Звериный круг

– Советуешь переметнуться?

– Все правильно, сынок. Мы с тобой люди маленькие – те самые, о которых ноги вытирают. Так что не строй из себя девочку. Ты не Труфальдино, чтобы подмахивать двум хозяевам… – Чапа настороженно повернулся. Через раскрытое окно долетело далекое треньканье трамвая. – В общем, я сказал, ты услышал. Дальше решай сам.

– Спасибо, – кротко поблагодарил Валентин. – Я подумаю.

– Думай, думай, – Чапа криво ухмыльнулся. – Только недолго.

– Кстати, – Валентин взглянул на часы, – можешь отправляться домой. Твоя смена уж два часа, как закончилась. А я пока пройдусь по территории.

Уже в дверях Валентин обернулся.

– Гоша не заглядывал?

– Гоша? Это тот мужичонка зачуханный? Вроде нет, не помню. Карбузый заходил, а этот нет. Зачем он тебе?

– Так… Стихи брал почитать, все никак не вернет.

– Чего? Стихи? – Чапа выглядел обескураженным. – Этот чухонец читает стихи?

Не отвечая, Валентин вышел в коридор.

***

«Зачуханного мужичонку» он обнаружил в щитовой. А перед этим еще раз побывал в кладовых, заглянул в пустующий душ. Именно в таких местах Гоша прятался от людей. Забитое существо, вызывающее у одних жалость, у других смех. Костлявый и нелепый, он был обряжен в такую же нелепую одежду: мышиного цвета брюки, боты на металлических молниях, вельветовая куртка времен шестидесятых и лыжная шапочка, не покидающая головы в течение всего года. Разнорабочий стадиона скрывал под ней лысину – главный объект насмешек. «Шмурики, откуда у нашего Гоши плешь? Червонец тому, кто расколется!..» Обычно не раскалывался никто, зато все с удовольствием гоготали. Гоша работал на стадионе уже пятнадцать лет и все это время неизменно числился в категории разнорабочих. Видно, сама природа снабдила его незримым седлом, на которое без конца вползали любители чужих загривков, посылая разнорабочего за пивом и сигаретами, заставляя копать, пилить и красить, под плохое настроение награждая оплеухами и пинками. И Гоша выполнял все безропотно, умудряясь однако сохранять при этом толику достоинства. Он играл роль отзывчивого малого, не желая признаваться ни себе, ни окружающим, что мало-помалу превратился в забитого раба. Именно эта нестыковка кажущегося и реального подтолкнула Валентина взять над Гошей опеку. Опека оказалась обременительной, не раз и не два приходилось разговаривать жестко, и тем не менее от Гоши отступились.

Разглядев в полумраке скрюченную угловатую фигуру, Валентин повернул тумблер и шагнул в щитовую.

– Привет, пролетарий!

С радостной суетливостью Гоша соскочил с лавки, пожав протянутую руку, неуклюже поклонился. Он действительно был рад Валентину, но улыбался смущенно и неестественно. Жизнь крепко поработала над ним, коли отучила делать такие простые вещи. Встречаясь с Гошей, Валентин нередко испытывал приступы раздражения. Согбенная фигура несчастного разнорабочего вызывала в нем слепую безадресную ярость. Почему ве так случилось, почему не срослось? Кто был в большей степени виноват – гены, семья или школа? Можно было ручаться, что подобных Гош по стране насчитывались тысячи и тысячи… Он с трудом взял себя в руки. В жизни мириться приходилось не только с этим, но именно в случае с Гошей он сознавал полное свое бессилие.

– Садись, – Валентин кивнул на скамью, а то Гоша так бы и стоял перед ним, словно рядовой перед генералом. – Садись и рассказывай.

Что-то пробормотав, Гоша зачем-то обошел скамью кругом и только потом неловко присел на самый краешек. Шагал он тоже нелепо – точно балерина выворачивая носки наружу, покачивая при этом костлявыми плечами, опасливо косясь по сторонам. Словом, – недотепа из недотеп. Смешной и жалкий, добрый и надежный.

Прежде чем заговорить, Гоша помолчал, собираясь с мыслями, плавным движением, словно пианист перед игрой, выложил на колени кисти рук.

– Сегодня прибирал в коридорах, – низким медлительным голосом начал он. – Чужих вроде не было. Начальники дважды собирались в кабинете, о чем-то ругались. Потом пили. Степчика заставили нырнуть с вышки, он жутко боялся, а все смеялись. Потом он еще нырял, пока не наглотался воды. Яша его шестом вытаскивал… А с утра суетились с сауной: меняли деревянную обшивку, вызывали техников.

– Во-от! А говоришь, чужих не было.

Гоша виновато заморгал.

– Техники тоже из наших, – несмело промямлил он. – Обслуживают котельную. Одного Павел зовут, другой – седенький такой… Не помню имени…

– Ладно, продолжай, – Валентин успокаивающе махнул рукой.

– В общем сауну отладили. Сейчас там Яшины ребята, ну и… Некоторые из гимнасток, – Гоша густо покраснел. – А Сулик с Малютиным в бильярдной. Играют на деньги.

– Стало быть, вся гоп-компания кроме Алоиса? Жаль.

– Ну да, – Гоша неуверенно пожал плечами. Он словно ощущал некую вину за сказанное.

– Больше ничего?

На Гошином лице отразилась тихая паника. Плечи его снова поползли вверх. Он искренне переживал, что не может ничего добавить к рассказу.

– А помнишь – то, о чем я тебя просил? – Валентин заговорил чуть тише.

Разнорабочий испуганно встрепенулся. Голова его часто закивала.

– Да, это я сделал! Батарейку вставил, как вы просили.

– Никто тебя не видел?

– Нет, все тихо было, – Гоша заволновался. – Вчера ведь что было? Ну да! Они как раз в бильярдную ушли. А я взял совок с веником, как вы советовали – ну, и пробрался туда.

– Вот и молодчина, – Валентин похлопал его по плечу. – Ты все сделал правильно. Главное – спокойствие и осторожность. Если кто рядом, не рискуй… Как там наш Коля-Николай? Зубы по-прежнему не вставил?

– Он хотел, но туда надо днем, а Степчик не пускает. Днем – уборка территории, надо сжигать ящики, мусор, а тут еще новые дела навалились.

– Ясно. Значит приятель по-прежнему шепелявит. Зря.

– Я ему тоже говорил. Конечно, надо сходить! – губы у Гоши задрожали. Он и тут ощущал себя виноватым, хотел оправдаться, но не получилось. Коля-то Николай и впрямь шепелявил, и факт этот перевешивал все его Гошины старания… Приглядевшись к нему внимательнее, Валентин нахмурился.

– А ну-ка повернись, дружок!.. Еще немного. Так… Кто это тебя?

Левая щека у Гоши выглядела чуть припухшей. Синева еще не проявилась, но догадаться о случившемся было несложно.

– Кто-нибудь из Яшиных орлов?

Гоша понурил голову. Обстоятельства своих многочисленных избиений он предпочитал скрывать. Валентин вспомнил недавнюю усмешку Чеплугина.

– Не Чапа, нет?.. Ну, слава Богу. Тогда кто? Степчик, что ли?

Гоша не ответил, но по дрогнувшим плечам Валентин понял, что угадал. Степчику многое сходило с рук. Помощник директора слыл первостатейным хамом и частенько пускал в ход кулаки. Кое-кто поговаривал, что он гомик, и Валентин не видел причин не верить этому. Что-то в Степчике и впрямь виделось инородное. Даже то, с каким пылом утверждал он всюду свое мужское начало, невольно доказывало обратное.

– Подожди! Он что, приставал к тебе?

Гоша опустил голову. Пальцы его стиснули худые колени.

– Вот, значит, как… – Валентин невидяще уставился в пространство. Мерзкий холодок прокрался в грудь, стало больно дышать. Времена Акакий-Акакиевичев не прошли. Только когда-то над ними смеялись и в подворотнях стягивали шинельки. Сегодня их били без всякого стеснения, лишали зарплат и насиловали… Подобного бешенства Валентин не испытывал уже давно. Заставив себя разжать кулаки, глухим голосом спросил о совершенно постороннем.

– Там на главном складе какие-то ящики. Не видел, что в них?

Гоша заерзал на лавке, робко пролепетал:

– Какие-то банки… Ребята вскрывали, но я не видел. Может тушенка?