«Я помню чудное мгновенье», или Александр Пушкин

Устали мы, мой друг, от рабства —
Должна Россия встать с колен,
И ради будущего братства
Мы обрекли себя на плен,
Идя к единственной идее, —
Народу вскоре вольность дать,
Чтоб впредь не смели лиходеи
Народный дух в грязи топтать!»
Он замолчал. Друзья вздохнули.
Поэта гость расцеловал.
Минуты крыльями взмахнули,
И дух борьбы к друзьям воззвал.
Возникла светлая надежда
На сердце каждого из них,
Пройдут года, сойдёт невежда —
Оставит трон, сгорит в огне.
В огне народного волненья,
Из пепла дней взойдёт страна,
Как плод гражданского боренья,
И люди вспомнят имена
Отдавших жизни за свободу,
Придя почтить геройский прах:
Не жили те царям в угоду,
И был борцам неведом страх.
Мгновеньям праздным потакая,
Обед уж скоро подошёл,
И пробка хлопнула, другая —
На сердце стало хорошо.
Друзья тотчас подняли тосты
За свет отчизны и Лицей.
Душой открыты и не постны
Подняли тосты за друзей —
Кого уж нет, и кто далече,
На рудниках и в кандалах.
И, наконец, без долгой речи,
Как зачинатели в делах,
За Революцию сказали
Последний тост мои друзья,
Блаженство духа испытали.
(Сейчас того понять нельзя…)
Бокалом няню угостили
И завершили свой обед —
Поговорить не упустили,
О чём гудит культурный свет.
«Гремит сегодня Грибоедов.
Прочти вот «Горе от ума» —
Здесь голова семи советов,
Рука умелая видна!» —
Промолвил Пущин и поэту
Отдал комедии листы,
А тот, свечой прибавив свету,
Листы духовной чистоты
На руки принял осторожно,
Страницы бегло просмотрел.
Тот пишет ровно, непреложно.
Как Грибоедов преуспел!
И Пушкин стал читать новинку,
Отметив сразу чистый слог
(«И подложил наш тёзка свинку —
Заговорил, как новый бог!»).
«Нельзя скрывать, стихи прекрасны,
И часть – в пословицу войдёт, —
Заметил Пушкин. – Автор ясный,
Но Петербург его не ждёт…»
Вот дверь тихонько отворилась,
И появился рыжий поп,
Натура Пушкина смутилась,
Склоняя рифму «рыжий лоб».
Как полицейский, так духовный
Предписан властью был надзор
За резкий ум его греховный
И за безверия позор.
Так по предписанной причине
Игумен часто заходил,
Неся любезность на личине
И за спиной – надёжный тыл.
Тут спешно рукопись убрали,
Открыв затем духовный том:
«Минеи мы…» – друзья соврали,
А поп: «Да славен этот дом!»
Хотя видна на нём сутана,
В себя возлил хороший ром,
Добавил чаю два стакана,
Сказал: «Merci!» – и вышел вон.
И снова рукопись достали,
Её продолжили читать —
Слова уверенность давали:
Талант и в ссылке не унять!
Но вскоре Пушкин извинился
И, вынув чёрную тетрадь,
Лицом немного изменился
При виде счастья и утрат —
Пред ним ключом забили строки,
Его цыганы встали в ряд,
Им не грозят забвенья сроки,
Чему поэт безмерно рад.
Когда читать ещё приснится?
Поэт стоял к столу спиной:
В одной руке держал страницы,
Жестикулировал другой,