Живописатель натуры - читать онлайн бесплатно, автор Андрей Тимофеевич Болотов, ЛитПортал
bannerbanner
Полная версияЖивописатель натуры
Добавить В библиотеку
Оценить:

Рейтинг: 4

Поделиться
Купить и скачать

Живописатель натуры

Год написания книги: 2014
Тэги:
На страницу:
4 из 11
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Но вскоре иной предмет привлекает меня к себе и побуждает продолжать далее путь и обозрение мое. В некоторой отдаленности усматриваю я лес, зеленеющий предо мною, и в душе моей: возрождается желание ехать к нему утешаться вновь красотами древес его и прохлаждать члены свои приятными тенями его. Я приближаюсь к нему и не успеваю углубиться в прохладные недры его, как множество новых предметов встречаются с зрением моим и подает новые поводы к невинным увеселениям мне. Я смотрю на все деревья и не узнаю их почти по величине, которая прибавилась в них в течение одного лета сего. На концах всех ветвей и сучьев их и от пней всех, посеченных в последнюю осень, усматриваю я новые побеги и не налюбуюсь длиною и величиною их. Большие широкие и свежие листья их пленяют взор мой видом своим и, побудив к новым помышлениям о благодеяниях натуры, оказанных нам и с сей стороны, во внутренности души восклицать меня побуждают: «О, как благодетельна была она и тем самым к нам, что всем деревьям нашим повелела всякой год увеличиваться и толстеть, а по срублении возрастать вновь от кореньев своих. Что б было с нами, если б сего не было? Где б взяли мы лес на построение жилищ и оград наших и для согревания их в хладное зимнее время?»

Я углубляюсь в размышления сии и подобные им, как вдруг усматриваю поселянок, идущих из леса и возвращающихся в домы свои. Целое сонмище их было, составленное из старых и молодых и обремененное ношами разными и приятными для них. Иные несли целые корзины, согнутые из кор древесных, накладенные до самого верха грибами пород различных, и спешили доставить ими семействам своим ужин изобильный. Иные обременены были целыми ношами орехов сладких, нащипанных ими в лесу с кустарников ветвистых, и радость о добыче сей изображена была на очах их. Некоторые обвешаны были кругом пуками калины красной и прозрачной, а другие украшалися рябиною, цветом своим алым кораллам неуступающею. Юнейшие же из них, прыгаючи от радости, несли целые сосуды, наполненные ягодами костяничными, превосходящими вкусом своим самые гранаты стран южных и восточных, и готовились потчевать ими отцов и матерей своих по возвращении в домы. Все это плоды и произведения лесов наших в сие время, и леса сии никогда не посещаются так много обитателями деревень, как во дни сии, в которые натура рассыпает везде изобилие плодов своих. Я смотрю на сонмище сие, подходящее ко мне при громких и веселых разговорах между собою. Смехи, шутки и невинные издевки одни оживляли беседу их, и беспритворное удовольствие изображалось на лицах у всех. Я останавливаю их вопросами своими, пересматриваю ноши и добычи, несомые ими, любуюсь произведениями сими, хвалю трудолюбие их и беру соучастие в радости и удовольствии их. Они предлагают мне лучшие из плодов, набранных ими, отбирают зрелейшие грани орехов своих и упрашивают о принятии оных. Но я охотнее оставляя их самих пользоваться оными и возблагодарив за малейшую часть, принятую от них, с удовольствием оставляю их и продолжаю путь свой.

Тут вскоре и новый предмет привлекает все мое внимание к себе. Слух мой поражается нежным звучанием крыл насекомых, пролетающих мимо ушей моих и возвращающихся с полей в обиталищи свои. Вблизи от места того, куда простирал я путь свой, находилось селение их, содержащее в ограждении своем несколько десятков дуплистых домов их. Какой сладкий и бальзамический запах обнимает все обоняние мое, когда приближаюся я к сему обиталищу мух премудрых и прилежных, и какое зрелище представляется очам моим! Несметные тысячи насекомых сих слетаются со всех сторон к сему селению своему, и каждая из них, обремененная сладким медом, поспешает в обитальще свое, дабы скорее сложить бремя свое в соты, которые приготовлены для него другими товарищами их. Несмотря на множество домов, стоящих рядами и в смешении тут, каждая узнает жилище свое и встречается целыми сотнями подруг своих, сидящих при входе в храмины свои и стерегущих оный от врагов своих. Многие из храмин сих трудолюбием и ревностию обитателей своих толико уже преисполнены сокровищами их, что для самых оных не оставалось уже довольно простора к пребыванию в них, и они, целыми тысячами выходя из них, покоятся на поверхности оных. Какое зрелище для любопытного ока, а того паче для обладателя полезных тварей сих, прилепленного особою и нежною любовию к ним! С каким удовольствием взирает! он на все деяния и труды сих любимцев своих! С каким усердием печется о благосостоянии жилищ их и озабочивается о воздвигнутых вновь и отселившихся за немногие дни до того. Он считает и пересматривает их ежедневно, и мысль, что и они некогда столь же богато одарять его станут избытками своими, как недавно одарили его старые, наполняет сердце его удовольствием сладчайшим.

Насытив око мое зрелищем сим и ум увеселительными помышлениями и о сем важном и таком предмете, который не менее, как и прочие, доказывает нам благодетельное попечение о пользах наших премудрой натуры, и возвращаясь обратно в жилище свое. Простру ли я любопытный взор свой на воды, окружающие оное, отчасти естественные и текущие, отчасти искусством в обширных водоемах накопленные и стоящие. Тут воображение мое напоминает мне виденное недавно несметное множество других тварей, которым натура сию жидкую стихию обиталищем назначила, и мысль, что и сим многочисленным из разных родов животным благодетельная сия попечительница об нас повелела для нас же и пропитания нашего всякий год самим собою в великом множестве размножаться и в короткое время вырастать и увеличиваться, и не только в водах, ею самою произведенных, но и в хранилищах нами приготовляемых для того, и что ею же научены мы и разным средствам к изловлению их всякий раз, когда понадобятся нам. Сия мысль и замеченное при недавнем ловлении их обстоятельство, что и из сих животных все младые к сему времени вырастают уже великими и становятся способными к употреблению нами в пищу, побуждает меня к новым благодарственным чувствиям к подателю всех благ и устроителю натуры, и всю душу мою такими утешительными помышлениями наполняет, что я забываюсь почти от удовольствия, сладкого и приятного мне.

Тако углубившегося в размышления приятные разбуждают меня, как из сна, новые явления, поражающие вкупе и зрение, и слух мой. Издалека вижу я целые ватаги других животных, облеченных в перья разноцветные, идущие с холма рядами длинными и скорыми шагами к водам сим приближающиеся. Были то многочисленные семейства птиц пород различных и предводимые старейшими и матерыми своими, поспешающие друг за другом забавлять себя плаванием по воде гладкой и христаловидной. Тихий и приятный шепот их между собою и разные восклицания их достигали до ушей моих и производили в них приятное ощущание. Я внимал с удовольствием гласам их и любовался, видя и младших из них, достигших в сие время уже до такого совершенства, что их от старых отличить было неможно. Мысль о том, что и сии животные предназначены от благодетельной натуры для общежития с нами, для питания нас собою и для грения нас мягкими перьями и пухом, также что повелено им от ней, имея крылья и все способности к летанию, не отлетать от нас по примеру прочих, а состоять в повиновении нашем и давать себя беспрекословно лишать жизни для доставления телами своим» нам сладкой и питательной пищи, и напоминание, сколь вкусны и приятны нам младые тела животных сих, приводит душу мою в новый лабиринт приятных чувствований и размышлений.

Простру ли отсюда взоры свои вокруг себя на ближние окрестности селения и жилища моего, как всюду встречаются с ними другие предметы, подающие также новые поводы к приятным чувствиям и помышлениям утешительным. Здесь вижу я обжирные ограждения, вмещающие в себя миллионы былиев зеленых, вышиною деревцам подобных. В кудрявых глазах их созревали уже гладкие зерны, долженствующие снабдить меня нужного елея изобилием многим, а на тонких и гладких стволах их вызревала уже та тонкая кожа, которая толико нужна нам и другим собратиям нашим, что многие отдаленные народы переплывают моря обширные и подвергают свою жизнь опасности для приежжания к нам за нею и для привоза взамен оной в страны наши тех избытков и плодов своих, какие у нас народятся и которые нам тысячи выгод и приятностей доставляют. Все ограждения вокруг произрастениев сих вижу я, унизанное желто-зелеными снопами, связанными из других подобных им, но меньший и нежнейший рост имеющих произрастений. Сии готовили также на тонких стволах своих нежную кожицу на пряди, долженствующие получить некогда белизну, подобную снегу, и служить для сотыкания из них одежд мягких и первейших нам.

Простирая взор свой далее, вижу я целые леса из произрастений длинных, гибких и вьющихся по тычинам высоким. Все они унизаны сплошь превеликим множеством чешуйчатых головок, толико нужных нам для придавания некоторым из питей наших нужной прочности и вкуса. Светло-желтый колер и ароматический пряный запах, достигающий от них до обоняния моего, возвещает мне, что и они достигли уже до своего созрения и совершенства и готовы уже и с их стороны умножать собою дары, сниспосылаемые нам натурою в сие время.

Вблизи подле их пленяет взор мой иное ограждение, вмещающее в себе ряды громад, воздвигнутые из снопов класистых, которыми одарили меня поля мои. С каждым днем умножается в сие время количество оных, и они, вырастая ровно как из земли, утешают ежедневно зрение, а вкупе и дух мой. Мысль, что к созиданию пирамид сих, которые произведут мне некогда толь многоразличные пользы, всего меньше требовалось и употреблено было собственного моего труда, что они воздвигнуты руками многих других сочеловеков моих, что трудов требовалось от них превеликое множество к тому прежде, нежели могли они приттить в состояние сие, что изнемогали не один раз притом руки их, и истекла не одна капля пота с чела их, что с моей стороны потребно было единое хотение и произношение немногих только слов устами моими, что благодетельная воля небес, освободив меня от трудов, толь многих и тяжких, предоставила мне только пользоваться дарами и сокровищами сими и что преимуществом толико важным одарила меня по единому произволу своему, без всяких моих заслуг и права к тому… Мысли сии и тому подобные растрогивают всю душу мою и производят в ней ощущания, колико сладкие и приятные, толико ж и благодарственные к виновнику всех благ и распоряжателю судьбами нашими.

Сойду ли, идучи, далее, в ограждение другое, ближайшее к дому моему, ограждение, где растут произрастения, снабжающие поварню и трапезу мою всякий день снедями разными и колико вкусными, толико ж и здоровыми. Какое изобилие нахожу я и тут в сие время. Все они отчасти пришли, отчасти приходят в свое созрение совершенное, и все напрерыв друг перед другом увеселяют зрение мое видами своими. Здесь вижу я душистые дыни, дозревающие на подкладках своих против лучей солнечных. Тамо сотоварищи их – шаровидные арбузы – лежат в рассеянии между собою и готовятся прохлаждать вкус мой алым и сочным телом своим. Инде на сограждении легком висят дебелые тыквы, осеняемые широкими листьями своими и спешат созревать для снабдения поварни моей толстым телом своим. В другом месте целые плоскости вижу я, укрытые сочными и зелеными огурцами, желтеются уже целые кучи, набранные из них, и готовы к заготовлению впрок в сосудах погребных и просторных. Далее вижу я маис, гордящийся высокими кустами и брадатыми початками своими. Зерны, окружающие их, получают уже злато-желтый колер свой и способны уже к употреблению в пищу. Инде головчатой лук привлекает к себе зрение мое. От крупности и величины своей лежит он почти обнаженный на поверхности земли и, украшая собою целые гряды, доставляет пряный и острый запах свой издалека уже до обоняния моего. Далее вижу целые лесочки, составленные из гороха стручистого и бобов мягколистных с их плоскими и уже посиневшими зернами. Подле их привлекают зрение мое к себе длинные полосы, покрытые узколапчатою зеленою травою. Под нею толстеют всякий день и отчасу более злато-желтые и крупные морковные коренья и доставляют сладким телом своим нам снедь здоровую и приятную. Под другою и грубейшею зеленью растет и ботеет свекла [с] ее кровавыми кореньями и листьями сочными и большими. А в соседстве подле ей раздувается отчасу более плоская репа и пряная редька с ее жесткою и горькою кожею. А далее вижу я другие травы, скрывающие под собою сладкие коренья петрушки, селереи и пастарнака, – коренья, толь приятный вкус нашим ествам придающие. А за ними встречается с зрением моим целая плоскость, покрытая травою произрастания до сего неведомого в странах здешних и за немногие десятки лет сделавшегося только у нас известным. Крупные мучняные и волокнистые его коренья, толико удобные к пропитанию нас в случае нужды и оскудения, сделались уже способными к употреблению в пищу и раздувают грядки многочисленностью своею. За сими вижу я другое не менее нужное и важное произрастение, занимающее собою знатную часть ограждения всего. Произрастени[е], издревле странам сим свойственное и обитателями их в особливости любимое. Бледно-зеленые большие и широкие листья его, составляющие целые кусты собою и производящие посреди себя шароподобные белые свитки из множества своих собратий, тесно обжимающих друг друга, представляют собою приятное зрелище и утешают око мое. Я смотрю и любуюсь нужным произрастением сим и благодарю духом небеса за озарение нас оным. Идучи далее и при выходе из ограждения сего узреваюя разные духовитые травы, встречающие меня издалека ароматическими запахами своими. Тамо бальзамический шалфей, кудрявая мята, душистый анис, мелколистный укроп, желтеющаяся ромашка, красивый чабер и другие товарищи их, такие же духовитые пряные съедомые и врачебные произрастения напрерыв друг пред другом услаждают обоняние мое и бальзамическими запахами: своими провожают меня входящего в вертоград мой, в соседстве подле их находящейся.

В сей не успею я переступить, как все чувствы мои поражаются многочисленными предметами, встречающимися повсюду с зрением моим и оное во все страны толико развлекающими, что я останавливаюсь и не знаю, куда устремлять оное наперед и к которым направлять все внимание мое. Наконец берут пред всеми верх плоды, созревающие в сие время. Я вижу пред собою целый лес, унизанный несметными тысячами яблок, груш и дуль родов различных; и спорящих друг с другом в доброте и в преимуществах своих. Я углубляюсь в приятные недра сего великолепного насаждения древес высоких и кудрявых и не могу насытить зрения величиною и красивостию плодов их, а обоняния своего бальзамическим приятным запахом, от них простирающимся всюду и наполняющим тут все пространство воздуха собою. Куда ни обращу око мое – повсюду встречаются с ним прелести и великолепия новые. Здесь привлекает его к себе высокое и красивое дерево, унизанное почти сплошь плодами белыми, как кость, и отличающимися своим хорошим и приятным вкусом от других. Там видит оно другое, обвешанное плодами желтыми и цветом своим янтарю подобными. Некоторые из них таковы ж почти и прозрачны, как янтарь, и вкусное тело их тает в устах при снедании оных. Подле сего стоит третье, прельщающее око мое прекрасным румянцем круглых и крупных плодов своих. Все они покрыты кожею, в белизне своей лилеям не уступающею, а румянец, видимый на них с бока одного, готов спорить в преимуществе с розами самыми. Я смотрю на прекрасные и гладкие плоды сии, любуюсь ими и не могу налюбоваться довольно.

Всех прочих кажутся они красивейшими мне. Но скоро другой предмет привлекает к себе внимание мое. Я усматриваю дерево, обвешанное отовсюду множест-вом: плодов красных и натурою столь искусно испещренных, что я, рассматривая мелкие черты, стришки, точки и полоски, которыми расписаны они, не могу ни живости колера, ни расположению их и нежности надивиться довольно. Сладкий и меду подобный, но приятнейший вкус придает еще более преимущества им пред другими. Инде вижу я плоды, горящие, как жар, против солнца, другие, краснеющиеся, как кровь самая, и третьи, покрытые пурпурами степеней и колеров различных. Простирая далее шествие и с ним обозрение мое, усматриваю я древеса, толиким множеством плодов обремененные, что ветви и сучья не в силах уже поддерживать их на себе, и рука вертоградаря принуждена была помогать им подпорами со всех сторон и тем предохранять от разломления их. У иных вижу я тонкие сучья, от тягости плодов многих согбенные дугами, а у других концы ветвей их, пригнутые даже до земли самой. Небольшое дыхание порывистого ветра стрясает уже с них по нескольку плодов сих. И я усматриваю ими всю землю и мягкую мураву, усыпанную под ними. Многие из дерев, видимых мною, украшались плодами хотя вкусными, но мелкими, а другие крупнейшими пред ними и фигур различных. Инде же отменная величина плодов на них привлекала к себе внимание мое и в особливости любоваться ими заставляла. Висящие и красивые величии сии казались несоразмерными ни с величиною и толстотою сучьев их и придавали древесам сим такое великолепие, что я без удовольствия особливого на них смотреть не могу. Падение таковых величней, неподалеку от меня происшедшее, и звук от ударов сих о землю достигает до слуха моего и побуждает иттить туда и, подняв, рассматривать ближе величественные плоды сии. Я вижу многие тысячи плодов разной величины, видов и колеров в совокуплении тут. Вижу укладенные целыми стопами и представляющие для глаз пестротою и красивостию своею зрелище преузорочное. Я стою несколько минут, взирая на них в изумлении, любуюсь и не могу налюбоваться довольно.

Наконец приближающийся вечер побуждает ли поспешать меня возвращением моим в жилище свое и пройтить туда чрез другой ближний и любимейший сад свой, подле его находящийся. Тут прельщается око мое не только теми ж, но и множайшими еще зрелищами и красотами, могущими увеселять дух и утешать сердце чувствительное и способное к ощущаниям красот природы. Приятное смешение древес всякого рода, и низких и высоких, и плодовитых и неплодоносных, и кустарников разных. Густота оных, пресекаемая дорожками и проходами, где прямыми и тенистыми, где изогбенными и отверстыми, и прерванная в приличных местах полянками красивыми, украшенными, где чистыми лужочками, где цветами, где зданиями родов различных, где сиделками и лежанками покойными. Ветви древес, обремененные повсюду плодов различными родами и где румяными яблоками, где желтыми грушами и дулями родов разных, где алыми и в нежный пурпур облеченными сливами, где остатками еще вишен, наполненных кровавым соком своим, где сизыми и разных родов черносливными и терновными ягодами, где моральным барбарисом, где крыжовником, прозрачностию своею янтарю подобным, где иными мелкими ягодами и плодами…, – все-все сие и видимое везде и во всем изобилие развлекает взоры и все помышления мои и производит в душе моей такое смешение чувствований приятных, что вся она власно как плавает в удовольствии и напояется нектаром сладчайшим.

В сих разных чувствованиях углубляся, и равно как в некотором изумлении переходя с одной стези и полянки на другую, пробираюся ли ими в ту часть большого крутого путя сада сего, которые отменною пышностию и высотою своею самую редкость составляет. Тут вижу и нахожу я величественные деревья, насажденные еще предками моими, стоящие рядами по странам обоим и соединяющие вверху высоко-высоко надо мною дебелые длани свои и, схватясь ими, как перстами своими соплетающие из ветвей и листьев своих густейший покров над главою моею, сокрывающий от глаз моих всю ясность свода небесного и покрывающий меня некакою священною темнотою. Тут простираю я шествие свое с удовольствием по сему мрачному и величественному ходу посреди дерев пышных и великих и выхожу им наконец на самый острый перелом горы той, где подле самой сей сени священной, на самом хребте горы сей стоит храм, сельским музам посвященный и всей горе и месту сему неописанную красу придающей. Священный и от престарелости уже поседевший величественный дуб, дуб, видевший еще прадедов моих, осеняет его престарелыми дланями и густыми еще ветвями своими и придает месту сему еще более пышности тем. Я спешу к сему обиталищу утех сельских, восхожу по ступеням в притвор храма сего и пред входом в него, между столпов, поддерживающих на себе покров преддверия сего, восседаю на единый из них и, прислонив рамена свои к подножию столпа единого, простираю взоры свои долу на все окрестности места сего и утопаю в удовольствиях новых. Наипышнейшее отверстое и величественное положение места представляется тут очам моим, и не одно, а целое сонмище зрелищей прекрасных и увеселительных поражает чувствия мои! В высоте – великолепный, лазоревый и по случаю заходящего тогда солнца яхонтами и рубинами испещренный свод небесный! Прямо пред очами наклонная и обширности великой плоскость с прекрасными отдаленностьми, усеянная селениями и лесами, синеющимися в брюме вдали, а вблизи покрытая нивами, испещренными разными зеленьми и колерами. По сторонам в небольшой отдаленности пышные и прекрасные рощи с белыми стволами высоких берез своих, увенчивающие собою воскрылия горы сей. Прямо под ногами моими крутейшая гора, одетая садом, обременным также плодов родами всеми и украшенная зданиями, цветами и зеленьми древес живейшими и разновидными. Снизу у подошвы горы сей несколько водоемов, составленных из вод чистейших с их блесками и деревьями, стоящими на брегах и в водах сих, как в чистых зеркалах превратно паки висящими. За ними вплоть небольшая, но прекрасная река, извивающаяся в течении своем по долине и производящая беспрерывное журчание, преливая струи свои чрез каменистые мели и броды. Великое полукружие, составляемое хребтом высокой горы сей над оною, сельский домик мой, воздвигнутый на краю горы сей, в самой середине пышного и выгнувшегося полукружия сего; небольшая кучка хижин мирных и простодушных поселян, сидящих внизу за рекою и обогнутая рекою в положении прекрасном; шум и блеяние скота, перегоняемого чрез воду в вечеру и рассыпающегося по деревне; скликивание и приглашения оного хозяйками их; бегание малолетних детей за оным и загоняние оного. Все-все сие и множество других предметов, толико же разнообразных, как и приятных, поражают прелестьми своими мою уже и до того растроганную душу и повергают ее в восторг, наиприятнейший для ней.

Все достальное время вечера сижу я на сем прекрасном и любимейшем месте, и обозревая с оного в совокуплении, как на театре великолепном, все изобилие даров, сниспосылаемых тобою нам в сие время, благодетельная натура. Ни которое иное к тому так на способно, как сие. Тут вижу я единым взором, как в повторении, и вдруг все виденное мною в местах разных и частных и напоминание всего того, производя новое удовольствие, наполняет душу мою и новыми чувствами благодарности к тебе.

В помышлениях таковых углубившегося застает меня все семейство мое, приходящее препроводить тут вместе со мною приятное вечернее время красного осеннего дня. Я окружаюсь тут детьми своими, вижу окрест себя всех милых родных своих. Поведаю им все благодеяния, производимые тобою, все виденное в тот день и все помышляемое о тебе, и делаю их соучастниками в удовольствии своем. Небогатый, но вкусный и здоровый сельский ужин отвлекает, наконец, всех нас от сего места под покровом дома моего, и мы оканчиваем день, благословляя тебя, благодетельная натура, и воссылая еще раз благодарения наши к сохранявшему живот наш и осыпающему нас милостьми и щедротами своими.

Тако и не один раз случалось мне с удовольствием препровождать дни мои в течение твое, о изобильнейшее и даровитое время года! И тако или подобным тому образом можно провождать их и всякому, кто хотя несколько знаком с тобою, благодетельная натура, и имеет мысли и сердце, чувствительное в себе. Изобилие плодов, созревающих в сие время, так велико, что нет места, где б ни видимы были следы благодеяний твоих, и не от тебя уже, а от нас самих зависит извлекание из обозревания оных приятных удовольствий себе. Итак, не ты-уже причиною будешь тому, если мы сами не похотим пользоваться поводами, тобою нам к тому преподаваемыми.

Что касается до меня, то доколе не престанет в груди трепетать сердце мое, дотоле не престану я обозревать всегда все деяния твои и все то, что ни учинила и ни чинишь ты в пользу и удовольствие наше, и дотоле не престану благословлять тебя, Натура, за все благодеяния твои и посвящать Творцу миров трепетания сердца моего, радостию и удовольствием производимые.

7. К снегам при сошествии их весною

(сочинено апреля 20-го 1794 года)

Где вы, о белые пушистые снега, покрывавшие до сего наши холмы и долины? Уже нигде-нигде более не видны вы! Уже не ослепляете вы зрения нашего белизною своею, уже не помрачаются очи наши при воззрении на вас при ярких лучах солнца мартовского. Вы не синеетесь уже вдали в тенистых долинах и не блещете на хребтах бугров высоких. Хладная земля не воздыхает уже под вами, обиталища мирных поселян не стонут от тягости бугров ваших, и кровли их не трещат уже под вами. Нигде-нигде не видит уже око, сколько ни ищет вас в странах, окрест меня лежащих.

Куда девались? Где сокрылись вы так скоро, снега белые и хладные, от нас? Дванадесять крат не возвышалось еще солнце из-за холмов на востоке, как белелись еще вы на хребтах оных, и пять крат не скрывалось еще оно за мрачные леса, как испещряли еще вы пологости долин наших! Око мое находило и видело еще вас. Но ныне – ныне нигде не обретает уже око и следов ваших! Иные виды сретаются уже с ним, и приятные зелени начинают заступать места ваши и утешать нас прелестьми своими.

На страницу:
4 из 11