Выживший: Набирая очки опыта

– Моско… а дальше не знаю, – я скривился, пытаясь рассмотреть, что же там написано, однако последняя буква мне никак не давалась. Наверно, другой язык.

– Может, другой язык? Может, ты все-таки не отсюда и потом так мало знаешь? – предположил Аврон.

– Ага, еще шпионом меня назови, – саркастически ответил я.

– Нет, ты что! – воскликнул паренек. – Ты не можешь быть шпионом! Они действуют иначе!

– О, так ты знаешь, как они работают? – удивился Ижерон и даже подстегнул осликов сильнее прежнего.

– Ну, они ходят по городам и деревням, собирают информацию. Но Бавлер вообще там не был. Он даже не знает, как мы строим дома!

– Я вот, например, тоже не могу тебе сказать, Аврон, как в твоей деревне строят дома, – ответил торговец. – Все почему? Мне это неважно. Хотя нет, важно. Если я буду привозить дрова в деревни, вокруг которых сплошной лес – я разорюсь.

– Разве около твоей деревни вообще нет леса? – я решил перевести тему. Как эти ребята скачут с одного на другое, можно вообще дойти и до разумных мыслей о том, что я правда шпион.

– Так все вырубили давным-давно, еще когда первые войны между городами начались, – ответил торговец. – А дело то было… ох, уж и не помню сколько лет тому назад. Но на костры, стрелы, укрепления, новые дома после того, как старые горели факелами – спустили почти весь лес в округе.

– А за реку не пошли?

– Не пошли, потому что сил не хватало на такие масштабные действия с самого начала, – ответил мне Ижерон и сбросил плащ назад. Попытки устроить дождь у погоды не задались. – И хорошо, что солнце, – глядя на небо, добавил торговец. – Если будет ливень, река разольется. И не факт, что мы сможем ее пересечь.

– Мне говорили, что река и так очень большая.

– В том месте, куда мы идем, она широкая, но мелкая. Если идет сильный дождь, она поднимается на полметра, если не выше. Не каждый с течением может бороться.

– Но мост же есть?

– Есть, только его затопит, если река вздуется, – продолжал Ижерон. – В июле это происходит регулярно, в апреле через реку вообще нельзя перейти, так что вот никто и не рискнул на маневры по эту сторону. Да и резон? Все города стоят дальше. На реке даже деревни никто не ставит, потому что Нируда слишком непредсказуемая. Как и весь наш мир, – философски заключил Ижерон и, вновь обернувшись, посмотрел на меня: – да и ты тоже. По тебе не скажешь, что ты какой-то особенный.

– Почему я вообще должен быть особенным? – с легким возмущением спросил я.

– Потому что на тебе странная одежда, ты ничего не помнишь, утверждаешь, что не шпион. Имеешь при себе тетрадь. Получил – уже! – оценку характеристик.

– А что ты про нее знаешь, Ижерон? – спросил я. – Когда меня оценивали, то так и не пояснили толком, что это такое. Ну, сказали, сила – столько-то. Ловкость хуже. Сообразительность оценили. Красноречие, – я раскрыл тетрадь и увидел там оценку и красноречия, и выносливости. Причем выносливость была на двойку, тогда как красноречие Отшельник оценил мне на пятерку.

– Это очень сложная система. Я много про нее слышал, когда ездил по городам. Вообще, большинство людей только про нее и говорит, потому что быть хоть чуть-чуть лучше других – норма. Думаю, если бы не эти глупости, войн бы вовсе не было.

Я шумно выдохнул. Так себе мирок.

– Но для многих нормальных людей – это повод расти. Стремиться к чему-то лучшему. Многие мыслители пытались усовершенствовать эту систему, сделать ее если не более гибкой, то как-то расширить.

– Так, а почему ей пользуются не все?

– На всех не хватит рук, – пояснил Ижерон. – Людей много. Это здесь, поближе к реке, на отшибе, живут считанные сотни. В хороших деревнях порой людей больше, чем в городе. По сути, это уже новые города. И потому их не трогают во время последних сражений.

– Не могу сказать, что после твоих слов становится понятнее, – я поставил локти на колени, как только дорога стала поровнее. – Получается, что в этом мире есть простые люди, без такой оценки. И они не могут ее получить и не развиваются?

– Ну нет, почему так строго? Оценить можно любого. Но затраты на это…

– Мизерные! – воскликнул я. – Отшельник почти ничего не потратил ради того, чтобы провести оценку для меня.

– Потому что сейчас у тебя только стартовый уровень, – пояснил торговец. – Из-за того, что ты еще не имеешь должной подготовки, у тебя нет каких-то сложных параметров. Вся суть системы – во вторичных параметрах, которые постепенно проявляются, когда ты развиваешься. Понимаешь? Сила, ловкость, сообразительность – это все база. А вот что ты скажешь про навык торговли? Или восприимчивость? Или усидчивость? Или навыки охоты? Рыбалки! Понимаешь, сколько параметров и навыков есть?

– Да я-то понимаю, что есть огромное количество этих параметров, но только не могу представить как это все работает. И для чего это нужно!

– Как для чего, – рассмеялся торговец. – Неужели непонятно? Это статус. Это – влияние. И, как правило, безопасная жизнь. Если у тебя много силы и больше ничего – добро пожаловать в армию. Если есть еще и харизма – пойдешь в командиры. А дальше как повезет.

– А от чего зависит, дают следующие уровни или нет?

– От твоего развития. Сейчас ты, как я вижу, находишься на самом первом уровне.

– Отшельник мне про это не говорил, – негромко проворчал я.

– Потому что не всем про такое говорят, Бавлер. Это убивает стимул. Разве ты скажешь ребенку, что ему надо учиться еще четыре года в школе, когда он только первый день туда сходил? Конечно же, не будешь. Пусть он сам втягивается в этот путь. Так и твой Отшельник не стал тебя пугать раньше времени. Он просто сделал все правильно, но по-простому. Не заморачиваясь. Хотя ты, парень, самая странная фигура, которую я встречаю за последние годы здесь. Мир катится к чертям, а ты хочешь строить новую деревню. Странный ты.

– И даже немного больше, – хохотнул Аврон.

После этих слов я лишь еще больше удостоверился в том, что я все делаю правильно.

Глава 56. Деревня за рекой

Наш путь оказался чуть более длинным, чем я ожидал. Долгим по времени – а пейзажи вокруг оставались монотонными и скучными. Поля, немного холмов, немного кустарника. Немного живности. Я бы даже сказал, совсем немного.

За весь путь мне попалось немного дичи, вспугнутые птицы, которые взлетали с полей неподалеку от дороги. Кое-где поднимали голову олени – но их я видел на большом расстоянии, поэтому не мог оценить даже их количество. Вероятно, по пути к реке есть отличные охотничьи угодья.

По мере того, как я все глубже погружался в незнакомый для меня мир, я все лучше понимал, что здесь – какое-то реальное средневековье, где нет места никакой адекватной цивилизации.

Что это за странный мир? Он реально странный. Но я почему-то помнил колледж более… развитым, что ли. Мы писали не карандашами, а шариковыми ручками. Причем писали много, аж запястья потом болели.

Я снова откинулся на спину, чтобы мечтательно смотреть в небо, пока еще светлое, но все еще затянутое серыми тучами. Ручки. Парты, скамьи. Много-много бумаги. И тетради совершенно другие. Яркие, красочные, без кожаного переплета. Совсем не такая, как я нашел для Отшельника.

Постепенно я провалился в сон. И во сне я снова был студентом колледжа, шел по коридору, где стояли ребята и девушки, одетые так же, как и я, в кроссовки, футболки и джинсы. Одетые может быть и очень похоже, но все же не одинаково. И все они отличались друг от друга. Шумели, разговаривали друг с другом.

Я улыбался им, а они – мне. И этот сон мне дико понравился. Настолько, что даже просыпаться не хотелось, пусть Аврон и очень старался, чтобы меня разбудить.

– Отстань, – пробормотал я и попробовал повернуться поудобнее, но моя рука ударилась в дрова. Костяшки я содрал в кровь и тут же зашипел от боли, а потом прислонил ладонь к губам.

Но рука кровоточила довольно сильно.

– Вот незадача, – сказал Аврон. – Мне нечем тебя перевязать.

– А, сейчас, – оживился торговец.

И, заставив остановиться осликов, спрыгнул с тележки, добрался до края дороги и быстро насобирал несколько трав.

– Так, держи. Это перетереть или пережевать, – он протянул первый стебель, довольно жесткий, с маленькими листочками, которые были больше похожи на иголки. – Положишь на раны. Сверху прикроешь вот этим – если вдруг загноится, то всю заразу высосет, – последовал лист с длинной ножкой.

– А третий? – спросил я.