решили выйти на поверхность? Рассекретить себя и свою деятельность перед всем обществом, чем вполне можно нанести ущерб своему здоровью?..
– Как я уже говорил вам, Вилл, таково распоряжение Академии. Парк должен быть закрыт – по той простой причине, что вещи, которые происходят в нём и вокруг него, всё больше оборачиваются во вред обществу. Уж, простите за академичность, – сказал Уилл.
– Люди в большинстве своём не готовы к тому, чтобы таинственные явления настолько плотно вошли в их жизнь, что потеснили собой, например, телевидение. Поэтому в данном случае вполне можно ожидать волны массового безумия, сектантства, проповедей апокалипсиса и прочего, – сказал Мэл. – И в то же время… чудо не исчезнет для тех, кто способен его замечать. У него есть одна особенность – оно никогда не бывает слишком явным и всякий раз оставляет нам возможность усомниться в нём.
– Но как же ваша безопасность? Вы только что сами об этом сказали. Ведь обязательно найдутся люди, чья вера в результате ваших признаний пострадает, или – ещё лучше – чьи иллюзии, ставшие неотъемлемой частью жизни, рухнут. Что если кто-то из них захочет, скажем, отомстить вам?.. – остро поставил я вопрос.
– Нельзя быть полностью застрахованным от этого. Но мы должны… просто рассказать людям нашу историю, – отвечал Тед.
– К тому же, не забывайте, Вилл, наши действия были согласованы с Верховной Академией, вследствие чего мы находимся под её опекой, – обнадеживающе прозвучало из уст Уилла.
– Не знаю, многих ли это приободрит, но в планы Академии входит возведение на месте Вильского парка грандиозного музея его истории, – сказал Алан.
– Свято место пустым не бывает, верно, дружок? – прокомментировал своему питомцу Ален, и затем немного пофантазировал на эту тему: – хотя, знаешь, если музей и вправду построят, ты точно увидишь себя среди его главных экспонатов. А рядом с твоим изображением будет надпись: «Уроженец Далмакских Аллей, паук-экстрасенс по имени Антуан не только имел отношение к некоторым таинственным явлениям, но и сыграл важную роль в Вильской истории».
Посмотрев на него с улыбкой, Мэл сказал:
– Лично мне эти перемены кажутся вполне естественными. И… мы не сделали ничего такого, за что нас можно осуждать. Пусть придётся разрушить чьи-то иллюзии, но, уверен, есть немало людей, которым наше искусство помогло в жизни, и они в любом случае будут нам благодарны.
У меня было ещё несколько вопросов к этим людям, но, подумав, я решил задать только один:
– Для чего вам нужен я? Уилл, ведь вы привели меня сюда не для того, чтобы я первым узнал всё это?..
– Я познакомил вас с моими друзьями, и сделал это, разумеется, не только ради знакомства. Скоро вы поймёте это без моих объяснений. Но теперь хочу познакомить вас ещё кое с кем…
Человек, которого имел в виду Уилл, уже присутствовал в студии, – стоял в нескольких шагах от меня. Среднего роста, плотного телосложения, он был одет в простой тёмный костюм… в руке чёрная фетровая шляпа, на ногах лёгкая и мягкая обувь, позволяющая ходить беззвучно. Его внешность можно было бы назвать скромной, или даже заурядной, если бы при встрече с ним взглядом она не утрачивала всякое значение. Скажу лишь одно: я не был им загипнотизирован, но при этом с первой минуты нашего знакомства чувствовал, что целиком и полностью доверяю ему.
– Ещё один мой друг, мистер Винер Степс… Много лет он прожил в Далмаке, но вот наконец-то вернулся в родной город! Ранее преподавал в школе и был весьма популярен среди её учеников, а ныне больше известен, как экстрасенс. Мистер Винер уже довольно долгое время ничего не говорит, так что отнеситесь спокойно к его молчанию. Мистер Вильгельм Гальпурге… дружит со словом, любит рассказывать разные необычные истории, – представил нас друг другу Уилл, после чего сразу же произнёс напутствие: – Сейчас вы вместе покинете эту студию. Всё, что вам нужно, это следовать за ним. Просто следуйте за ним, Вил.
Глава 2
Тайна
Я не представлял, куда и зачем мы идём, но мне и не обязательно было это знать. Спрашивать о чём-либо у мистера Винера мне не хотелось, да и было совершенно излишне. Единственное, что вызывало у меня вопрос, это то обстоятельство, что мистер Винер уже несколько лет ничего не говорит. Кого-то мне это напоминало…
Пройдя извилистую аллею, мы вышли на открытое место, небо над которым было усеяно звёздами. Перед нами ширилось футбольное поле (упомянутое мной в первом рассказе). Пару лет назад его всё равно, что не было, а сейчас оно выглядит ухоженным, как когда-то, очень давно… Мы остановились. Это было невероятно, но вдруг от нахлынувших на меня чувств я стал произносить мысли вслух, что очень редко делал даже в присутствии близких мне людей:
– В детстве мы с ребятами играли здесь в футбол…
И как только произнёс это, взгляд мой наткнулся на футбольный мяч, лежащий возле кромки поля. Невозможно было не улыбнуться, – равно, как и сдержать слёзы. А в следующее мгновение мяч взвился в воздух, – одновременно с этим послышались задорные крики ребят… «Твой, Вил!!! Лови!!! – громко и отчётливо, точно из реальности, донеслось до меня.
– Чаще всего я играл в воротах. И, кажется, теперь понимаю, почему. Вратарь – игрок, который сосредоточен в одной точке поля, он наиболее определёнен среди всех игроков. Символ защищённости, надёжности… это был мой выбор не только в игре, но и в жизни… впрочем, не столько, наверное, выбор, сколько данность.
Затем я посмотрел чуть левее, в направлении делового центра. Высокое, округлое здание, расположенное на бывшей парковой территории… почему-то оно напомнило мне севший на мель корабль.
– Когда-то там были деревья, целый сад… Три года назад я проходил мимо этого здания и… примерно, на этом месте, где мы сейчас стоим, увидел россыпь драгоценных камней… Так вот, почему мы пришли сюда!
Наверное, эта мысль, должна была меня вдохновить, но она только вызвала во мне тревогу. Тело моё задрожало как от холода.
– Но… что это означало? И что это может означать теперь? Мистер Минрой и его друзья от меня, наверняка, чего-то ждут. Но что в этой истории от меня может зависеть? Впрочем, слишком много вопросов… Простите, это от волнения. Порой со мною так случается: я вдруг теряю уверенность, становлюсь растерянным, подавленным.
Я боялся, что своим затянувшимся монологом начинаю надоедать мистеру Винеру, но он… он только слушал. Его присутствие давало мне ощущение внутренней свободы. Он был необыкновенным слушателем. И достаточно было одного его взгляда, чтобы ко мне вернулось спокойствие и оптимизм.
А потом произошло следующее: мистер Винер подошёл к тому месту, где лежал мяч; сделав короткий разбег, он ударил по нему, ударил с такой силой и одновременно с такой лёгкостью… Мяч пролетел через всё поле и опустился в угол ворот. Со стороны такое действие выглядело бы вполне обычным, но посредством его я получил нечто даже большее, чем ответ на свой вопрос.
Мысленно простившись с мистером Винером, я вышел на середину поля. Лёг на газон и погрузился в воспоминания.
Наша команда принимала участие в городской олимпиаде. Шла последняя минута решающей встречи. Мы проигрывали со счётом 3:2. По мнению наблюдателей, это был лучший результат, которого мы могли добиться, так как наш соперник являлся общепризнанным фаворитом турнира. Кое-как отстояв свои ворота во время очередного штурма, мы пошли вперёд, именно пошли, потому что сил, чтобы бежать, ни у кого уже не было. Но заметно подустал и соперник, вложив максимум сил в атаку, которая так и не завершилась голом, на последних секундах позволил себе расслабиться, потерял концентрацию, – оно и понятно, ведь игра уже была сыграна. Всё случилось спонтанно. Защитник отпасовал мяч мне, а я вдруг – без тени сомнения в своём действии – нанёс удар по воротам. Мяч оказался в сетке. 3:3. Это была ничья, в которую никто не верил, и, возможно, наша лучшая игра за всё время! Товарищи по команде качали меня на руках, подбрасывали в воздух. Гол, забитый вратарём из-за центральной линии поля, стал легендарным; его вспоминают по сей день.
Однако, я лишь заменял основного голкипера команды, поэтому, а также по ряду других причин, в дальнейшем принимать участие в турнирных играх мне не довелось.
Но как мистер Винер, который относится к иному поколению (он на восемь лет меня старше), мог это узнать? Едва ли его действие и случай из моего детства были простым совпадением.
Мысли и воспоминания о давних событиях сменились мыслями о совсем недавнем, ещё уходящем прошлом. Лицо мистера Минроя, лица его друзей… я влюбился в них с первой секунды… очаровательные и незабываемые взгляды и улыбки Сьюзен и Мэгги… как легко раствориться в них… я не знал (как мог не знать я!) прежде этого упоения.
Но вот я снова один, стою посреди поля под мириадами звёзд, вокруг меня царит непередаваемое безмолвие. И возникает чувство, будто игра только-только закончилась, но все её участники и наблюдатели исчезли в один миг, то есть разошлись много лет назад. «По его мнению, вы один из немногих, кто может пролить свет на то, что происходит в вашем заброшенном парке», – вкрался в тишину голос Уилла. «Не думайте, будто я передаю поручение…» Уилл не лукавил. Мне действительно не нужно ничего делать. Ведь я могу просто… просто окунуться с головой в эту тайну.
И я побрёл по парку в обратном направлении, отчётливо сознавая, что нахожусь в состоянии сна.
Высоко – так высоко, как никогда – тянулась надо мной пышная растительная галерея (в то время как низ её был совершенно не виден). Разглядывая её, сквозь паутину ветвей я различил тонкие извилистые стволы, но величественные кроны надёжно скрывались то ли во мгле, то ли в ночном небе. Картина казалась странной, нереальной, и вызывала во мне тихое очарование и задумчивость. Для того, чтобы увидеть больше, мне нужно было оторваться от земли. Я попробовал это сделать, и у меня легко получилось. Восхищаясь красотой и величием деревьев, я плавно поднимался всё выше. Но в результате упёрся во что-то невидимое. Я подумал, что это предел, выше которого мне не суждено подняться. Но почему предел? Что это значит? Прислушавшись к своим ощущениям, нашёл ответ. Полдня меня преследовало чувство, что таинственный Вильский парк, который я знал и который вдохновлял меня долгие годы, превращается в своего рода театр; по крайней мере, с завтрашнего дня большинство людей начнёт воспринимать его именно так. И тогда… тогда эта волшебная аллея – не настоящая, она тянется вовсе не под открытым небом, а в помещении (наподобие того, в котором работают мистер Минрой и его компания), пусть огромном и уподобленном внешнему миру, но всё-таки замкнутом. Однако я не мог доверять этому навязчивому чувству, правда о заброшенном парке должна была заключаться в чём-то другом. А если так, то мне ещё предстоит её найти.
Я полетел вперёд.
Небо расчищалось, кое-где уже виднелись звёзды и вершины деревьев. Только последние почему-то были укрыты чёрной плёнкой, вернее укрыты были до недавнего времени, а теперь увешаны её обрывками, потому что ветер как раз срывал её с них. Я наблюдал за тем, как она, точно некая живая сила, медленно падает, распрямляясь и цепляясь за ветки. – Может быть, это и есть тьма, которую я только что видел над собой? И, может быть, она вовсе не уходит, а перемещается вниз? Что будет, когда я не смогу больше лететь и опущусь в неё? Эти мысли вызывали во мне чувство тревоги, делали ощутимыми некие внутренние границы. Однако, несмотря на это, моё намерение не угасало, вело меня дальше.
И вскоре всё изменилось (как снаружи, так и внутри меня), просто и настолько, что я решил, что из сна перенёсся в некую иную реальность, где, как подсказывало чувство, мне предстояло встретиться с чем-то глубинным и совершенно неожиданным.
В жарких тонах лета посреди пышной зелени бежала подо мной узкая просёлочная дорога. Из аллеи, которая была совсем не похожа на парковую, она вела в плодовый сад. Как только я оказался над ним, какая-то сила поманила меня вниз. Там, под яблоневым деревом я увидел старика – такого, которого можно увидеть разве что в сказке – с очень трогательной внешностью, миниатюрного роста и телосложения. Рядом с ним стояла корзинка, полная наливных яблок. Он смотрел на меня благосклонным, пронизывающим до глубины души взглядом, смотрел так, будто хорошо знал меня и ждал. С чувством благоговения я остановился перед ним и преклонил голову. В этот момент у меня непроизвольно полились слёзы – и радости и горечи одновременно – я понял, что в жизни для меня нет ничего важнее, чем его присутствие, – как часто я в нём нуждался и пытался заменить чем-то другим! Понял и то, что силы и богатства слова недостаточно для общения с этим человеком.
– Вильгельм! – поприветствовал меня он, – и моё имя прозвучало столь осмысленно, будто оно было не одним словом, а целым текстом. После чего заговорил со мной на неизвестном языке.
Язык этот был причудлив и трогателен, и как-то даже сочетался с его внешностью. Это было странно: я не понимал ни единого слова, но зато понимал значение предложений. Читатель спросит, как такое может быть? Я понимал их на уровне воспоминаний-ощущений, которые они во мне вызывали, то есть, предполагаю, их смысл в том и заключался, чтобы их вызывать. Пока старик говорил, я вспоминал и переживал какие-то моменты своей жизни, в которые ощущал его присутствие, моменты – из раннего детства, и будь то бы из снов или иной жизни, – которые до сего времени были забыты мной.
На всякую мою мысль у него был вкрадчивый мысленный ответ, пожалуй, даже более, чем определённый, ибо ответом была сама доброжелательность. Впрочем, отчётливо помню, как сказал ему:
– Я вижу сны, но хочу увидеть реальность, если, конечно, вообще возможно выйти за границы наших представлений, если нечто существует вне этих границ…
– Вот реальность, – моим языком сказал на это старик.
Тут же сад исчез, а пред моим взором возникла пустота, такая, в которой не было абсолютно никого и ничего.