Дар

Стефан медленно кивнул своим мыслям, вышел и прикрыл дверь с табличкой "Палаты для зараженных". В коридоре стояла гнетущая тишина. Ворванки на стенах озаряли бледно-васильковым светом двух санитаров, которые несли тело. На большом пальце трупа качалась, сверкала и брякала медная бирка: "Йонниберг Найбтройц".

Стефан с облегчением снял противогаз и вытер потное лицо. Он вспомнил молодчиков из магистрата: как у них так же сверкала медь на погонах, как чиновники орали и требовали "четкое, ясное" объяснение. Они повторяли и повторяли это, и перебивали друг друга – каркали, будто стая воронят, будто Стефан оглох и отупел на склоне лет. Наверное, молодчики испугались. Наверное, на жироперерабатывающих фабриках и китобойных судах участились рабочие стачки, Наверное, Риберийская республика захватила новую зону китобойного промысла, когда тут, в столице, устроили эту выставку с сотнями жертв. Кто бы не испугался?

Стефан очнулся от мыслей и заметил, что у стены сидит врач. На его переднике блестели потеки черной жидкости.

– Госпдин дознаватель, – доктор улыбнулся. Взгляд у него осоловел, язык заплетался. – Я, если пзволите, насчет вашего задания.

– Задания?.. – не понял Стефан и хитро улыбнулся в ответ. – Какого же такого задания, молодой человек?

– Ну если позволите, вы прсили говорить, когда на телах будут особые приметы. Вот сейчас была змея. Была змея. Клеймо змеи с двумя глвами. Если это поможет установить личность…

Стефан сцепил руки за спиной и покачался с носка на пятку.

– Змея. Зме-я… Да, а скажите-ка, а заразился этой гадостью кто-то новый? Из персонала? На улицах?

Врач покачал головой.

– Только из музея, гсподин Зееман.

– Если так, беда.

Врач в отчаянии махнул рукой.

– Хуже. Сывротка из бычьей крови не помогает, Галицианский бльзам не помогает. Мы только и можем, что давать им душицу, чтобы заглушить боль.

***

Корделия подергала цепь, которой привязала девушку к стулу. "Предмет" выглядел устало и по-прежнему не шевелился. На голове его косо сидела мужская шляпа-цилиндр, рукав белого платья, по низу которого бродили солнечные зайчики и взбиралась морская цепь, отрезали. Люди подходили и подходили, и гладили девушку, и втыкали перья в ее черные волосы, и жали ей руки, и от этого нескончаемого потока в зале сделалось так душно, что Корделия взмокла.

Вдруг из толпы выбежал солидный господин.

– Все, что угодно? Ну на тебе, все, что угодно.

Он поднял стакан и вылил содержимое на голову девушки. В воздухе запахло спиртным, капли влаги в черных волосах и на лице девушки заискрились в золотистом свете из окна. У Корделии внутри похолодело.

– Ну, – мужчина зло улыбнулся. – Нравится?

Девушка не отреагировала, только в ее фигуре появилось легкое напряжение.

– Нравится? Я тебя спросил.

Корделия поморщилась, взглянула на часы и, поправив шляпную булавку, двинулась через людское болото. От некрасивой сцены сделалось гадко, и Корделия вернулась бы, если б не потратила на цепь столько сил. Она оглянулась – грубиян говорил что-то девушке, и его тень накрыла глупышку. Корделия покачала головой, обогнула парочку модниц и услышала конец фразы:

– … что я вырвала у нее, хи, волосок.

– Фу! Зачем? – донесся ответ.

– А ты зачем заставила ее встать на одну ногу?

– Это хотя бы смешно. А вырывать у людей волосы – как минимум, не знаю… невежливо!

Корделия остановилась. Под сердцем будто заледенело, и она снова оглянулась на "предмет". Его перетаскивали из угла в угол два господина во фраках. Они засмеялись, затем один взял из саквояжа розу и вложил в руку "предмета". Корделия с ознобом поняла, что мужчины изображают похороны. Она не выдержала – бросилась к ним, опустилась на колени – ее темно-фиолетовое платье зашуршало по мраморному полу – и потянула цепь на себя.

– Что вы делаете? – спросил мужской голос. Корделия на миг остановилась, и вопрос повторили.

Корделия дернула головой и наклонилась к лицу девушки, по которому бродили полосы солнечного света.

– Простите, velaho.

Девушка не ответила. Она не двигалась, не моргала, и только грудь слабо поднималась и опускалась в такт дыханию. Корделия сбросила витки цепи и сказала тихонечко:

– Уходите отсюда быстрее, velaho.

Что-то изменилось в зеленых глазах, но "предмет" так и не пошевелился. Корделия вздохнула.

Пора. Пора. Корделия встала и пошла сквозь толпу, и тут увидела Йонниберга.

***

Два дня спустя, в убогом доме посреди портового района, Стефан открыл дверь на втором этаже. В комнате царил полумрак. Стефан зажег ворвань в переносной лампе и окунулся в него, будто в прохладные темные простыни.

Шкафы. Стол. Один стул. Снова шкафы. Казалось, все было на месте, и в то же время чего-то не хватало. Стефан подошел к окну, которое выходило на кирпичные трубы жироперерабатывающего завода. Среди них плыла луна, и ее мерцание серебрило деревянный стол. Из центра его торчал нож, на краю свалили одежду. Тут же вздымала меч глиняная фигурка – воин с двумя факелами за плечами; и чашка сушила вино на донышке, и пахло кислятиной, и пожухлые розы свисали из недопитой бутылки. Когда Стефан протянул руку к цветам, бурые лепестки вздрогнули и осыпались с мягким шорохом.

– Давно ли она у вас сняла комнату, госпожа Свенсон?

– Я вам уже сказала.

Стефан лукаво улыбнулся, хотя внутренности скрутило: он заметил бордовые пятна вокруг ножа и на лезвии. На столешнице угадывались очертания тонкой кровавой ладони, и выходило, что девушка до остервенения играла в ножички сама с собой.

– А, если так, уважьте старика еще раз, госпожа Свенсон. Будьте уж любезны.

– Года два назад, – нудным тоном ответила хозяйка из коридора. – Пришла, улыбается, как проклятая, аж скулы сводит, и говорит: "Дайте мне комнату, милая женщина". Ну, я и дала. Может, таки обождете час-другой? При центральном-то освещении виднее. Если бы не отключали еще…

Стефан скривил губы. Он подумал, что женщина наверняка воровала ворвань из жироподающей трубы и сваливала все на "отключения". Половина города так делала, и а другая половина об этом знала – городская система снабжения, магистрат, департамент дознания, – и все закрывали на это глаза. Люди – ну что с них возьмешь? Они столетиями воровали, убивали и торговали собой, и варили некачественный алкоголь, и пили отвар душицы.

"Отвар… Пожар…" – закружились в мыслях рифмы. Стефан мотнул головой и двинулся вдоль стены и книжных полок. На заголовках царил Север: "Закат и падение Северной империи", "Северные кочевые народы", "Налогооблажение у северных народов: от древних племен к Орде, от Орды – до наших дней". Стефан провел по корешкам пальцами и вспомнил, что девушка окончила тривиум по истории северных искусств. Седьмая или восьмая женщина, которая получила высшее образование в Леемстаде, но не стала от этого и на талер счастливее.

Стефан двинулся дальше и обратил внимание на две свечи в нише стены. За ними, в глубине, окоченел портрет Герцогини Льда в молодости (ах, какая же она была красивая!), а под ним – конверт. Стефан поцокал языком и, поставив лампу в нишу, вытянул письмо.

Судя по штемпелям, его доставили пару лет назад, но оно до сих пор дышало тяжелым ароматом духов.

В СООТВЕТСТВИИ С ВОЛЕЙ ЕЯ БЛАГОРОДИЯ НАПРАВЛЯЕМ ВАМ ИЗВЕЩЕНИЕ И ПРОСЬБУ БОЛЕЕ НЕ БЕСПОКОИТЬ ЕЕ ЗПТ НЕ ПРИНОСИТЬ ЕЙ ДЕНЕГ И НЕ РАСПРОСТРАНЯТЬ СЛУХИ О ВАШЕЙ ЗПТ ЯКОБЫ СУЩЕСТВУЮЩЕЙ ЗПТ РОДСТВЕННОЙ СВЯЗИ ТЧК ПОВТОРЯЕМ ЗПТ ВАС ВВЕЛИ В ЗАБЛУЖДЕНИЕ ТЧК ТАКЖЕ ЗПТ В СООТВЕТСТВИИ С ВОЛЕЙ ЕЯ БЛАГОРОДИЯ ЗПТ ВОЗВРАЩАЕМ ВАШИ ТРИСТА ШЕСТЬДЕСЯТ ТАЛЕРОВ ТЧК ПРИНОСИМ НАШИ ИЗВИНЕНИЯ ЗА ЭПИЗОД В ИМЕНИИ ТЧК ЛИЧНЫЙ ПОВАР ЕЯ БЛАГОРОДИЯ ЗПТ ЛИЧНЫЙ ДВОРЕЦКИЙ ЕЯ БЛАГОРОДИЯ ЗПТ ЛИЧНЫЙ КУЧЕР ЕЯ БЛАГОРОДИЯ ЗПТ ФРЕДРИК ЭГБЛАД

– Госпожа Свенсон, вы мне по секретику скажите: к ней гости-то захаживали? – Стефан помедлил и вложил письмо обратно в конверт. – И не то чтобы любые гости, а мужские. Трутни, тасказать?

– Что я, следила что ли? – сердито ответила хозяйка. – Мать ее приходила.

– Мачеха.