– Думаю, Артур, Вероника Игоревна там, где хочет быть. Знаю точно, что это место больше не в нашей общине. Иного мне, к сожалению, не известно.
Отец Николай мизинцем поправляет очки и подходит к двери. На пороге его сутулая фигура приостанавливается.
– Артур?
– М-м?
– Ты не можешь помочь Веронике Игоревне, но Диане в такую минуту очень нужны друзья. Как бы она себя ни вела и что бы ни делала. А ещё… – Отец Николай сверяется с часами и наклоняет голову, будто переливает мысли из одной половины черепа в другую. – Ещё вам стоит вернуться в класс, потому что через пару минут начнутся очень внеплановые антитеррористические учения. И если Евгений Леонидович будет меня искать, то скажите ему, что я взял грех на душу и взорвался с террористами.
Отец Николай улыбается, но как-то натянуто, через силу, и выходит.
Я удивлённо смотрю ему вслед и не сразу понимаю, что Валентин обращается ко мне.
– Чё?
– Да говорю, вот почему она в пустынь приходила.
– Кто?
– Ты спишь, что ли? Рептилия твоя.
Сперва я не понимаю, на кого намекает Валентин, и только секунд пять спустя мне в голову забредает Диана.
В приступе лунатизма, в шапке-гандонке и с пачкой объявлений под мышкой.
Объявлений о пропаже мамы?
– Сын мой! – восклицает Валентин прежде, чем я возмущаюсь «рептилии», и стучится в среднюю кабинку. – Ты там срёшь, что ли? Сейчас начнётся учебная тревога.
– Угу, – мычит Коваль. Звучит он будто из унитаза.
– Долго ещё?
– Да чё-то паровозик… – доносится рокот пердежа, – не едет.
Под звуки этой высокоинтеллектуальной беседы я направляюсь к раковине и дёргаю вентиль крана.
Диане нужны друзья?
Ой, да идите вы в баню!
Диана УДАЛИЛА меня из «друзей».
Диана добавила меня в чёрный список.
Диана показала мне средний палец.
Ладно, последний пункт вычёркиваем за мелочностью, но – но! – Диана ни словом не обмолвилась о маме, не попросила ни о помощи, ни вообще о чём-либо – хотя уже вовсю клеит объявления по столбам.
Так почему я должен что-то делать?
Потому что обещал Веронике Игоревне поговорить с Дианой?
Потому что их семью преследует коллекторское агентство?
Потому что друзей не бросают в беде?
Ну, так мы уже не друзья с Дианой. Кончено. Кончено!
Волосы у меня встают дыбом от понимания, насколько глубокая пропасть пролегла между нами.
Чем больше я об этом думаю, тем больше чувствую леденящую жуть беды, которая затаилась рядом. Тем больше чувствую вину – потому что сердцем или душой, но я давно уже оставил Диану в прошлом.
Предал её внутри себя.
Мои грязные руки зло дёргают вентиль. Трубы хрипят, сипят, но струя не появляется. Ну конечно. Святой отец умылся – так почему бы небесам не отключить воду?
Я вытираю ладони о штаны, достаю телефон и, чувствуя беспокойство, дрожь, выстукиваю по экранчику номер Дианы.
Ответь.
Открой рот и ответь, рыжая.
Гудит нота ля в динамике, обрывается. Звучит снова. Я замираю от напряжения. В кабинке Коваля раздаётся очередная канонада, и что-то тяжёлое, непотопляемое плюхает в воду. Я морщусь, инстинктивно прикрываю нос. Валентин аплодирует, Коваль бурчит «иди в жопу», и тут в динамике щёлкает. Правое ухо наполняет шорох ветра.
– Д-диана?
Молчание.
– Это я! Я только узнал…
– Иди на хер, – доносится чистый и холодный голос.
Поначалу он звучит приятным контрапунктом к шумам туалета, но затем активная часть разума включается в процесс и идентифицирует обертона Дианы.
Звук ветра пропадает.
Мой взгляд опускается на экран, где мигает тёмно-серым «Вызов завершён».
М-да.
К своей чести, я принимаю сброс с английским спокойствием.
«Ну, она заговорила, – соглашается внутренний голос, – и на том спасибо. Всё-таки Диане тяжело. У Дианы сложная ситуация. Ей нужны друзья, как бы она ни вела себя».
В голове всё звучит разумно, логично, но потом в три отрывистых мяучит сигнал тревоги, и что-то горькое, кипящее выплёскивается в солнечное сплетение. Я до боли вдавливаю палец в экран и перезваниваю Диане. Доносятся мерные гудки и соединяются в голове с завыванием репродуктора, с антилопьим топотом из коридора, с приглушённым ржачем и выкриками учителей, которые тщетно пытаются не превратить учения в бедлам.
Диана не берёт трубку.