–Вы видите крыс? Они вокруг нас, они поедают мертвые тела, от которых исходит этот тошнотворный запах смерти.
Волосы на голове у Рогожина зашевелились, он поднялся с места.
– Вы безумны, генерал!
Слыщев сильно ударил ладонью по столу, при этом убив муху, грубо выкрикнул:
– Сидеть, штабной!
Взял со стола бокал с коньяком, предназначенный для Рогожина.
– В этом и разница, вы там, в штабе, заняты политикой, хотите оттяпать себе последний кусок пирога великой России!. Да, раньше надо было думать, милейший! Надо было воевать, рубить, колоть, вешать, стрелять! Военные должны воевать, а не сидеть сюсюкать в кабинетах о портфелях в Думе и министерстве! Стыдно! За вас всех стыдно! За народ российский стыдно, что у них такие дебилы есть, способные ради наживы продать великий народ хоть французу, хоть германцу, хоть черту, прости Господи! Я воюю, и сколько себя помню, со смертью я на ты, я даже с ней пью, иду в бой, иду в сортир, если хотите. Я делаю всю грязную работу за вас, за штабных и министерских крыс, жрущих падаль и не замечающих ни вони, ни вкуса в жажде набить желудки.
Рогожин больше был не в силах слушать эту правду боевого генерала.
–Что мне передать барону Врангелю?
Слыщев ответил вопросом:
А где Деникин? Вы что его списали со счетов вместе с его армией? Где он?
Рогожин заметил, что лицо генерала стало бледным, мужественным, решительным.
–Командующий добровольческой армией оказался прижатым к Новороссийску.
–Я это и без Вас знаю, голубчик.
–Увы, господин генерал, полное фиаско, в Новороссийске полная эвакуация. Деникин и его армия должны прибыть в Крым.
Слыщев досадно покачал головой в разные стороны.
Рогожин поднялся со своего места.
–Что прикажете доложить, Ваше Высокоблагородие, барону Врангелю?
Дверь резко отворилась. Вошел адъютант генерала, доложил:
–Телеграмма, господин генерал!
Слыщев небрежно бросил:
–Читайте, штабс капитан.
–Договоренность с союзниками не достигнута, часть их флота формально остается на рейде. Барон Врангель.
Глаза Рогожина расширились – он был заметно потрясен услышанным. Слыщев заметил его испуг:
–Что такое, милейший?
–Это предательство!
Слыщев рассмеялся:
–Это закономерность, дорогой Вы мой! Теперь вам придется замарать руки в крови. Потом и поговорим об убиенных вами, при случае, если таковой представится. Если Вас не убьют к этому времени. Барону передайте мое почтение и уважение. Я с ним. Не хочу бросать своих боевых товарищей и свою любимую подругу – смерть.
Генерал бросил уже трезвый взгляд на адъютанта:
–Что-то еще, Алеша?
–Вас просит аудиенции полковник Устюгов.
Генерал как ошпаренный поднялся из-за стола, надел мундир, застегнулся на все пуговицы.
–Как же! Помню этого бравого рубаку! Проси!
Повернулся к полковнику Рогожину:
– Что – то еще, полковник?
Рогожин вытянулся по струнке:
– Никак нет! Честь имею!
Как только колонна беженцев под охраной полковника Устюгова стала входить в Джанкой, Магомед обратился к Устюгову:
–Иван Алексеевич, дорогой!
Полковник удивился:
–Что случилось, Магомед?
– Разрешите на час оставить расположение отряда с бойцом Болобановой?
–Причина, князь? Или это сугубо личное?
Этот вопрос обескуражил горца – он даже изменился в лице.
– Как Вы могли подумать, Иван Алексеевич, я хочу поучить стрельбе бойца Болобанову.
–Хорошо, ровно час.
–Хорошо, ровно час. Найдешь нас при штабе. Пополним припасы – и тоже на марш.
Магомед усмехнулся.
–Есть!
Повернулся к Елизавете, ехавшей верхом на гнедом жеребце, скомандовал: