Она мне подмигнула одним глазом, зрачок которого, по-моему, порядком увеличился и стал зеленовато-серого цвета.
– Ильичу надо повязку набедренную смастерить, – негромко попросил кто-то.
– И то, – поддержала говорящего неугомонная Галка. – Все одно смотреть у него не на что.
– Уж извините, – развел костлявыми руками Проф. – Кабы лет на двадцать пораньше, то было бы чего показать. А теперь – все.
Раздался смех, и это меня порадовало. Смеются – значит, отошли, оттаяли, убрали в дальние закутки памяти два дня рабства и унижений. Значит, это снова люди.
Но при этом забыли не обо всем – о двух мужчинах речь не шла, и было не слишком похоже на то, что их простили. И те явно это сами понимали, сидя поодаль от остальных.
– Но все равно я от повязки не откажусь, – продолжил Проф. – И хорошо бы еще моим собратьям по полу такие сделать, в первую очередь Павлику.
Добрый и мудрый Проф заметил, что все утро наш юноша преимущественно смотрит либо в сторону, либо в небо, хоть у него и куртка имеется. Оно и понятно – природа берет свое.
– Сделаем, – пообещала дизайнер. – И вам, и Павлику, и Трифону. И иностранцам – тоже.
– А на других материи нет, – жестко прервала ее девушка, которая отрекомендовалась альпинистом. – И не будет.
Н-да, по ходу, скоро мужская часть нашего отряда еще сократится, они такого прессинга долго не выдержат.
– Ребята, – окликнул я сильно посмурневших изгоев. – Сюда идите.
Они встрепенулись и поднялись на ноги.
– Когда закончите разговор со Сватом, подойдете ко мне, – официальным тоном заявила Настя и помахала карандашом, который достала из тубуса. – Мне надо будет вас опросить для списка. Сват.
– Чего тебе? – Энергия из нашей малышки сегодня так и била ключом, это было хорошо, и я откликнулся не без удовольствия. Да и вовремя она вступила в разговор, к месту.
– Бумагу для списка давай. – Настя подошла ко мне. – Без нее никак.
– Согласен. – Я достал из портфеля записки застрелившегося генерала и выдал девушке несколько пустых листочков. – Держи.
– Вообще, конечно, писать от руки – это очень сильно, – прошептала мне Настя. – Я карандаш и в руках-то третий раз в жизни держу.
– Ну нет здесь клавиатуры, – совсем уж расстроил ее я. – Что есть, тем и пиши. Но ты умничка, ты справишься.
– Всеобщая перепись населения, – заявила Настя, подняв белые листы вверх. – Кто не занят на пошиве одежды и подсобных работах, подходим ко мне по одному.
– Ну что, мужики. – Я решил не перегибать палку. «Мужики» – хорошее слово, оно должно им напомнить, кто они такие. – Тяжко?
– Очень, – подтвердил один из них, тот, что помоложе. – Да мы понимаем все, но в душу как кошки нагадили. И главное – сами во всем виноваты.
– Это хорошо, что понимаете. Да, вы сильно накосорезили, да, они еще долго будут вам это помнить. Я больше скажу: может, именно эти женщины вас никогда не простят. Но это не значит, что вы – пропащие люди навсегда. Я искренне надеюсь, что наша группа будет расти и все вновь пришедшие будут оценивать вас по вашим текущим делам. Понимаете, о чем я?
– Так все равно же узнают, – уныло заметил молодой. – Расскажут, мир не без добрых людей.
– Возможно, – не стал лакировать правду я. – Но это дела былые, все это понимают. И вот что – давайте знакомиться. Меня вы знаете, я Сват.
– Алексей Ермилов. – Молодой сунул мне свою ладонь.
– Николай. – Тот, что постарше, тоже протянул мне руку. – Фамилия не слишком и важна, чего в ней. Что же до моей профессии – боюсь, толку от меня будет не слишком много, если не сказать: не будет вовсе. Я работал оценщиком ювелирных изделий в крупном столичном ломбарде.
– Ну да, – почесал я затылок. – Вот так сразу в голову мне по этому профилю ничего не приходит. Ну да ладно, это не главное. Главное, чтобы вы точно знали, что еще ничего толком и не начиналось, что основные страсти впереди. А я должен понимать, что могу на вас опереться в тот момент, когда все может стать не слишком хорошо.