Троица

Машина незаметно для пассажиров тронулась с места и уже выезжала на улицу Академика Королева.

– Мне бы хотелось, чтоб вы поладили, Маш, – аккуратно сказал отец. – В руках их отца, возможно, моя будущая карьера, а значит счастье нашей с тобой семьи.

– А разве счастье не заключается в общении с тем, кто мне нравится? И избегании людей, которые мне противны?

– Конечно, это сложный вопрос. Но я уверен, они смогут тебе понравиться. Вам всем просто надо сделать несколько шагов навстречу друг другу. Это ради всеобщего блага.

Мария озадаченно смотрела в окно, убеждая себя, что ничего дельного из этой затеи не выйдет.

– Ты можешь пообещать мне, что постараешься сделать все возможное? – не унимался сосредоточенный на успехе отец.

– Сделаю что-нибудь, пап, – пообещала она, лишь бы его успокоить.

– Вот и славно, дорогая. Если окажетесь рядом, поддержи беседу, ты же у меня умница.

Машина плавно скользила по улице, минуя кислотные вывески телецентра, кричащие об очередных сезонах полюбившихся публике шоу. Обольстительные афиши танцев, песен, гонок на выживание обещали многочисленные купоны разных товаров за одно лишь включение телевизора. Маша не знала, сколько нужно смотреть выпусков «Танцев на льду», чтобы хватило на новое платье, или сезонов «Последнего героя», чтобы оплатить себе курсы испанского языка, но наверняка это перестало быть так хлопотно, как каких-нибудь сто лет назад.

Не успев утомиться от присущих ее характеру глубоких раздумий, она увидела впереди высокие ворота ВДНХ, украшенные сочными логотипами новой выставки западноевропейской скульптуры. Толпы людей разделял длинный коридор из полицейских, оцепивших пространство вокруг пятачка у главной арки. Машина аккуратно остановилась в специальной помеченной флажками зоне, из которой открывался самый идеальный для журналистов вид на собиравшегося выходить из нее человека. Роем разозлившихся мух залетали камеры в поисках самого лучше ракурса. Многочисленные зрители и уличные зеваки уставились на автомобиль.

– Ну что, милая, ты готова? – спросил убедительно-строго отец.

Он уже самоуверенно поднял голову и затянул ослабевший галстук. Голос отдавал стальным оттенком бескомпромиссной уверенности перед ожидавшими СМИ.

– А что, у меня есть выбор? – спросила Мария.

– Конечно, нет, ты же моя дочь, – ответил Сергей Александрович Селин и открыл двери автомобиля.

Дальше последовала стандартная процедура, настолько привычная и до бесконечности страшная, что практически не влияла на сознание девушки, проплывая где-то в параллельном измерении, будто во сне. Они вышла с отцом из машины под одобрительный гул толпы, камеры жужжали над ними взъерошенной тучей электрических насекомых, журналисты топтались друг на друге, ведя прямые трансляции на телевидение, в онлайн-газеты и даже в свои личные видеоблоги. На такие мероприятия допускались все аккредитованные СМИ без дискриминации.

На заднем плане за оцеплением полицейских подняла плакаты специально нанятая группа поддержки Селина. Человек пятьдесят кричали одобрительные слоганы в его честь, надрывая голосовые связки, чтобы на каждом видео было слышно их восхищение. Словно в райской дреме всеобщего внимания, купленной за деньги любви одних и неизменной зависти других, как сомнамбула внутри чужого далекого сна, Мария шла рядом с отцом, делая на полтора шага больше, чем он, чтобы сильно не отставать. Они держались за руки. «Ну хоть сейчас», – думала девушка, чувствуя крепкую хватку отца, ведущего ее за собой. Мария была согласна идти с ним куда угодно. Такие теплые чувства не могли привести ни к чему хорошему, но выбора не оставалось. Слишком долго она ждала этого момента, чтобы не наслаждаться им сейчас. Позабыв даже о нежданной беременности и тайне, которую она собой представляет в свете ведущихся переговоров с партией гуманистов, девушка светилась от счастья, не осознавая толком происходящее. Просто беззаботно следовала за отцом, держась с ним за ручки. Это все, что она себе представляла под прицелом тысяч камер и взглядами сотен людей вокруг, обращенными только на ее гладкую кожу и светло-зеленое элегантное платье. Сознание отключилось, она совершенно не думала, наслаждаясь легкостью и безмятежным спокойствием. Понимала, что стоит ей осознать всю серьезность происходящего, как начнется неминуемая истерика и нервный срыв.

Организм оберегал девушку от перегрузок, отключая почти все активные области мозга. Это было прекрасно, облака проплывали над головой, жужжали электронные мухи с объективами на хоботках, вокруг бегали озадаченные охранники, перестраивая свои порядки по мере продвижения дочери и отца. Деревья блистательно справлялись со своей задачей, вырабатывая кислород, не делая ничего лишнего, Мария старалась быть похожей на них.

– Правда чудесная выставка? – спросил отец. – Он знал, что их разговор наверняка записывается, и хотел выглядеть примерным семьянином в якобы непринужденной обстановке.

Вокруг них оказалась целая галерея скульптур на открытом воздухе, защищенная от дождя натянутым тентом. Сонливая отрешенность начала уходить, и девушка огляделась внимательнее. Квадратные постаменты в знак уважения высокого искусства защищали уникальные творения от контакта с примитивной землей. Итальянские скульптуры со своими библейскими мотивами, расцветшими во времена Просвещения, испанские, немецкие, датские и, конечно, швейцарские. Мраморные и пластиковые изображения людей в натуральную величину, а то и в несколько раз крупнее, перемешивались с образами электронных машин и мифических монстров, рожденных буйным воображением их создателей. Ряды тянулись очень далеко, а маленькая зона для интервью находилась в самом начале.

– Красиво, пап, да, – подыгрывала Мария. – Спасибо, что привел меня.

– Вот этот ряд начинается с Хавьера Гарсии, – продолжал играть на публику отец, показывая на них рукой для наглядности, – очень старый испанский рукотворец, раньше творил изумительные работы на библейскую тему, из цветного мрамора. Смотри, как переливаются цвета.

– Действительно, очень красиво.

– Теперь пошли фоткаться, – сказал он вполголоса.

Селин потянул ее в зону для фотографий, через которую проходили даже самые малоизвестные гости выставки. На фоне эмблемы Национального музея Прадо, герба Мадрида и бессчетных заплаток спонсоров и рекламодателей открывался наилучший ракурс для съемки. Они заняли центральное место, притянув к себе все без исключения взгляды, раздался шорох многочисленных фотоустройств, разбавленный непреодолимым гулом комментариев журналистов для собственных видео. Каждый говорил что-то в свой микрофон, создавая хаос звуков на выставке. Гораздо приятнее и спокойнее было смотреть это мероприятие по трансляции, где вне обзора картинки оставались многочисленные операторы с камерами, а далекие голоса обрезались интеллектуальным сенсором микрофона, создавая эффект уютной и отрешенной от всего мира передачи материала. Но девушка, к сожалению для себя, должна была наблюдать одновременно за всеми репортерами и корреспондентами, посылавшими ей в уши бессвязную какофонию.

Фотосессия продолжалась, отец улыбался и крепко обнимал дочь. Сложно было понять, действительно ли она ему так дорога. Мария подумала, что запросто могла оказаться игрушкой на поле его политических амбиций и ничего при этом не подозревать. Впрочем, даже любящий отец вел бы себя абсолютно также. У девушки заболело плечо от его показушной хватки.

– Видишь, это просто, – сказал он сквозь зубы, демонстрируя белоснежную улыбку для новых плакатов, – полюби их, и они полюбят тебя.

Девушка тоже улыбалась сотне корреспондентов и журналистов, расположившихся полукругом напротив. Все они жадно смотрели, пытаясь ухватить все подаренные им моменты, вплоть до поворота головы или моргания глаз. Высокие, низкие, в черных костюмах и белых жилетах, в кепках-восьмиклинках и фуражках, со стрижками андеркат и блестящими лысинами, добрые и злые, бодрые и уставшие. Мария объединяла их прикованным к себе вниманием. Из толпы разношерстных обозревателей выделялся лишь один человек, старавшийся не смотреть на девушку. В сером уличном костюме, наполовину спортивном, наполовину рабочем, с неприметным плоским лицом и тонким вздернутым носом, с короткими черными волосами. Казалось, он не пытается поймать взгляд Марии Селиной, как все остальные, а наоборот, прячется от него. Как серая мышь посреди черных орлов, кружащихся над своей жертвой, он оставался в тени более успешных операторов на этой хищной выставке новых событий, углубившись во внутренний омут с собственными чертями.

Девушке нравились такие загадочные неприступные типажи. Остальные читались на расстоянии, вели себя шаблонно, до уныния одинаково, но этот, стеснительно отворачивающийся в сторону, будто чувствовавший себя не в своей тарелке, стал хоть и серым, но каким-никаким лучом света в черном царстве отпетого лицемерия и показухи. Она двинулась с места и еще некоторое время провожала парня пристальным взглядом, но в какой-то момент потеряла из вида. Отец вновь потянул ее за собой и привел к своему либо другу, либо врагу, очень выгодному партнеру, Анастасу Филеву. Они встретились между зонами для фотографий и интервью. Рядом с высоким, ростом выше двух метров, толстым мужчиной с усами и лысиной в седеющем обрамлении стояли два его сына – Аристарх и молодой Станислав.

– Вы же знакомы? – спросил отец Марии у образовавшейся троицы молодых людей. – Кажется, виделись в студенческом лагере на Селигере.

– Да, сэр, – уверенно ответил ему старший, Аристарх.

Он очень высоко держал голову и выглядел лет на тридцать, хотя был на пять лет моложе.

– Прекрасно, – поддержал коллегу отец своего семейства, высокий Филев. – Значит вам наверняка есть что вспомнить и обсудить. – Он еще сильнее расплылся в лучезарной улыбке в тридцать два зуба. – Можете оставить нас с господином Селиным? Нужно обсудить пару вопросов. Сходите пока рассмотрите скульптуры поближе, пока не открыли выставку для толпы.

Отец сурово взглянул на девушку и подмигнул, чтобы делала как договорились и старалась сблизиться с этими завидными для его политических амбиций женихами дочери, а потом заботливым движением подтолкнул ее, неуверенную, вперед, к основной выставке и направившимся туда парням.

Длинные ряды экспонатов оставались закрыты от зрительских глаз, до открытия выставки вся эта международная красота предназначалась только для избранных. Трое новых знакомых начали обход с первого номера, следуя подготовленному организаторами маршруту. Впереди шел уверенный в себе Аристарх в черном костюме и белой рубашке без галстука, с вызывающе расстегнутыми верхними пуговицами, едва прикрывавшими волосы на груди. На ногах блестели лакированные черные туфли от китайского модного дома, в руках находилось будущее половины Москвы и хрупкая ладонь подгоняемой им девушки, едва успевавшей частить ногами, чтобы не упасть. Рядом с ними шел более скромный, весь в тени своего старшего брата Стас, одетый точно так же, только без кричащих следов нахальной брутальности. Они достаточно удалились от своих родителей и оставшихся в заграждении журналистов, но разговор никак не завязывался. Мария радовалась, что родилась девушкой и не должна ничего никому объяснять, пусть стараются другие, пока она занимается своими внутренними во всех смыслах проблемами. Но в компании двух парней, воспитанных для будущего управления корпорациями, не в своей тарелке чувствовала себя даже такая невозмутимая и безразличная ко многим вопросам девушка.

– Смотри, мы подарили эту скульптуру музею Прадо за возможность привезти их в Москву, – наконец сказал Аристарх, все еще держа руку девушки.

В его кругах было принято всем владеть.

– Молодцы, – ответила Мария, с чистой совестью выполняя просьбу отца попробовать сойтись характерами с этими молодыми людьми.

Они, особо не приглядываясь к экспонатам, хозяйским шагом обходили раскинувшуюся вдаль экспозицию. После первых номеров со скульптурами святых времен Торы, Библии, Корана и Вед пошли образы инопланетян, сильно контрастируя в общей линейке творений. Выдуманные диким разумом существа с несколькими руками, ногами и головами, с чудовищными пропорциями тел и непривычными органами в разных непривычных местах пугали и завораживали, вызывая злобу и восторг, разжигая такой нужный для массового внимания скандал. Вперемешку с ними громоздились скульптуры первых роботов и домашних помощников, образы наполовину построенных из кирпичиков телесной материи людей.

– А у тебя есть любимые произведения? – спросил Аристарх.

– Мне нравится Богородица Хавьера Гарсии.

– Древняя женщина, родившая Спасителя от божественного зачатия? – показал он свои знания через сарказм.

– Ну да, есть в ней что-то космическое, неподвластное нашему пониманию. И этот взгляд в никуда, в абсолютную пустоту, – ответила Мария. – Будто она сама не из этого мира и видит трансцендентные вещи, которые нам недоступны. Поэтому ее лицо и кажется отрешенным.

– Я вот не вижу ничего такого, – оборвал ее Аристарх, найдя поддержку во взгляде младшего брата. – Все эти высокопарные слова, просто чтобы казаться умнее?

– Нет, я действительно так считаю, – невозмутимо ответила девушка.

– Да брось ты это витание в облаках, – сказал парень повелительным тоном. – Мы же здесь, вершим свои дела на земле. Владеем больши?ми ее частями. А вместе сможем владеть вообще всем.

Девушка промолчала, поглядывая на руку в свой телефон, ожидая важного сообщения от старого друга. Ничего, кроме прогнозов различных событий и предложений сотрудничества от разных незнакомых организаций, захламивших ленту оповещений. Не нужно было так часто необдуманно оставлять свои данные кому попало. Не находя времени на смену аккаунта, девушка ограничилась только белым списком разрешенных контактов. И самый важный из них в этот вечер предательски молчал. Она уже не знала, что думать.

– Хорошо мы тогда отдохнули на Селигере, – разрядил обстановку младший из братьев.

– Да, точно. Помнишь, как гоняли на коптерах по бездорожью? – поддержал тему Аристарх, обращаясь к Марии.

– Не знаю, я тогда сидела на семинарах.

– Да брось ты, учеба – это так скучно! Оглянись вокруг! Это все наше! Пусть учатся те, кому нужно что-то доказывать. Мы же должны лишь указывать, что им делать.