Демьян, пользуясь тем, что ствол направлен теперь не на него, тихонько прижался к стенке. Сделал несколько шагов к выходу.
Девка согласно кивнула, – всё с тем же неестественно невозмутимым лицом – а потом молниеносным движением схватила с этажерки разноцветное яйцо и метнула его.
Мир Демьяна вдруг кинематографически замедлился, и он с равнодушным восторгом проследил, как фаберже, крутясь вокруг своей оси, коснулось скулы медведя, как щека у него эластично вдавилась, искривилась, как через неестественно долгие мгновения он зажмурился, отклонился, опрокинулся, изо рта его вырвалось крошево красных брызг, и только потом, часы и столетия после этого, дуло облегчённо исторгло из себя в потолок взбухший огнём шар.
Грохот ударил по ушам, сверху посыпалась белая дрянь, в коридоре что-то упало.
Демьян отчаянно прыгнул вперёд за девкой, пробежал мимо привалившегося к стене медведя, – тот возился, елозил широкой своей мордой по полу – перемахнул через прилавки, и его вынесло на улицу.
В ночь.
Здесь была ночь.
От пруда доносился хрусткий хохот загулявшей компании.
Где-то в отдалении ритмично ухала музыка.
В лицо Демьяну ударил холодный вкусный ветер.
***
Незнание будущего не освобождает от ответственности за свои решения. Никто не мешал Демьяну позаимствовать у медведя ботинки или пиджак. Но нет. Мысль об этом пришла слишком поздно.
Впрочем, что не делается, всё к лучшему: провозись он с обувью, и вся жизнь его пошла бы по-другому.
Совсем не так.
Демьян вынесся наружу, в промозглый февральский холод, в подсвеченную тревожным светом ночь.
Босиком. В фиолетовой своей пижаме.
Прямо напротив выхода стояло такси; пассажирская дверь его была распахнута. Со стороны пруда доносился частый цокот каблуков: кто-то заполошно, с паническим перестуком, бежал там по скользкому тротуару.
Проезд такси перегораживала та девка. Всё так же на плече её громоздился одутловатый боров, она придерживала его левой рукой; в правой лежал карабин, и она твёрдо выцеливала им в лобовое.
– Э! – с акцентом сказал водитель, опустив стекло. – Чего?
Демьян остановился, соображая, как поступить дальше.
За спиной его ждала лаборатория, а там – какая-никакая, но всё-таки еда, тепло и определённость; да, были здесь свои минусы, но и плюсов, если поискать, наскрести тоже было можно.
В обе стороны тянулась Малая Бронная, приглашающе подмигивающая фонарями, ласкающая светом ночных витрин, обещающая короткую радость свободы.
Слева, в двух минутах ходьбы по направлению к Тверскому, вроде как было отделение полиции; – он как-то чуть не оказался там по недоразумению: был без паспорта и слишком уж активно оглядывался по сторонам, чем и привлёк внимание патрульного – самым правильным, разумным и рациональным было бы рассказать там всё про это выморочное заведение с врачом-садистом, выкачивающем у людей память.
Нужно было решать. Делать ставку. Сейчас.
Демьян глубоко вдохнул, на мгновение зажмурился.
А потом внырнул на заднее сиденье.
Девка, всё так же направляя ствол в водителя, обошла такси с другой стороны, открыла дверь, и уронила своего борова внутрь: голова его больно упала Демьяну на колени. Боров лыбился.
– Выходи! – она махнула карабином.
Демьян замотал головой и сполз ниже. Так, чтобы укрыться под боровом.
Девка посмотрела на Демьяна, – глаза её под часто моргающими ресницами оказались прозрачными и равнодушными – сказала борову что-то требовательно и громко; тот подогнул ноги, и она хлопнула дверью. А потом села спереди.
– Ехай! – показала она рукой водителю.
– Куда, слушай? – спросил он.
– Быстро! Быстро!
Она ткнула стволом карабина в лобовое, там сверкнул скол, и от него поплыла горизонтальная трещина во всё стекло.
Водитель взвизгнул: по-бабски, надрывно, и вдавил газ; машина с пробуксовкой, с вихлянием рванула вперёд.
Голова борова качнулась. Демьян сел повыше и, преодолевая себя, попробовал взглянуть в его глаза, но поймать взгляд ему не удалось: зрачки у борова вяло и расфокусированно бродили, не останавливаясь ни на чём. Лицо его было усыпано мелкими пупырышками пота, и Демьян отпихнул его голову – локтем, а не ладонью – подальше; прижал коленкой к водительскому сиденью.
– В Балашиху ехай, – сказала девка.
– Что? – спросил таксист. – Куда? Да ты! Ты! Чего это? Кто заплатит?
– Ехай! А то вот!
Таксист невнятно выругался. Машина повернула налево, потом ещё раз, и оказалась на Садовом, наполненном огнями даже в это время.
– Включи потеплее, друг, – сказал Демьян. – На ноги.
– Ты кто? – повернулась к нему девка.
Смотреть в её пластиковое лицо было неприятно, и Демьян отвернулся. Рядом, борт в борт, катила полицейская машина. Маячки её были тёмными.
– Демьян. А ты?
– Что «ты»?
– Тебя как зовут?
– А, – сказала она, и на какое-то время замолчала. – Асмира. Главная принцесса.
– Ясно, – как можно вежливее ответил Демьян. – Слушай, Асмира. Куда едем-то?
Он вырвался.
Всё-таки вырвался.