– А мух убивать – хорошо или плохо?
– Конечно, плохо. Не будут летать да жужжать – и нам скучно, и лягушкам есть нечего.
– Но они же глупые!
– Зато мы умные!
– А почему люди зверей в клетках держат?
– Потому что мы не только умные, но и опасные. Нельзя зверяткам меж нас просто так гулять. Либо подстрелим, либо машиной задавим.
– А чем ночь хуже дня?
– Тем, что чернее, и тревожнее.
– А чем лучше?
– Да снами, конечно. И тем, что короче. Заметил, наверное? День-то у нас долгий, еще и дожить, дотянуть до вечера надо, а на ночь лег – и тут же проснулся.
– Мы что, одну секунду всего спим?
– Кто одну, а кто и все три – особенно, если видит сны.
– А если сны грустные?
– Значит, день будет веселый. И наоборот.
– Деда, а, правда, что человек произошел от обезьяны?
– Конечно, правда. Есть такие, что и от крокодилов произошли, и от бегемотов с ехиднами. Ты вот, скорее всего, от кенгуру произошел. Или от кузнечика.
– Потому что прыгаю? – Юрка счастливо смеялся. – Да… Это я люблю. А скажи, деда, солнце на землю может упасть?
– Да проще пареной репы. Особенно если кто похулиганит с рогаткой. Или мяч футбольный не в то место залепит…
Так примерно они и разговаривали. О жизни, о смерти, о происхождении видов. Все решалось сразу и на месте – без рассусоливаний и откладывания в долгий ящик. Кстати, и про «ящик этот долгий» дед тоже внуку давно все толково разъяснил. Вроде как у каждого человека такой имеется – в карманах, в рюкзаке, в багажнике. У кого-то – со спичечный коробок, а у кого-то размером с целый дом. Вот и складывают туда люди нужное и ненужное по-разному – вопросы, дела, неприятные обязанности. Иногда по чуть-чуть – щепоточками, а иногда и целыми тюками. Сам дед Степан, по его словам, этот ящик вовсе выкинул за ненадобностью. Потому и гранату они взялись делать сразу, как вернулись домой.
Конечно, граната – не рогатка, вещь значительно более сложная, однако и не компьютер с плазменным телевизором. Сперва скрутили банковской резинкой с десяток старых фломастеров и карандашей, для надежности укрепили их пластилином. В набалдашник встроили пару угловатых булыжников, крепко замотали чулком. В щели и неровности насовали обломков от старой расчески. «Это целлулоид, – пояснил дед. – Полыхнет, что твой напалм». После замазывали, придавали нужную форму и укрепляли все тем же пластилином. По краям красиво насовали спичек.
– Видал? С такой штукенцией никуда не страшно пойти. – Дед тряхнул гранатой. – Так что никого не бойся, Юрок. Никого и ничего. А будешь бояться, мужиком не вырастешь.
– А просто мальчиком – вырасти нельзя?
– Эх, милок… Мальчиком уже не получится. Они ведь все в детстве остаются. А во взрослую жизнь пускают только мужчин.
– По росту, что ли?
– В том-то и дело, что по паспорту.
– Это плохо, – огорчился Юрка.
– И не говори! Плохо, конечно, а что делать? Для того и скатали гранату.
– А как она работает?
– Граната-то? – дед Степан потер лоб. – Да так и работает: встречаешь злодеев, делаешь два честных предупреждения, а после размахиваешься и кидаешь.
– А дальше?
– Дальше она падает, шоркает спичками по земле и возгорается.
– Сама? – ахнул Юрик.
– Конечно, сама. Автоматика же… Сперва чулок вспыхивает, потом пластилин с целлулоидом, и добегает, значит, вся эта карусель до стержней карандашных. Слыхал про графитовые бомбы? Вот и у нас стержни из графита. Ахнет так, что мало не покажется.
– Здорово! – восторгался Юрка.
– Еще бы не здорово, – дед грустно вздыхал. – А пока пойди, спрячь под койку. Может, завтра еще что-нибудь прикрутим.
***
Вечером дед Степан отправился в ближайший гастроном. Конечно, и названия такого уже не было, но многие продолжали по привычке именовать нынешний супермаркет гастрономом. Вот и он называл. Какой там, к лешему, супермаркет! Площади-то ни метр не увеличились, и даже часть прежних прилавков сохранилась, а туда же – супер да еще маркет! И какая разница, где покупает человек пиво с вином? Главный момент – почему покупает? А этот вопрос с давних пор также не изменился ни на йоту. Как пили люди, так и продолжали пить по-прежнему, и новый экономический строй в процентном соотношении порождал трезвенников ничуть не больше.
В общем, повод у него имелся. Очень уж прижало после того охальника в лесу – прямо как заноза ледяная вошла меж ребер. Ну, и решил выпить – попробовать растопить болезненный холод. Очень уж остро и как-то без пауз заныло сердце, да и улыбаться зверски устал. А как не улыбаться – при Юрке-то? То есть, сам внучок вроде и не спрашивал уже ни о чем, может, даже забыл про минувшую напасть, но сам дед помнил все преотлично. До последней стервозной мелочи. Хотя именно эти мелочи стоило поскорее забыть. Потому что распухала от них грудь сильнее и сильнее, и заноза лепилась к занозе, вырастая в недобрый муравейник. Верно, от таких вот мыслей стариков и скрючивает прежде времени. Носы, спины, глаза – все в землю заворачивает – вниз, стало быть. Молодость-то – вся насквозь курноса – глаза, руки и прочие органы – все вверх да в высоту, как ракетные установки, а у стариков иной коленкор. И плуг с сохой здесь совершенно ни при чем. Да, верно, и забыли уже, что такое – пахать и сеять. Не соха, а обида людей сгибает – тяжелая неподъемная обида. И тут уж надо либо уметь по-девичьи крепко забывать, либо вздымать ношу над собой да метать ее в волны куда подале – как какой-нибудь Стенька Разин…
С купленным пивом дед зашел под навес к столикам. Угадал пару знакомых старичков, к ним и подсел. Те тоже прихлебывали пиво, привычно ворчали о вечном:
– Хотел давеча окрошку сделать, кваса нет, – забыли поставить. Ну, взял в магазине, а он сладкий! Главное – написано: «Окрошечный», а он сладкий! Это как понимать?
– Так сахара туда сыпанули.
– Понятно, что сахара, но спрашивается – на кой ляд? Это ведь не компот, не ликер какой. А они и закуску хреновую сахарят!
– Сейчас все кругом сладкое. Это они жизнь нам подслащивают, – соседушка едко хихикнул.
– Хорошенькое дело! А если у меня диабет? Если я не могу есть сладкое? Я что – за продукты без сахара еще и приплачивать должен?
– А ты как думал! И приплотишь, куда деваться-то.
– Сейчас и лекарства сладкими делают, – придвинулся ближе дед Степан. – Сиропы там разные, таблеточки. А мой Юрчик их, к примеру, не может пить. Не любит он сладкое, понимаешь! И что делать? Других-то лекарств для маленьких уже нет. Еще и пасты зубные для них с сахаром. Так он плюется, мою втихаря берет.
– Во-во, даже дети кривятся, а нас, старых, вовсе в расчет не берут. Главное – весь хлеб перепортили, нормального ржаного уже и не найдешь. Про колбасу я не говорю – химия сплошная! Недавно простую морковку брал – в пакетике ярком таком, домой принес – горькая! Нет, ну, правда! Варить пробовали – а она все одно, горькая. Потом уж взял очки, прочел на упаковке – так ее, слышь-ко, из самого Израиля сюда привезли!
– Ох, ты, едрен батон!
– Вот тебе и батон! Уже моркву из-за границы тягаем. Совсем, значит, обезножили.
– Свою землю надо иметь, тогда и выращивай что хочешь.