Дороги судеб

– Возможно и такое, возможно, и наблюдают, – из этой фразы я понял, что в очередной раз я не открыл Голду Америку. – Хорошо было бы нам прихватить кого-то из этих славных ребят и поговорить с ним по душам. А если не захочет по душам – так и с пристрастием.

– Вот в чем некоторое несовершенство этого мира. – Настя занималась тем же, чем и всегда в свободное время, – упражнялась с ножом. – Нет здесь возможности выжать информацию против воли допрашиваемого. Нет боли, значит, нет допроса с пристрастием. И что ты станешь делать, любезный Голд?

Не было еще случая, чтобы она не воспользовалась возможностью поддеть Голда, хотя это, на мой взгляд, было небезопасно. Голду, впрочем, до этого дела не было никакого.

– А я тебя озадачу, – отозвался консильери. – Ты у нас по природным дарам, вот и давай, шустри. Отыщи мне такую травку или ягодку, которая кому хочешь язык развяжет, уверен, среди местного изобилия наверняка полно психотропов.

– Щас, – совершенно уж невоспитанно заявила Настя. – Я что тебе, Карл Линней[7 - Карл Линней (1707–1778) – шведский естествоиспытатель, создатель единой системы классификации растительного и животного мира.] местного значения? И как я ее найду? Сама все перепробую?

– Исхитрись, – тоном, исключающим шутки, сказал ей Голд. – Есть такое слово: надо.

– Насть, и вправду надо, – уже совершенно серьезно поддержал его и я. – Чую, без периодического насильственного выжимания данных из жителей этого мира нам не обойтись, и не только в данном конкретном случае. Ты подумай на эту тему. Да и вообще – мое упущение, надо было этим делом куда раньше озаботиться.

– Мне тогда подопытные нужны, – крутанула нож Настя, тот блеснул лезвием на солнце, пробивавшемся сквозь листву. – Не на наших же опыты ставить?

– На наших не надо, – согласился с ней я. – Зачем на наших? Это не дело. Ладно, ты коллекционируй пока образцы, будут тебе подопытные.

Не скажу, что подобный подход к вопросу мне очень нравился, но реалии диктуют свои законы.

– Очухалась вроде наша великомученица, – оживился Голд, вытягивая шею. – Пошли-пошли, не дай бог, она вообще окочурится, и не узнаем мы тогда ничего.

Бедолага и впрямь пришла в себя, она жадно грызла кусок копченого мяса, то и дело прикладываясь к фляжке с водой.

– Эк оголодала, – с сочувствием сказал Одессит. – Не приведи Господь так же.

Голд отстранил его, присел на корточки перед жующей женщиной и уставился на нее.

Та вздрогнула и замерла, как кролик перед удавом. Жевать, правда, не перестала.

– Ешьте-ешьте. – Лицо Голда больше напоминало бронзовую посмертную маску, я такие в музеях видел. – Но попутно вы будете отвечать на мои вопросы, хорошо?

– Хорошо. – Полина отложила в сторону еду и вытерла рот. – Я потом доем. Спрашивайте.

– Вот достойное поведение, берите с дамы пример, – сообщил всем Голд. – Итак, первый вопрос.

Увы, но мы узнали не так много, как хотели бы. Женщиной Полина оказалась достаточно инфантильной и, признаться, недалекой. Даже пройдя через то, что ей выпало, она до сих пор не осознала, почему оказалась не в Нормалити, и искренне верила, что где-то здесь этот мир все-таки есть, а сюда она попала по ошибке. При этом кто-то из людей, с которыми она была в каганате, даже объяснял, что к чему, но женщина так ничего и не поняла.

Хотя сказать, что мы совсем уж остались без информации, было тоже нельзя. Теперь мы знали, что каганат этот находится где-то посередине Дикого поля (кочевники, следует заметить, называли его Предвечной степью), что численность его впечатляет – около двухсот человек, что он постоянно пополняется и что этнический состав его неоднороден.

Полина видела не только людей монголоидного типа и пакистанцев. Там были турки, кавказцы, арабы, русские, европейцы и даже китайцы. Каганат принимал в свои ряды почти любого, кто соглашался жить по его правилам. А правил было два: абсолютное подчинение великому кагану и безжалостность к его врагам.

– Водку пьешь? В бога веруешь? – хмыкнул Одессит, услышав это. – Это не каганат, это Запорожская Сечь какая-то.

– Там не так все просто, – поморщилась Полина. – Сказать мало, надо доказать, что ты достоин стать одним из них. Я видела, как это происходит. Желающих делят на две группы, и они дерутся друг с другом по очереди. Тот, кто выживет, получает право стать одним из кочевников.

– Выживет? – Милена вздрогнула.

– Ну да. – Полина тоже поежилась. – Вот такая дикость. Тот, кто никого не убил на их глазах, не может занять место у костра.

– И тебя еще в фашизме обвиняют? – Милена посмотрела на меня. – Ты по сравнению с ними – ангел с крылышками.

– У них там фашизм и есть, – добавила Полина. – У них очень сурово с… скажем так: с национальным вопросом дело поставлено. Тут ведь много всяких разных встречается, вроде вон той девочки с ножом. У кого ушки острые, кто гном, еще я одного мужчину знала, он зеленого цвета был, и зубы у него изо рта торчали в разные стороны. Так вот таких они как зверей держат, в клетках, и унижают всячески, а тех, кто особо уродлив или бесполезен как товар, убивают, причем с особой жестокостью. А чтобы такой кочевником стал – это вообще невозможно.

– Под это дело еще и идею подвели, – поморщился Голд. – Скверно.

– Вот не знала, что ты защитник угнетенных рас, – немного показушно удивилась Настя. – Не похоже на тебя.

– Да это тут при чем? – В голосе Голда прозвучало раздражение. – Когда собирается мощная группировка, заранее настроенная против всех, – уже плохо. Но когда она еще и с идеологической подоплекой – это совсем паршиво. Нового здесь ничего нет, все эти лозунги: «Земля для людей» избиты и тривиальны. Но такое всегда срабатывает, а особенно здесь, где все начинается с нуля. Ладно, мы отвлеклись. Что вы еще знаете? Как у них с оружием?

В оружии Полина вовсе не разбиралась. Она видела копья, луки и какие-то длинные ружья. Когда я показал ей автомат, она замотала головой и сказала, что не такие, а длинные и без этих штук (речь шла о магазинах). И даже руками показала, насколько ружья были длинные. По всему выходило, что это или что-то из древнего прошлого, вроде карамультуков[8 - Длинноствольное фитильное ружье у азиатских народов.], или наоборот, что-то такое, чего мы раньше и не видели даже.

Но сам факт наличия луков радовал. От хорошей жизни и при наличии огнестрельного оружия за них не берутся, разве только что с диверсионными целями, да и то… Впрочем, оружие в этом мире есть, его можно добыть, было бы желание. А тут с желаниями и устремлениями, похоже, все в порядке.

Тем временем Полина перешла к своей истории, ее об этом попросил Голд. Он понял, что выжимать разрозненную информацию – дело трудоемкое, требующее много времени, так что проще выйдет послушать связный рассказ, задавая по ходу уточняющие вопросы.

Судя по всему, Полина уже успела пару, а то и тройку раз умереть, поскольку ее воспоминания не простирались дальше последних десяти – пятнадцати дней. Но за эти две недели она успела пережить побольше, чем за всю предыдущую жизнь на «том свете».

Кочевники прихватили ее у кустов с ягодами, которые она жадно поедала, промотавшись перед этим два дня по лесу, ничего не понимающую и ничего не ожидающую. На все ее вопли вроде: «Я платила за нормальную жизнь, что происходит?» – и требования позвать администратора они внимания не обращали, знай только смеялись да отвешивали ей тумаки.

После ее присоединили к полутора десяткам таких же бедолаг, и их погнали следом за отрядом кочевников. Ну она тогда еще не знала, что они кочевники, подумала, что это такая ролевая игра, для того, чтобы ей было не скучно, ведь, помнится, фирма-организатор обещала сюрпризы… Даже колодки, которые ей надели на шею, она восприняла как элемент этой игры.

– Колодки? – непонимающе наморщила носик Милена.

– Такие штуки. – Полина повертела пальцами. – Две палки, между ними, поперек, – еще две, квадрат получается, а в нем – голова. Они еще ругались, что, мол, на скорую руку их мастер делал, несерьезно получилось.

– И-э-эх, – тяжело засопел Азиз, сплюнул и ругнулся на родном языке. Как видно, что-то такое ему вспомнилось.

– Это понятно, – прервал Голд обсуждение неприятного момента. – Сколько человек было в отряде, который вас конвоировал?

Вот так, потихоньку, помаленьку он и вытаскивал из Полины крупицы полезной информации.

А кочевники развернулись широко. Они хватали всех, кто подворачивался им под руку, и тащили в свой лагерь, где после проводили что-то вроде селекции, отделения агнцев от козлищ. Крепким мужчинам поступало предложение пройти испытание и примкнуть к подчиненным кагана, особое предпочтение отдавалось тем, в чьих жилах текла благородная кровь сынов Востока, в прежнем мире живших от Бали до Кашгара. С женщинами же вообще не церемонились, любой кочевник мог сделать с понравившейся ему рабыней что угодно, это было его право сильного, право хозяина. Разве только убивать их не рекомендовалось, товар, однако. Но если очень хотелось, то можно было и убить.

Надо заметить, что Голд был прав: каган, который стоял во главе всего этого, избрал классическую, но зато беспроигрышную схему построения общества: «Будь сильным, и ты будешь иметь все». Нового – ничего, но работает же!

Так вот. Каких-то женщин оставляли в каганате, особенно тех, что покрасивее или владеет полезными навыками, остальных продавали. «Продавали» – слово условное, нет тут пока денег. Меняли на что-то. На что именно, Полина не знала, до торгов она не добралась. И кто выступал покупателем, она тоже не знала.

Тот самый зеленый мужик, которого она упоминала, был еще и здоров невероятно, как-то ночью он сломал клетку, свернул шею надсмотрщику, а после освободил десятка три рабов и рабынь, среди которых была и Полина.

Им повезло – пропажу обнаружили не сразу, через несколько часов, а потому беглецы успели отмахать по степи два-три десятка километров, прежде чем на их след встала погоня.

Женщина сама не понимала, как ей и нескольким другим пленникам все-таки удалось добраться до леса. Они бежали, бежали долго, их догоняли, кто-то отставал и погибал, все это было очень страшно. Ее снова захлестнули эмоции пережитого, то и дело она срывалась на плач, из-за чего понять что-либо из ее слов становилось трудновато, но, судя по всему, смерть беглецов была не очень простой и крайне неприятной.

Тем не менее с десяток людей добрался до леса и укрылись там. Лес кочевники не любили, это Полина сказала определенно, они глубоко в него не заходили, что и спасло тех беглецов, кто до него добрался.

Но, как это ни печально, лес же и стал причиной гибели всех или почти всех ее спутников. За следующие несколько дней кто-то погиб от когтей диких зверей, двоих буквально разорвало на клочки какое-то жуткое существо, пожаловавшее ночью и как будто сотканное из мрака, зато с длинными кривыми когтями, несколько человек отбилось от их группы, здоровенный же зеленый мужик, последний ее спутник, позавчера утонул в болоте. Да она и сама думала, что не выберется из леса, но вот – вышла на его край. Полина добавила: она невероятно опустошена морально, до такой степени, что, наверное, смирится даже с рабством, так она от всего устала.

Она не могла нам не то что указать место, где этот каганат находится, но даже и приблизительно назвать направление. «Посреди степи» – и все. Блуждание по лесу окончательно сбило все ориентиры и без того запутавшейся женщины. Единственное, что было понятно, – от границы леса каганат отделяет минимум пятьдесят-шестьдесят километров, судя по затраченному группой беглецов времени. Хотя это настолько приблизительно, что даже говорить не стоит.