
Стена
Звезды – они не для всех. Все смотрят на звезды, но не тянутся к ним. Большинство возвращается, не в силах уйти от начала. Люди кружат, словно тяжелый шарик на веревочке вокруг одной точки. Круг за кругом, круг за кругом. Их новизна возникает от забвения. Но новизна возникнет и от полета вдаль…
***
Провал при поступлении в аспирантуру чуть не настиг Алика на экзамене по журналистике. Чтобы произвести хорошее впечатление на ректора института Пифагорова, влюбленного в собственные книги так, что аспиранты и поступающие страшились не процитировать его, Алик приобрел его самую популярную книгу и попросил дарственную надпись.
«Он, несомненно, обрадуется моему интересу и будет благосклонен на экзамене», – примерно так рассуждал Алик.
Пифагоров окатил Алика пренебрежительным взором и черкнул:
«Самому деятельному журналисту маленького нефтяного города».
Алик, сказав «спасибо», исчез…
Три балла ему кинули за прошлые или будущие заслуги. Но это была единственная неприятность на экзаменах, включая и кандидатский минимум, который в течение следующих трех лет Алик сдал на «отлично» по системе Добряковой.
Возможностей познакомиться с умнейшими людьми и послушать их, у Алика появилось множество. И каждая возможность была очень индивидуальна и притягательна. Лягушка в мире болот маленького нефтяного города может и знает о мире не меньше человека, но сказать не может, а профессора могли и говорили…
***
Приезжать в Москву и слушать лекции Алику понравилось. Они завораживали его, окрыляли. После многих лет владения его мозгом телевидением и кино, он ощутил радость от вдумчивого давно забытого чтения. Алик ощутил, как память, отвыкшая от учебы, привыкшая к телевизионной картинке, отказывается принимать письменный текст, и ее приходилось заново тренировать…
Невероятно длинные списки литературы ждали его. Кладезь знаний оказалась настолько глубока, что в основном умершие учили живых. Живые не способны познать вечность за короткую жизнь. Человек стал узким, как нож. Он врезается в ничтожную часть бытия и радуется тому, что удается слизать с лезвия.
Мошенничество на продажу

«Казнокрадство, что добыча меда: пчелы могут ужалить, но меда хочется снова и снова»
Метро «Спортивная», как центр торговли фальшивыми квитанциями за проживание в гостиницах, знали по всей России. Но этот центр, как ни удивительно, не уничтожали ни московская милиция, ни московские журналисты, даже снискавшие лавры правдорубов.
Впервые о «Спортивной» Алик услышал еще в маленьком нефтяном городе, а получил подтверждение в гостинице института, где с деланным простодушием поинтересовался:
– Где здесь продают чеки на гостиницы? Жизнь в Москве дорога, надо облегчить.
– Все едут на «Спортивную», – порекомендовала комендантша, с которой Алик наладил хорошие приятельские отношения, поскольку всегда занимал одноместный номер и никогда не просил скидки, полагавшейся аспирантам.
Десять лет назад квитанции за проживание в гостинице покупались у администратора этой гостиницы. Как найти торговцев подделками на рынке, которые, по пониманию Алика, торговали этим товаром тайно, он не представлял. Но, коль люди едут и покупают, то почему бы не попробовать…
Тоннель, выводящий к свету, блестел тусклым огнем фонарей, проплывавших мимо эскалатора. Алик оглянулся. Притуплявшая его мысли замогильная дыра скоростного транспорта удалялась. Он перевел взгляд наверх и ощутил себя каплей оживающего фонтана.
«Человек циклически приближается к смерти и в каждый из жизненных спадов предоставляет шанс умереть. Иногда волны жизни частят, иногда их ход замедляется, но в любом случае движение идет от идеального, здорового тела и духа к его полной противоположности: болезни и смерти или обобщенно – победы неприемлемых убеждений. Тогда отсутствие неприемлемых убеждений – есть свойство идеальной жизни. Радуйтесь всему и будете счастливы…»
Симптомы счастливого состояния встретили Алика уже на выходе: неработающие турникеты с наклеенными на них надписями: «крах цен». За ними дергались, выпуская людей, прозрачно-истрепанные двери. Железобетонная крыша на желтых высотных столбах прикрывала выход из метро, а передвижные изгороди серого цвета, сваренные из трубы и прутьев, перекрывали ненужные направления, как это обычно делают на скотофермах для направления животных туда, куда надо.
На участке, свободном от пешеходов, Алик осмотрелся. За стелой с красной буквой «М» синели ряды биотуалетов. Такие же ряды располагались напротив. От биотуалетов к стадиону шла дорога, на которой теснились торговцы.
«Ну и где тут искать?» – подумал он и в растерянности взглянул в направлении гостиницы «Юность», где по логике, и должны были стоять спекулянты квитанциями, но вплоть до входа в гостиницу, никого не было. Алик прошелся вдоль входа в метро, обдумывая ситуацию, как услышал:
– Накладные, чеки, квитанции на гостиницы!!! Накладные, чеки, квитанции на гостиницы!!!..
Мощный женский голос звучал бодро и зычно, как в базарных сценах про революционные времена. Алик удивленно остановился.
***
С подобной реальностью Алик встречался и в маленьком нефтяном городе. Как-то при поездке в такси он услышал любопытный диалог между диспетчером и водителем.
– Кому девяносто второй нужен? – женским голосом прокричала рация.
– Нужен, шестому, а почем? – поинтересовался таксист.
Оказалось – на треть дешевле, чем на заправке. «Кто-то получил на предприятии и слил из бака, – понял Алик. – Краденое топливо. Вот тебе и подработка».
– Куда подъехать? – спросил водитель.
– Ленина девяносто два, четвертый…
***
Посреди столичной улицы, у метро, стояли две крепкие веселые женщины. На их грудях висели удерживаемые веревкой, переброшенной через шею, картонные таблички с надписью: «Квитанции на гостиницы, накладные, чеки».
– Мне бы квитанцию, – неуверенно попросил Алик.
– Подходите вон туда, – сказала одна из женщин и махнула рукой в направлении автоматов, оклеенных рекламой «прием алюминиевых банок, бутылок», «город побеждает», с торца которых, возле черного фигурного заборчика, стояли люди.
Алик подошел и спросил ближайшего мужчину:
– Вы последний?
– Да, – ответил тот и отвернулся.
– Если будут спрашивать, скажите, что я за вами, – попросил Алик и пошел к началу очереди.
Там работали два молодых парня, одетые по моде гопников. Первый из них оформлял и печатал чеки на кассовом аппарате, второй, низкорослый и энергичный, выяснял потребности клиентов и готовил заказ.
– Вам счета из какой гостиницы? – спросил второй у молодой женщины.
– Нужно гостиницу в Сочи, – попросила женщина.
– В Сочи могу сделать только одну, на другие гостиницы нет квитанций, – ответил второй.
– Хорошо, – согласилась женщина.
– Проходите на изготовление чека, – сказал второй и махнул в сторону первого.
Подобного размаха Алик не ожидал. Почти в центре Москвы отрыто торговали счетами на проживание в гостиницах не только Москвы, но и других городов России. Это был не просто базар, а супермаркет.
– Вам что? – спросил второй у очередного мужчины.
– Мне нужно чеки на покупки в магазине, – объяснил мужчина. – Можете сделать?
– Нет проблем, сейчас сделаем. А пока вставайте в очередь на чеки. Все объясняйте подробнее. А вам что? – спросил второй Алика, который от восхищения и боязни обнаружить свое любопытство замер.
– Мне надо документы на проживание в Измайловском комплексе, можете? – спросил он.
– Да это самое простое, – ответил второй.
– А сколько стоит? – спросил Алик.
– Десять процентов от стоимости счета.
Алик вернулся в очередь. Обслуживали быстро. Вскоре Алик оказался у первого.
– Какое время прибытия в гостиницу пробивать? – спросил первый.
– Что? – не понял Алик.
– На чеке пробивается время, когда вы заселяетесь, – объяснил первый. – Посчитайте, когда вы могли быть в гостинице, когда вам удобнее?
– Из аэропорта примерно часа полтора добираться, – вслух рассудил Алик – Ставьте двадцать один час с минутами.
– Сколько за сутки хотите? – спросил первый.
– А сколько говорят обычно? – в свою очередь спросил Алик.
– Все по-разному, – ответил первый.
– Давайте три с половиной тысячи, – Алик решил не искушать судьбу и предложить реальную цену.
Кассовый аппарат загудел, и из него выползла испещренная знаками чековая полоска. Первый передал ее Алику. Второй протянул пустой бланк Измайловского гостиничного комплекса.
– А как заполнять? – спросил Алик.
Второй протянул хорошо отпечатанный образец.
– А, если испорчу бланк? – спросил Алик.
– Пустой бланк – плюс сто рублей, – проинформировал второй.
– Давай, – согласился Алик…
Камуфлеты беспамятства

«Память о прошлом в век телевидения кончается с новым выпуском новостей»
Одна мать дожила до возраста бабки и принялась страдать потерей памяти. Воспользовавшись этим недугом, окружило ее разное отребье, вроде алкоголиков, разворовывавшее в ее квартире деньги и съестное. Но мать, ставшая бабкой, была не из простых пенсионерок, у которых можно было вынести все и за один раз.
Ее сын жил на Крайнем Севере и регулярно присылал ей то деньги, то продукты на радость бабке-матери и алкоголикам.
Но как-то сын приехал не на час-другой проездом, а на несколько дней, и первое, что он услышал от матери, стоя на пороге перед открытой дверью:
– А ты кто такой?
– Да я ж сын твой, – ответил он.
– Паспорт покажи, – не поверила мать, ставшая бабкой.
Сын протянул паспорт. Мать посмотрела в документ, прочитала фамилию, заплакала и впустила его в квартиру, оправдываясь на ходу:
– Совсем плохая я стала, сынок, проходи, располагайся.
Сын бросил сумку в коридоре и по устоявшейся привычке побежал по магазинам, понимая, что в доме матери, ставшей бабкой, перекусить особо нечего. Он заполнил продуктами пустующий холодильник, а вечером уехал к другу, где и заночевал.
Приехав к матери на следующий день, он открыл холодильник, но нашел его абсолютно пустым.
– Мама, а где продукты, которые я купил? – удивился он.
– Так, когда бы ты их купил, если только приехал? – удивилась в свою очередь бабка-мать.
«Либо кто-то взял, либо кому-то отдала», – понял сын, а вскоре его посетило и еще одно открытие…
В этом городе по телевидению часто транслировали службу из местной церкви, и его мать не пропускала ни единой такой программы. Она подвязывала платок, становилась возле экрана и крестилась, как будто действительно стояла в церкви, а по окончании службы давала пожертвования церкви, укладывая деньги возле телевизора. В этот момент в комнату вошел сын.
– Мама, ты думаешь, оттуда рука высунется и заберет эти деньги? – с ухмылкой спросил он.
– А что ты думаешь, сынок, каждый раз забирают, я оставляю, а они забирают, – ответила бабка-мать.
«Где алкоголики?» – спросит читатель. А сын так и не встретил. Один из них жил на той же лестничной площадке и следил…
***
Яркая привлекательность небесных иллюзий всегда опасна для ног. Забывая телесные потребности, сам превращаешься в воспоминание. Приятные новости, исходящие из неизвестности, – часто – сладостный туман перед пропастью. Даже день, скрывающий беззвездное небо, обманчив как самая темная ночь. Можно ли надеяться отыскать истину, когда сама природа скрадывает ее?
Считается, что истина приходит с рассветом, а к вечеру утрачивает свою яркость. Но бесконечное чередование рассветов приводит к мимолетности истины: каждый новый рассвет отличается от предыдущего, и истина становится похожа на бесконечную Вавилонскую башню. На любом уровне – очарование. Поэтому время истины – мгновенье – между подъемом и спуском, но вечность – для остановившегося. Надо либо обкрадывать время или время будет обкрадывать нас.
Притча об обманутом герое

«Камню нет нужды отвечать ударом на удар, твердость не отвечает»
Жил-был богатырь, лучший воин всех времен и народов. Он один стоил целой армии, потому что владел всеми известными и неизвестными людям приемами обращения с мечом, а тело его было закалено во многих битвах, сильно, невероятно подвижно и гибко настолько, что стало неуязвимым для любого оружия. Желал он создать царство справедливости. И разбудил он этим желанием демонов, которые разбили свой военный лагерь возле войска богатыря, но не спешили нападать, а, демонстрируя дружеские намерения, шли на переговоры.
Богатырь тоже не желал первым начинать кровопролитие, поскольку это противоречило его стремлению к справедливости. Он пошел на сохранение шаткого мира, думая, что его сила и его войско способны в любой момент уничтожить любого врага. Он мило общался с предводителем демонов, демонстрировал ему свое умение обращаться с оружием, думая напугать врага, но демон на то и демон, чтобы любое действие использовать во зло.
Он оценивал любое слово и действие богатыря только для того, чтобы найти слабое место и нанести удар. И этим слабым местом оказалась самоуверенность.
Один из сторонников демона вошел в доверие к богатырю и стал, если не самым лучшим его другом, то уж хорошим товарищем по коротанию одиночества. Они часто разговаривали на возвышенные темы, и богатырь имел в лице сторонника демона прекрасного слушателя, а учтивое слушание завораживает многих любителей поговорить и в особенности тех, кого редко слушают.
В один не очень прекрасный день они с этим товарищем удалились далеко от лагеря богатыря, чего богатырь совсем не опасался. В своем долгом пути они поднялись на вершину расположенной рядом горы и приблизились к ее краю. И с этого края богатырь увидел стройные легионы противника, расположенные в наступательном порядке по направлению к его армии.
Обнаружив предательство, богатырь схватил товарища по коротанию одиночества, сбросил с горы и устремился к месту готовящейся битвы. Путь он осилил быстро и врезался в передние ряды солдат противника, разя мечом. Шлемы и латы слетали, обнажая дерево и солому. Воины оказались чучелами, одетыми в доспехи. Богатырь понял, что его товарищ по слушанию не случайно привел его именно к тому краю горы, откуда было видно именно эту часть окрестностей.
«Зачем??? – этот вопрос загремел в голове богатыря и тут же возник ответ. – Чтобы отвлечь от главного!»
Он устремился к лагерю своей армии, но когда его достиг, то оказалось, что его армия разгромлена…
Не дружите с демонами и не подавайте им руки. Их истина – ловчая яма.
Пинок истины

«Истина, замеченная через замочную скважину, ничем не отличается от истины, воспринятой через распахнутую дверь, но имеет то преимущество, что не обнаруживает ее открывателя»
В институте Алику давали знания, а он забирал. Слушание, чтение чужих мыслей возвышало и его собственное мышление. Но взгляды на использование совершенствовавшегося аликова мозга у Алика и у сотрудников института были разные.
Алик использовал полученные знания для написания новой книги, а в институте повышения квалификации работников телевидения и радиовещания аспирантов насыщали знаниями и позволяли им легко сдать экзамены, чтобы получить диссертации, новые идеи, а иногда и более прозаические блага.
«Я не хочу пачкаться о научную методику, – отстранялся от диссертации Алик. – Типичные этапы процесса ведут к типизации изделия. Процесс создания уникального произведения должен быть сам уникальным. Место, климат, инструмент письма, отклик на внезапно возникающий интерес… И никакого плана – я не хочу знать, чем закончится история. Я хочу скользить по строкам и восхищаться».
Профессор Бякулев, которого Алик получил в качестве научного руководителя, имел иное мнение.
***
– У меня был серьезный разговор с ректором, – излагал приговор Бякулев, поблескивая плутоватыми глазками. – Деньги, которые мне платят в институте, – это пыль с купюр, которые я могу получать в других местах. Поэтому я решил сократить число своих аспирантов на одного. И этим одним станете вы.
Алик, в руках которого было более двухсот листов цитат из научных трудов, подобранных к теме кандидатской, был подстрелен этими словами, как парковый стеклянный фонарь пулькой из пневматической винтовки. Причем Бякулева вполне очевидно даже не интересовали наработки Алика. Он наслаждался произведенным впечатлением. Он внимательно смотрел на Алика и мысленно слизывал его побледнение и обсасывал его напряжение.
– А что мне делать? – глуповато спросил Алик.
– Да, что угодно, – ответил Бякулев. – Хотите, ищите нового научного руководителя. Просите секретаря аспирантуры – Добрякову.
И это произошло за год до окончания аспирантуры.
***
Алик рассказывал Добряковой о проблемах общения с Бякулевым. Алик жаждал помощи, Бякулев тоже ее искал.
– Да вы, наверное, крутой, как у вас говорят, – ехидничал Бякулев при встречах, – и можете позволить себе гостиницу подороже, вместо общежития при институте.
Мелочность, как песок в шарнирах, сковывает движение и вызывает тревожные звуки. Звуки Бякулева были о деньгах.
– Давайте, я вам заплачу, сколько вы скажете, а вы напишете работу, – прямо предложил Алик.
– Хорошо, – согласился Бякулев, но этим дело и ограничилось.
Алик ждал инициативы от профессора, тот ее ждал от Алика. Оба не дождались.
***
– Я вам всегда говорил, что считаю необходимым доплачивать научному руководителю, – вернулся Алик к старой теме. – В деньгах нет проблемы.
– У меня сейчас много иной работы, – поморщился Бякулев, принявший окончательное решение.
– Но тогда вы хоть откажитесь от меня официально, – попросил Алик.
– Это в любой момент, составьте бумагу, я подпишу, – ответил Бякулев.
На том несостоявшаяся научная семья распалась.
Алик вышел во двор одного из московских институтов, где и происходил разговор, в ярко освещенный солнцем студенческий скверик. Там он присел на лавку, подставил себя солнцу.
Машина без водителя бесполезна ровно так, как великолепный ум без искры Божьей. Если сам не можешь себя везти, то необходимо найти этого человека. Если рядом тот, кто отвлекает от дороги – высади его.
«Водитель Бякулев вышел, – размышлял Алик. – Жаль, что не сразу, а лишь когда все кандидатские экзамены сданы и пришла пора заниматься кандидатской диссертацией. Словно отомстил за что-то».
Знакомое узнается даже по случайной детали, остальное достраивает фантазия. Бякулев Алику не понравился сразу, как и он – профессору. Надо всегда представлять интерес для своего протеже, иначе не продвинуться.
Бякулев любил женщин, а Алик женщиной не был. В томном уставшем голосе Бякулева Алик прочитал все.
Все девушки, которые по молодости лет не признавали Бякулева и даже смеялись над его косоглазием, оказались в его власти. Сейчас он мог помочь им в работе над диссертацией, а мог и чинить препятствия…
Томность в голосе Бякулева появилась, как только Алик завершил с ним разговор и оставил его с молодой аспиранткой.
«Что ж, она действительно неплоха, – оценил Алик, уходя. – Каштановая, пушистая, приодевшаяся к этой консультации. Бякулева можно понять».
Последняя надежда

«Только из трудов и любви вырастают настоящие родные дети, а не из момента зачатия или обслуживания их потребностей. Мало дать тело, надо вырастить душу»
Профессор Свик оставался единственной надеждой Алика на завершение кандидатской, а он был существом странным. Самый уважаемый ученый института чрезмерно гордился тем, что входил в число авторов классического университетского учебника по телевизионной журналистике. Но кто из писателей не мечтает, чтобы его книга вошла в школьный курс и принесла ему мемориальную славу. Кто не мечтает, чтобы его цитировали, как обязательный компонент мудрости? Пусть даже это происходит не из любви, а из необходимости…
***
– Дети, дети мои…, – любил повторять профессор Свик, пронося по проходам между партами с аспирантами свою худощавую фигуру, чем-то похожую на торшер со снятым абажуром. И слова его были истинной правдой, поскольку даже небольшое зернышко, брошенное в амбар, позволяет считать все накопленное в этом амбаре отчасти собственным, чем-то сродненным с собой. Что говорить о слове?
Родитель – понятие накопительное. Родители и учителя – синонимы.
– Дети, дети мои, – говорил Свик…
Родители первыми вовлекают нас в круг общения, затем этим занимаются воспитатели, учителя, друзья, но с достижением определенного возраста каждый становится интересен, как старая пластинка, и тогда, чтобы обрести новую жизнь надо становиться обязательным для прослушивания…
Но не обязательность, возникающая у ученика перед учителем, привлекала в Свике. Он обладал чертовской живинкой в глазах, она и привлекала аспирантов, как свет влечет бездумных бабочек. Живинка сияла во всем его поведении. Он даже умудрился выдумать схему создания телевизионного произведения, то есть из души вырезать молоточек с маленьким штампиком на утяжеленной части, от удара которым любое явление тут же преобразовывалось в сюжет, а то и полную киноэпопею. Но это к слову о переборе. Он пользовался уважением и любовью за свой искренний нрав и, как казалось, бесконечное оправдание разгильдяйства аспирантов.
Алик бы не удивился, если бы узнал, что технология сдачи экзаменов в институте повышения квалификации работников телевидения и радиовещания – это придумка профессора Свика.
При первой встрече он пронзил Алика добрым научным взглядом и, будучи один на один, словно приговоренному сказал:
– Вы человек состоявшийся. Аспирантура вам не нужна.
– Вы правы, – согласился Алик. – Но для меня вырваться за пределы маленького нефтяного города – в Москву, на целый месяц – это равносильно подключению к аппарату искусственного дыхания.
– Но здесь надо учиться и делать кандидатскую, – напомнил Свик.
– Я хочу учиться и готов учиться в аспирантуре хоть всю жизнь. Я желаю беседовать с умными людьми и читать умные книги, – искренне пропел Алик.
– Но бесконечно учиться здесь не требуется, – вернул Алика к теме Свик. – У нас сроки. Вы перестанете нас интересовать, если ваша работа не уложится в эти сроки.
– Давайте я начну учиться, а там посмотрим, – предложил Алик, понимая, что даже завтрашний день непредсказуем.
– Хорошо, – согласился Свик.
***
Минуло три года. Алик сдал все кандидатские экзамены по методу Свика-Добряковой и потерял научного руководителя Бякулева, когда, наконец, занялся кандидатской диссертацией. Теперь он сидел перед Свиком и просил, чтобы тот стать его научным руководителем.
Чтобы быть правильно понятым, Алик принес Свику бутылочку дорогого, на его взгляд, коньяка «Хенесси» и рассчитывал на благосклонность.
– В следующий раз, при покупке мне коньяка, смотрите на буквы на этикетке, – строго сказал Свик, проведя ногтем под теми самыми буквами. – Вы принесли мне коньяк пятилетней выдержки, а я пью не менее, чем двадцатилетней. Я не раз бывал в Париже и у меня там есть местечко, где я постоянно покупаю этот напиток. Будьте внимательнее!
Удар, шок, онеменение – все вместе обрушилось на Алика, но Свик не успокоился:
– А моя жена любит красное сухое испанское вино, но только хорошей марки. Запомните ее…
Свик сказал, а Алик не придумал ничего другого, как показательно записать сказанное.
Профессор оказался не так прост, как его костюм и худосочный вид. Алик вспомнил, как предлагал Свику приехать в телерадиокомпанию маленького нефтяного города и прочитать ряд лекций, но услышал от профессора такую цену, что сразу отказался. При этом Свик оправдывал денежные запросы , как обычно мужчины оправдывают свой уход из надоевших компаний:
– За меньшие деньги меня жена на Крайний Север не отпустит…
Алик выслушивал алкогольные потребности Свика, понимая, что его благодетеля могут заинтересовать и деньги за сопровождение кандидатской, которые в сумме с подарками могут превысить цены за написание кандидатской, размещенные в Интернете. Интернет был полон предложений по изготовлению курсовых, дипломных работ, а также и кандидатских диссертаций, средняя стоимость которых находилась на уровне ста пятидесяти тысяч рублей. И ничего не надо делать. Заплатил и жди. Над кандидатской он работал мало, а невозможно вырастить то, чего не садишь. И сейчас Алик думал о том, как бы ему не пришлось выложить Свику сумму, равную стоимости кандидатской за одни консультации, да при этом еще самому ее и написать. Вот, что смущало нашего героя: двойная оплата, как деньгами, так и собственным временем.