– Привет, я магу табе памочь? – у хозяина огромные рыжие баки, точно у какого-нибудь капитана ирландского китобойного судна. На футболке – эмблема Белхейвенского пивного завода.
– Гаваришь, брат? Дейтсвительно, пахож. Нет, враде не видел.
И странное произношение. Северные острова?
– А вот ты мне знакома. Где-то…
– Нет, вы меня с кем-то путаете. Спасибо за помощь, мне пора.
Слева от двери еще одна реклама:
"Семьдесят фунтов за комнату на двоих. Размести сколько угодно детей до пяти лет на двух кроватях".
Мой пытливый мозг живо начинает трамбовать афганских детишек – не спрашивайте, почему именно их, – на злосчастные кровати. Мелюзга активно почкуется по закону геометрической прогрессии, пока не заполоняется всю черненую коробку. О-ох… Ну-ка, ребятки, брысь!
Поздний вечер. Лиловое небо с кляксами облаков, ряды рыжих фонарей вдоль улиц. Эми уже с корзиной попкорна: бродит у ступенек кинотеатра, и болотно-зеленые волосы подруги болтаются на ветру, точно какой-нибудь флаг растаманского пиратского корабля.
Каждые пять секунд девушка запускает руку в емкость и тащит ко рту экс-кукурузину: "Хрум!".
– Привееет! – машет попкориной. – Я тут уже прикупилась. Возьмешь только попить? Да? Нет, да, нет, да? Иначе я останусь завтра без обеда. Пожаааалуйста. Тут Ариадна с Блавандой, кстати.
– Красивые сапоги, Ада.
– Угум.
Ариадна – блондинка с третьим размером груди и соответствующим самомнением. Она встречается с двадцатитрехлетним парнем, менеджером в "Бизнес-центре на валу", и очень этим гордится.
Блаванда – на самом деле, Лаванда. У нее постоянно такое выражение лица, будто девушку вот-вот стошнит вам на ботинки; Рвотинка-блевотинка беременна, но упорно молчит от кого. Раньше… мы крепко дружили, и Лаванда часто гостила в нашем доме.
Сейчас она кажется мне чужой и холодной, словно какой-то внеземной разум.
Алые кресла, багровые гардины, кровавые стены; золотистая люстра из тех, что должны, нет, просто обязаны висеть в особняках знати. Такой у нас театр.
На экране римлянин – да, этот, с торсом чемпиона по гребле на байдарках, – расследует пропажу какого-то там знамени. Эми не смотрит – строчит каждые две минуты сообщения и улыбается. Опять, идиотка несчастная, влюбилась в Норманна Изеншоу, которого никому не показывает? У них, как же это… гусиная песня. Куриная. Лебединая!
– Ум! Вишневый, – сижу и глупо улыбаюсь, грызя сладкую попкорину, случайно попавшую в нашу корзинку.
– Уу-у! Дай половинку.
– Уже съела.
– Корова!
– Муууу!
– Эй, потише нельзя? – ворчит сзади парень лет восемнадцати. Жаль, он мне понравился.
– Привет, маленькая индианка.
Вздрагиваю и просыпаюсь. Римлянин в фильме нещадно дубасит бородато-беспомощных пиктов.
– Люк?! – неразличимый силуэт на фоне экрана. Горло сдавили ароматы сигарет "Жимолость" и одеколона "Крюндиг" с цитрусовыми. Эта смесь насквозь пропитала армейскую куртку Люка – потому я и хожу в ней, а еще специально курю и душусь, только чтобы не терять частицу брата.
– Сестренка, ты чего? – Эми явно испугана.
– Эй, ты не стеклянная! – блеет зануда сзади.
– Я… – смотрю на Эми, на то место, где видела Люка. Люди вокруг начинают шуметь. В кинотеатре жарко и душно; мне нужно на улицу. К брату…
– Да сядешь ты?
– Что за дура?
– Иди к мамочке!
Бегу к сцене. Боковая дверь, коридор, возмущенные крики за спиной.
Створка черного хода лязгает закрытым замком. Черт! Сзади топот ног – служащих или охранников. Здесь нечем дышать… Слышу свой хрип будто издалека, будто уплываю куда-то…
Толчок – створка распахивается в другую сторону, и я выскакиваю в переулок. Воздух!!!
– ЛЮК!!! – кричу изо всех сил, но кому? Тут пусто. – Почему ты избегаешь меня?! Люк…
Куртка осталась в гардеробе, так что меня скоро начинает колотить озноб. Куда теперь? Глухие – без окон – стены домов, синие мусорные баки и спуск на Бридж-стрит – больше ничего.
Выбегаю на улицу. Прохожие боязливо поглядывают на футболку с Тинки; одна женщина оттаскивает ребенка, который потопал с улюлюканьем в мою сторону.
Тут слишком много людей… Мне тесно.
Иду к центру. Обняла себя за плечи, и тщетно пытаюсь согреться.
Справа ресторан индийской кухни "Магна Тандори". Эми как-то решила поразвлечься: затащила туда и любопытничала у всех, что значит имя Майя.
Чуть дальше слева "Зеленый магазин": темно-изумрудные двери и рамы, салатовые стены. Прямо на окнах хозяева нарисовали слоганы вроде "Никаких испытаний на животных" или "Честная торговля". За стеклом, тем не менее, все вперемешку – тапки, футболки, открытки, бокалы, статуэтки и фото пропавшей женщины.
Пальцы совсем онемели от мороза.
– Люк? – выдыхаю облачко пара, и оно тут же осыпается искрами ледяных кристаллов. Неужели так похолодало?
Часы на магазинчике "Mod" показывают четверть одиннадцатого.
Может быть, брат пошел в другую сторону?
Бреду по Бридж-стрит к реке. На окне адвокатской конторы "Адам Дуглас и сыновья" – то же сообщение о пропавшем человеке.
Выхожу на набережную. Реку укрыл туман; мутные огоньки фонарей висят в воздухе будто сами по себе. Мир теней и эха.
Ариадна как-то показывала фото своего путешествия в Чехию – сейчас мне кажется, что Бервик со стороны реки очень похож на те снимки, на Прагу.