Прикладная венерология

– С главным врачом спорить нельзя, она этого не выносит. Если отчитывает, то не пытайтесь оправдываться, будет только хуже. Нужно признавать свои ошибки и обещать их исправить, тогда пронесет, отделаетесь устным выговором. А если спорить начнете, то можете и до увольнения доспориться, были случаи… На работе ничего крепче чая пить нельзя, даже после того, как все дела закончены. У нас при старом главвраче с этим свободно было, потому что он и сам любил приложиться к бутылочке, так многие прямо с утра начинали квасить и к обеду были уже никакие. Марианна Витальевна была вынуждена жестко закрутить гайки, а она человек такой – если закрутила, то не ослабит. С перегарным выхлопом являться на работу тоже не советую. Курить можно в подвале, там есть специальный закуточек…

– Я не курю, – сказал Михаил. – Да и спиртным особо не увлекаюсь.

– Значит, женщинами увлекаетесь! – уверенно сказала Ксения Ивановна. – Не бывает неба без облачка, а мужика без греха. К романам между сотрудниками Марианна Витальевна относится спокойно, с пониманием, лишь бы это работе не мешало. А вот амуры с пациентами сильно не одобряет.

– Да какие с ними могут быть амуры?! – удивился Михаил. – Не та ситуация…

– Бес, который под ребром сидит, ситуациями не интересуется, – усмехнулась кадровичка. – На моей памяти у нас четыре случая было, когда у врачей с их бывшими пациентами до брака доходило. Но если все серьезно, то никто и слова не скажет. А кобелировать налево-направо вам здесь не дадут, можете не надеяться. У нас – правильное учреждение!

Последняя фраза была сказана с великой гордостью.

– Я и не надеялся, – проворчал Михаил, у которого сложилось такое впечатление, будто он попал в монастырь.

Заведующий отделением профилактических медицинских осмотров Даниил Юрьевич оказался однокашником Михаила, окончившим Третий мед десятью годами ранее. После неизбежного в таком случае обмена воспоминаниями, Даниил Юрьевич хлопнул Михаила по плечу и с удовлетворением констатировал:

– Нашего полку? прибыло!

– Если честно, то мне хотелось бы прибыть в другое отделение, – сказал Михаил. – Без обид, конечно.

– Какие могут быть обиды! – ответил начальник-однокашник. – Я тебя прекрасно понимаю. Сам согласился работать здесь только ради заведования. Где бы еще меня назначили заведующим на четвертом году работы? Вот посижу еще немного и двину куда повыше. А тебя порекомендую на свое место. Как тебе такая перспектива?

– Как-то не очень, – честно признался Михаил. – Карьера меня особо не увлекает, главное, чтобы работа была интересной, а на профосмотрах какой интерес? Одна тоска. Честно говоря, я не понимаю, почему главный врач отправила меня сюда. В отделе кадров сказали, что у вас много желающих на мое место.

– Желающие есть, – подтвердил Даниил Юрьевич. – Но тут вопрос психологический. Тем, кто хочет здесь работать, Марьяша такой возможности не предоставит, поскольку понимает, что мотивы у них… кхм… гниловатые. А тебя она сразу раскусила, поняла, что ты птица другого полета. Потому сюда и направила. Такая вот борьба противоположностей.

«Раскусила? – подумал Михаил. – Надо дать ей понять, что она составила обо мне неверное мнение. Выжду пару недель и подкачусь к ней с цветами-конфетами: «Ах, Марианна Витальевна, как я счастлив, что попал в отделение профосмотров! Спасибо вам огромное! Ура! Ура! Ура!». Должно сработать…

Сработало замечательно. Спустя три дня Михаила перевели в поликлиническое отделение.

– Вот только обрадуешься хорошему человеку, как его сразу же забирают! – сокрушался Даниил Юрьевич. – Не понимаю я такого подхода, вот хоть убей.

«А что тут понимать? – удивлялся про себя Михаил. – Марианна Витальевна из тех «поперечниц», которых при утоплении следует искать не по течению, а против него. Если хочешь от нее чего-то добиться, то покажи, что тебе этого совершенно не хочется…».

Разумеется, Михаила посадили не на венерологический, а на дерматологический прием, но это быстро удалось исправить. Субботние дежурства в поликлиническом отделении распределялись с большим скрипом. Коллеги не имели желания работать по субботам – у кого-то дача требует присутствия, у кого-то семейное празднество запланировано, а кому-то для здоровья нужно отдыхать два дня подряд… После вывешивания графика на следующий месяц заведующую отделением начинали изводить упреками и просьбами.

– Юлия Геннадиевна, разве вы забыли, что я в прошлом месяце лишнюю субботу взял по вашей просьбе? Я надеялся, что вы учтете это при составлении графика!..

– Юлия Геннадиевна, у меня племянница шестнадцатого замуж выходит, а вы мне рабочую субботу поставили!..

– Юлия Геннадиевна, ну уж меня-то, как пенсионерку, можно было бы не запрягать по субботам?..

Понаблюдав за этой кутерьмой, Михаил сделал заведующей отделением предложение, от которого та не смогла отказаться – вы меня переводите на венерологический прием, а я за это обязуюсь работать по субботам, беспрекословно и постоянно. Свободного времени у Михаила было много, а уехать в Москву можно и после приема, который заканчивался в два часа.

– Ты продался в рабство ради служения Венере! – пошутил Даниил Юрьевич.

– Она этого заслуживает, – ответил Михаил. – Однозначно!

Глава четвертая. Роковое полотенце

К молодым врачам пациенты относятся настороженно, часто интересуются, где доктор учился и давно ли вообще работает. Обучение в столичном вузе и прохождение ординатуры в Государственном научном центре дерматовенерологии производили на пациентов хорошее впечатление, которое дополнялось солидными манерами Михаила. Для пущей солидности он попытался было отрастить бороду, но на восьмой день побрился – не понравилось. Ходить на работу в костюме и при галстуке тоже не очень-то нравилось, потому что Михаил предпочитал свободную одежду, но тут уж пришлось переступить через свои предпочтения. Имидж был продуман до таких мелочей, как «паркер», выглядывавший из верхнего кармана халата и парочка научных журналов на столе. Вообще-то Михаил знакомился с медицинскими новостями дома, в тишине и покое, но прочитанные журналы приносил на работу и держал на столе. Пациенты впечатлялись, когда доктор посреди приема раскрывал журнал, тыкал пальцем в статью и говорил: «Это как раз про ваш случай». Сразу понятно, что Михаил Владиславович лечит не по старинке.

С медсестрой Фаиной, бойкой дамочкой неопределённого возраста, Михаилу и повезло, и не повезло. Попросишь отнести в регистратуру карты или отыскать какой-нибудь анализ – пропадет, как минимум, на полчаса. Или скажет «я на минуточку», вроде бы в туалет, а на самом деле уйдет надолго. Но, с другой стороны, в одиночку работается свободнее, а это важное преимущество. Если нужна была приватность, Михаил давал Фаине какое-то «срочное» поручение и спокойно общался с пациентом. Сестринскую работу Михаил принципиально не делал, чтобы Фаина не разбаловалась окончательно. Отработанные карты перекладывал к ней на стол и просил пациентов подождать, пока придет медсестра и выпишет направления с рецептами. Исключения делал только для скандалистов-торопыг, которым дай все прямо сейчас, иначе они побегут жаловаться. Короче говоря, приспособился и был доволен. Даже Фаинину болтливость использовал в рекламных целях – то расскажет, как в ординатуре поставил трудный диагноз быстрее профессора, то «по секрету» расскажет, что работает над монографией о лечении хламидиоза, то еще что-то в том же духе… Когда Фаина поинтересовалась почему «такой красивый и умный мужчина» до сих пор не женат, Михаил ответил, что собирается заняться устройством личной жизни только после защиты кандидатской диссертации. Убил одним выстрелом двух зайцев – лишний раз подтвердил свою серьезность (диссертацию пишет, ого!) и немного охладил пыл диспансерных незамужних дев, которые изрядно доставали своим вниманием. Самой активной была дерматолог Дроздова, сорокалетняя экзальтированная брюнетка, косившая под Анну Ахматову. Волосы она собирала в пучок на затылке, смотрела томно-многозначительно и постоянно куталась в кружевную вязаную шаль с длиннющими кистями, которая снималась на пять минут после очередного замечания заведующей отделением, а затем снова оказывалась на плечах.

– Я постоянно мерзну… – пожаловалась Дроздова при знакомстве. – От одиночества. Одиночество – это ледяная клетка…

Во взгляде ее явственно читался призыв: «сломай же клетку и согрей меня своей любовью!».

– Гемоглобин не проверяли? – неромантично поинтересовался Михаил. – Железодефицитная анемия часто протекает бессимптомно, только руки-ноги мерзнут.

Дроздова поморщилась, словно услышала какую-то пакость, поплотнее запахнула шаль и ушла в свой кабинет. Михаил понадеялся на то, что продолжения не будет, но сильно ошибся. Дроздова избрала беспроигрышную тактику – она подгадывала так, чтобы уйти домой одновременно с Михаилом и ему в течение четверти часа приходилось терпеть ее общество. Ладно бы разговоры вела интересные, а то ведь несла всякую пургу. Например, посмотрит с загадочным прищуром и доверительно скажет:

– Я ноги не брею и подмышки тоже. Принципиально. Хочу, чтобы меня любили такой, какая я есть. Но там регулярно меняю антураж, потому что в женщине непременно должна быть изюминка.

Вот что на это можно ответить? Михаил молчал и улыбался.

На углу его дома, Дроздова зябко передергивала плечами и говорила:

– Сто лет мимо централа хожу, но все никак не привыкну. От него таким страданием веет, что сердце останавливается…

Эти слова звучали как предложение поднапрячься и проводить девушку до дому, чтобы ей не было страшно идти мимо Владимирского централа. «А вы на автобусе поезжайте, – вертелось на языке у Михаила. – Или перейдите на другую сторону улицы». Сам он ничего такого не ощущал. Ну – централ. Ну – одна из самых старых российских тюрем. Ну – решетки и колючая проволока. Ну и что с того?

Уяснив, что к себе домой Михаила заманить не получится, Дроздова решила напроситься в гости. На подходе к дому Михаила вдруг ойкнула и сказала, что подвернула ногу, да так, что ступить больно. Михаил заботливо усадил ее на ближайшую скамейку, вызвал такси и галантно заплатил водителю стольник за доставку травмированной страдалицы домой. Стольник ему Драздова назавтра вернула с таким трагическим видом, будто отдавала последние деньги. Ах, можно подумать…

Другие претендентки были посдержаннее. Строили глазки, угощали чем-то самопечным, норовили прижаться бедром на собрании. Но, по крайней мере, до дому не конвоировали, в гости не набивались и интимностями не делились.

Напутствуя сына перед отъездом во Владимир, отец сказал:

– Молодой специалист должен быть не как все, а лучше всех! Не упускай шансов!

Легко сказать: «не упускай». А что делать, если их нет? С пациентами тоже не все было гладко. Состоятельные люди и вообще весь местный солидняк предпочитал обращаться к своим, хорошо знакомым врачам, а не к какому-то залетному молодому человеку из Москвы. «Ничего! – говорил себе Михаил. – Всему свое время… Все будет… Все будет хорошо и даже очень».

«Первой ласточкой» стал главный художник местного драматического театра, который гордо именовался «академическим».

Войдя в кабинет, художник посмотрел на Михаила так многозначительно, что он сразу же попросил Фаину отнести в регистратуру отработанные карты. Когда Фаина ушла, пациент закатил глаза к потолку, покачал головой и сказал:

– Какое счастье, что вы здесь работаете!

Михаил от таких слов немного прибалдел – надо же, оказывается у него уже составилась репутация. Но следующей фразой пациент вернул его с небес на землю.

– К местным врачам я обращаться не хочу, потому что меня знает весь город…

История была старой, как мир, и банальной как салат оливье. В театр заявилась юная корреспондентка «Российского театрального журнала», которая сразу же очаровала пятидесятилетнего Олега Александровича. Он предложил ей поужинать вместе, после ужина был секс, а через несколько дней появилось чувство жжения при мочеиспускании и прочие прилагающиеся к этому ощущению симптомы. Ладно бы это, но до появления жжения Олег Александрович имел близость со своей законной супругой, которую горячо любил и сильно уважал (иначе говоря – побаивался). Симптомы у супругов появились практически одновременно…

– Сам не знаю, как все это случилось, – вздыхал Олег Александрович. – Бес попутал! На ужин я ее приглашал без задней мысли, просто хотелось, чтобы у девушки остались хорошие впечатления о театре. Вы же понимаете, что чем лучше впечатления, тем хвалебнее статья… А потом как-то само собой сложилось… Боже мой! Вы бы видели сейчас мою Машу! Впрочем, завтра вы ее увидите, мы вместе к вам придем… Сегодня я пришел, так сказать, на разведку, договориться о том, чтобы лечение было анонимным… А, может, не мы к вам, а вы к нам придете, а? Домой, за отдельную плату…

– Нет, на первый раз лучше уж вы ко мне приходите, – ответил Михаил. – Надо будет сдать кровь, мазок… Насчет огласки можете не беспокоится, из нашего учреждения ничего на сторону не выносится…

– Может и так, – хмыкнул Олег Александрович, – но даже сам факт прихода в ваше учреждение уже компрометирует.