Защищая горизонт. Том 1

Я немного растерялся, опустил руки и выронил пистолет на подставку перед собой. Наставник подошёл ближе, вгляделся в темноту и чуть слышно хмыкнул себе под нос.

– Ты можешь лучше, – спокойно сказал Наставник.

– Но…

– Вспомни, чему тебя учили на уроках рукопашного боя, и помни, что я тебе сказал. Оружие лишь инструмент в твоих руках, и совершенно неважно, с помощью чего ты ведёшь бой. Тебя учили трём правилам боя, вспомни! Эмоции – твой главный враг, будь холоден и собран, научись управлять ими, направлять, а не подчиняться. Думай быстрее, чем противник, наноси удар молниеносно, точно и смертельно, не трать время на раздумья, в реальном бою его может не быть. В данном случае твои мысли – твои враги. Ты сам низвергаешь себя, травишь себя размышлениями, тратя время на подготовку к удару. И всегда помни, что для тебя является главной целью пребывания здесь! Вот это, – наставник указал в сторону мишени, – это ничто! Воспринимай её как ещё одну ступень на пути к своей цели. Не преграду, а именно ступень, на которую нужно зайти, чтобы идти дальше. Таких ступеней на твоём пути будет ещё немыслимое количество, а восхождение по ним превратится в каждодневную рутину. Сейчас это просто кусок бумаги, а когда-нибудь на её месте окажется живой человек, и их будут сотни. Шаг за шагом ты должен взбираться всё выше и выше. Без страха и сомнений, без жалости, без кучи бесполезных мыслей и самокопания. Только так ты достигнешь вершины. Так что соберись, наконец, хватит возиться с этой мишенью, сделай шаг наверх и иди дальше. Ты понял меня?

– Да, я вас понял, Наставник, – примиряюще ответил я и снова взял в руки пистолет.

– Нет-нет-нет. – Наставник выхватил из моих рук оружие и покачал головой. – Хватит на сегодня, тебе давно пора отдохнуть, а завтра придёшь и пробьёшь вон там красивую дырочку прямо по центру. Пойдём, я закрою дверь, а то всем давно уже пора разойтись по своим комнатам.

Наставник позволил себе небольшую улыбку, вернул пистолет обратно на стойку и положил руку на моё плечо, а затем настоятельно пригласил к выходу из стрельбища. Весь вечер того дня предстал в моей памяти огромным комом снега, что незаметно нарастал всё это время, а потом внезапно прокатился по мне и всей моей жизни за те полчаса, что мы провели вместе с моим кумиром. Я столько грезил этой встречей, хотел задать волнующие меня вопросы, расспросить его о многом, возможно, попросить рассказать истории из жизни, раскрыть таинство службы Стражей. Столько раз я представлял этот миг, прокручивал несуществующий диалог, испытывал неописуемый восторг от несбыточного будущего, но лавина событий, обрушавшаяся в тот вечер на мою голову, прошла настолько быстро и стремительно, что осознание ко мне пришло только на следующее утро. Подумать только, я встретил главного человека во всей школе Стражей, чьё слово считалось законом для каждого, чей авторитет подобен богу, а я позволил себе такое свинское поведение! Один щелчок его пальцев – и я окажусь на улице без памяти и с полной охапкой разрушенных надежд. Я так сильно перенервничал в тот вечер, ворчал, пререкался и вообще мало сознавал, что делал и говорил. Я был на волосок от гибели всей своей мечты. Но в тот момент, когда мы вышли с Наставником в коридор и он запер за мной дверь, я всё ещё не осознавал этого и просто плыл по течению нарастающих событий, изменивших в тот день всю мою жизнь.

Сумрачный пепельно-грязный коридор далеко раскидал свои рукава и расходился от нас в разные стороны, с обоих своих концов скрытый тяжёлый полумраком, царившем сейчас во всех помещениях школы Стражей. Закоулки утопали в полутонах, тихих перешёптываниях людей за каждой дверью и в тяжком смоге из нервов, напрасных ожиданий и маленьких трагедий. Его вдыхал каждый из нас по вечерам перед сном и задыхался, глядя в пыльный потолок. Сколько здесь было таких же, как я? Сколько судеб, юношеских пустых надежд и романтических порывов разбилось о местные острые скалы? Сколько загублено мечтаний и великих свершений, когда глупые, наивные и дерзкие корабли местных юношей и девчонок с таким же безудержным и залихватским порывом налетали на коварные рифы, скрытые под тихими водами нашего Наставника? В нём была такая великая внутренняя сила, непомерная стать, которую он излучал изнутри, заставлял нас как заблудших мотыльков лететь на этот свет и сгорать, натыкаясь на его острый, как лезвие, фильтр. Он отсеивал многих, выгонял из школы без лишних пререканий и слов. Казалось, что малейшая провинность, неправильный взгляд, нечаянно брошенное слово – и тебя до костей испепелял суровый взгляд Наставника, когда он в мгновение ока менялся с доброго, отеческого прищура, на жёсткий и холодный взгляд, обжигающий и хлёсткий.

После этих событий я ещё долго буду задавать себе один вопрос: «Почему в тот вечер он зашёл в тренировочную комнату к одинокому юноше, ругался, топал ногами, но всеми силами мечтал ему помочь? Именно мне, а не кому-то другому?» Но я бесконечно признателен Наставнику за этот вечер. Только благодаря ему и нескольким минутам полёта сквозь собственный страх, я тот, кто я есть, и там, где должен быть, и никогда об этом не забуду.

Я услышал, как щёлкнул замок за моей спиной, и осторожно осмотрелся. Стрельбище находилось за одной из одинаковых, непримечательных дверей с маленькими табличками, где были указаны номера комнат. Тренировочная комната располагалась за дверью под номером шестьдесят четыре. Примыкающий к ней коридор был нешироким, мрачным и невероятно длинным, с множеством таких же дверей, расположенных по одной стороне. Почти весь свет в школе уже потушили, и горели только редкие тусклые лампы на потолке, чтобы последние заблудшие претенденты могли найти дорогу в свои комнаты.

Когда Наставник справился с замком и положил увесистую связку ключей себе в карман, я увидел, а потом и услышал, как с левой стороны к нам приближались два человека, о чём-то увлечённо спорящих друг с другом. Сначала я смог разглядеть две тёмные фигуры, а затем до меня донёсся немного грубоватый мужской голос и лёгкий, задорный девичий смех, от которого у меня всё внутри перевернулось. Я помню этот смех, эти искристые нотки в голосе, и почему-то именно в этот день. Я никогда не смогу их забыть. Под свет потолочной лампы рядом с нами вынырнула весёлая пара. Высокий парень с хорошо накаченной мускулатурой, широкой шеей, но добрыми глазами шёл, улыбаясь во весь рот, и что-то оживлённо говорил своей спутнице. При этом я не могу сказать, что видел его лицо, оно расплывалось, как и у большинства людей из моего прошлого, но отдельные черты иногда ярко вспыхивали в памяти. Но рядом с ним была она… стройная красивая молодая девушка с длинными чёрными волосами, они свисали до самых плеч и лежали на них воздушными локонами. Она лёгкой походкой плыла над полом, задорно смеялась, иногда поправляя свои волосы, и светилась счастьем. Я никогда не видел Киру такой… весёлой, жизнерадостной, даже румянец засиял на девичьих щеках, словно лучики солнца ласково коснулись её, даря настроение.

– Ой, нет, ты что, – заверещала Кира из бесконечно далёкого прошлого и захихикала. – Это даже звучит глупо. Я буду Кирой, и точка. Это моё право, что хочу, то и придумываю.

Парень обратился к Кире по её настоящему имени, от чего у меня случился новый приступ головной боли.

– …слушай, а тебе не кажется, что оно немного грубоватое? Нет, я не спорю, имя довольно стильное, но, думаю, оно не очень подходит такой милой мордахе. – Парень довольно хмыкнул.

– Да ну тебя. – Кира игриво обиделась и стукнула его по плечу. – Я ещё волосы укорочу, обрежу вот так, чтобы выглядеть более устрашающе! – Девушка показала рукой длину волос в районе щеки.

– Устрашающе? Ты? – Парень сдавленно засмеялся.

Кира ещё раз ударила его по плечу и демонстративно надула губы. В этот момент они затихли, завидев нас, и молча прошли мимо. Кира повернулась ко мне, посмотрела с каким-то пренебрежением, а затем, поймав взгляд Наставника, быстро отвернулась и пошла дальше.

– И вообще, – вдруг продолжил разговор спутник девушки, когда они отошли от нас на пару метров. – Мне нравятся твои волосы, не смей их состригать, слышишь? Не смей!

– А что это ты раскомандовался? – наигранно строго спросила Кира. – Хорошо, я обещаю, что не трону их, но… если ты обещаешь, что никогда меня не бросишь и всегда будешь рядом! Обещаешь?

– Обещаю, – пробормотал парень.

– Эй, молодые люди, – неожиданно крикнул им вслед Наставник. – А ну быстро по комнатам, чтобы через минуту вас тут уже не было!

Парочка резко замолчала, ускорила шаг и уже через несколько секунд скрылась в темноте коридора. Наставник поохал, глядя им вслед.

– Дети… – с заметным огорчением произнёс он. – Они так и не поняли, что никогда не смогут быть вместе. Эх, молодость, сладкие наивные мечты о сиюминутном счастье, грёзы о вечной любви и сокровенность первой встречи.

Наставник замолчал, положил мне руку на плечо, чуть заметно подтолкнул, и мы неспешно пошли по коридору вслед за ускользнувшей парочкой.

– Наставник, а почему они не смогут быть вместе? – тихо спросил я, боясь, что они ещё не ушли достаточно далеко.

– Думаю, ты и сам сможешь дать ответ. Эмоции в нашем деле, любая привязанность, кроме профессиональной, – это всё непозволительная роскошь. Они мешают думать, вырабатывать единоверное решение в битве и затуманивают разум. Придя сюда, они сознавали, на какой путь им придётся ступить. Это путь одиночества. Мы вместе, но каждый из нас одинок в этой толпе, мы закрыты ото всех людей и эмоций. Сейчас они счастливы, но это ненадолго. Уже завтра ей придётся сделать очень нелёгкий выбор, что решит её судьбу. Этот парень не справился с уровнем наших тренировок и не прошёл необходимые тесты, а следовательно, скоро будет исключён из школы, а вот девушка должна решить, что для неё важнее: Система или он. Но в любом случае их отношения были обречены с самого начала. Даже если они оба захотят уйти, то им придётся пройти через очищение памяти, и они не вспомнят друг о друге, как только покинут стены школы. Такова жизнь, они сами её выбрали.

– А девушка должна пройти Отречение? Нам ведь при любом исходе промоют мозги? Неужели Системе нужны только бездушные машины, бездумно исполняющие приказы? – смело, но с грустью спросил я.

Наставник даже не злился, он просто повернулся ко мне и таинственно улыбнулся, что в блёклом свете далёких ламп показалось мне немного устрашающим.

– Ты боишься, – мягко заключил он. – Понимаю. Страх потерять себя родственен страху смерти, а невежество лишь подпитывает его. Не знаю, от кого ты понабрался подобных мерзостей про нашу работу и о процедуре Отречения, но уверяю тебя, что это не так. Такие слова недостойны звучать из уст будущего столпа нашего общества. Похоже, тебе ещё многому нужно научиться прежде, чем встать на путь Стража. Но главное, ты должен понимать, что Отречение не промывает мозги и не стирает память, вовсе нет…

– Но как же?

Я с недоумением перебил Наставника, от чего тот недовольно закряхтел.

– Пойми, нельзя заставить человека избавиться от всех эмоций, забыть своих родных и собственное прошлое. Нельзя насильно промывать мозги, избирательно стирая воспоминания. Так это не работает. Та операция, что проводится людям, исключённым из школы, довольно груба, примитивна и прямолинейна, в ней нет никакой хитрости. Память вычищается полностью обо всех годах, что люди провели в нашей школе, включая все знания и приобретённые навыки, они вообще забывают о том, что к нам приходили. А если возвращаются снова, то им просто отказывают в поступлении. К тому же подобная операция очень ограничена по времени, чем больший отрезок памяти мы удаляем, тем выше вероятность разрушить личность. Процедура Отречения же намного тоньше. Человек должен сам захотеть отречься от своих эмоций и от всей прочей жизни, он должен отринуть все чувства и прошлое естество. Путь Стража – это ваш осознанный выбор, и останется им до самого конца. В этом его суть. Мы можем только помочь вам забыть, заблокировать некоторые участки памяти, направить вас, но это нельзя сделать насильно, понимаешь? Всё, что вы делаете, все решения, которые вы примете на службе Стражей, будут по вашей собственной воле. Вы не бездумные машины, не роботы, вы выше всех прочих людей в этом мире и единственные, кто действуют с полным осознанием дела. Ты только подумай, что значит её ребяческая любовь к этому юноше? Она ослеплена эмоциями, она отстраняет себя от мира, Системы, от всех людей. Вместо любви к одному человеку вам предложен дар любить всех до единого. И всё, что вы будете делать, каждое принятое решение, даже смерть каждого Отступника будут во имя любви ко всему человечеству и направлены на его выживание. Вот где истинная любовь, молодой человек, не эгоистичная и мелочная, а подлинная. И это будет твой выбор, твоё добровольное решение. А ты говоришь: «Бесчувственные машины». Хех, задумайся об этом!

Я замолчал, сражённый его пламенной речью, поник и смотрел только на то, как мелькает под ногами серый пол, изредка отблёскивающий редким светом с потолка.

– Чего загрустил, а? – добродушно спросил Наставник, когда мы подошли к широкой двери в конце коридора. – А вот и жилой корпус, иди, отдыхай, готовься к новому дню и новым свершениям. Утро вечера мудренее. Ах да, услышал диалог этой парочки и хотел у тебя узнать: ты уже выбрал себе новое имя?

– Угу, – пробубнил я себе под нос. – Стилет.

– Ого, Стилет, хорошее имя.

– Да, всегда хотелось быть тайным оружием Системы, наносить точечные, быстрые и смертельные удары, всё, как вы говорили, да и слово красивое.

– Вот оно как. – Наставник довольно хмыкнул и закашлялся. – Да, не спорю, слово красивое, но, ты уж прости, слишком прямолинейное. Лучше что-нибудь покороче, например, просто – Стил. Коротко, ёмко и устрашающе. Что думаешь, а?

– Нет уж, спасибо, лучше я буду Стилетом. Стил звучит немного глупо, как по мне, – буркнул я и пошёл к двери, ведущей в жилой корпус для мальчиков.

– Но ты всё равно подумай надо всем… Стил, – ехидно добавил Наставник.

Я насупился и, ничего не ответив, открыл широкие двери, откуда в меня внезапно ударил яркий свет, а вслед за ним посыпались бетонная крошка и пыль, забивающая все ноздри. Потом пришла сильная боль во всём теле, и где-то там, в быстро приближающейся ко мне реальности, я слышал уже привычный крик напарницы, от которого мне почему-то стало грустно.

* * *

Техник Васильев сегодня казался особенно задумчивым и молчаливым. Когда я в очередной раз ввалился в его комнату технического обслуживания весь помятый, побитый, в грязной порванной одежде, залитой собственной кровью, то он не проронил ни слова. В этот раз не было ни возгласов удивления, ни причитаний, ни кучи ненужных вопросов, всего пару секунд он смотрел на меня пустым ненавидящим взглядом, а затем спокойно и механически начал настраивать оборудование для проведения тестов. Я же привычно и послушно сбросил с себя всю одежду, промокшую насквозь и пропитанную пылью разрушенного дома, и остался в одних трусах. Затем прошлёпал голыми ногами по холодному полу помещения, лёг на знакомую кушетку и безразлично уставился в потолок. У меня ощутимо болела спина, ныла старая рана в плече и немного щемило в груди. Всё это последствия от удара огромной балки, которой меня слегка придавило под руинами разрушенного дома, но в итоге она спасла мне жизнь, остановив собой огромную массу бетонных перекрытий, явно желавших моей смерти. Если не учитывать этих ран и пары-тройки психологических травм, то можно с уверенностью сказать, что я чувствовал себя хорошо, но у взвинченного всем этим Вергилия оказалось иное мнение, и он велел провести полное обследование.

Васильев долго колдовал над моей помятой информационной оболочкой, проводил какие-то тесты, включал и выключал разное оборудование, открывал окно Консоли и подолгу медитировал рядом с ним. Затем он доставал из малозаметного нагрудного кармана на своём техническом халате небольшой рабочий блокнот, ручку и быстро туда что-то записывал, а затем всё продолжалось по новой. Спустя какое-то время и череды меланхоличных кружений старшего Техника я уже скромно сидел на краю кушетки, смотрел в пол и слушал слабое сопение Васильева, продолжающего усердно что-то выводить в своём блокнотике. Мы оба ждали и прекрасно знали, кого…

Через пару минут дверь в комнату с грохотом отворилась, и в неё влетел Вергилий, сверкая своей белоснежной, но немного взъерошенной шевелюрой.

– Я обновлю вашу одежду, – бросил в мою сторону Васильев, увидев вторжение в свой кабинет, и резко сорвался с места.

На ходу он спрятал в карман свой блокнотик, подобрал мои лохмотья и быстрым шагом направился к выходу, но задержался рядом с Хранителем.

– Отчёт будет у вас чуть позже, – тихо сказал старший Техник, наклоняясь к Вергилию.

– А если кратко? – спросил Хранитель, не сводя с меня глаз.

– Если кратко… – Васильев бросил на меня таинственный взгляд. – Не считая небольших ран, физически он в неплохом состоянии, а об остальном пока не возьмусь судить.